Дитя короля (СИ)

Но заточение сказалось на ее психике. Она часто замыкалась, уходила в себя, днями смотрела в одну точку, не шла на контакт. Два месяца были пыткой и для меня, и для нее. Для меня, потому что живое общение лечит, и я нуждался в нем, а для нее — даже одного говорящего человека было слишком много, слишком шумно для ее израненных эмоций. Она чужие эмоции ест, но не значит, что у нее своих нет, она их просто отлично прячет. На удивление Ри не проявляла симпатии ко мне, не смотрела с интересом или вожделением, несмотря на то, что несколько сотен лет не была с мужчиной. Возможно, она чувствовала, что это бесполезно: я люблю только Дарайну. Да и стигма на груди, на которую время от времени бросала взгляд эмонес, горела алым, просвещая плотную ткань рубахи, и была лучшим доказательством любви вместо тысячи слов.
Мун шел возле Дары. Двигался спокойно, но по подрагивающим ушам я знал, что он настороже.
Хруст под ногами, щелчки со всех сторон, гудение ветра где-то в черных ветвях над головой, и луна, что ярким глазом наблюдает за нашим бегством из Вастенского леса. Все это хотелось пропустить, пролистнуть, но от правды и реальности не спрячешься.
Дара идет рядом: у нее поменялась походка, хотелось бы улыбнуться, так она теперь косолапит и переваливается, но не до смеха. Девушка отказалась от помощи и поддержки в пути, но я вижу, что ей совсем худо. Два месяца без нормальной еды, только магическая патока, а ребенку нужно полноценное питание, иначе он будет тянуть жилы из матери. Она едва не светится от худобы, кости торчат, скулы заострились, глаза залегли глубже и помутнели, только живот выпирает. Нерожденный малыш — сильный маг, он выжмет из девушки все силы до капли, и Дарайна из-за истощения может погибнуть при родах. Еще четыре месяца до этого события, я могу и не увидеть рождение сына, но здесь и сейчас должен их обоих защитить вопреки всему.
Сжимая кулаки до неприятного хруста косточек, иду дальше. Нужно решить, что каждый из нас оставит в магическом лесу. Чтобы выйти, нужна жертва. Потому эмонес и не выбралась из ловушки: ей нечего оставить, у нее ничего нет. Она умеет только брать, но не отдавать.
Впереди чернота расступается, и нам навстречу выплывает зеленоватое марево блуждающего портала, который мы чудом выловили ловушкой Ри.
— Прощайте, — сухо и безэмоционально говорит девушка. Золотые волосы распадаются по худым плечам, переливаются под освещением луны. — Ты знаешь, что делать, король Мэмфриса.
Дара вскрикивает и показывает пальцем в темноту справа. Я вижу, как черные ветви взволнованно качаются, и подкрашиваются в глубине леса синим пламенем.
— Что-то чужеродное! — Ри резко бросается вперед. Лес вокруг начинает гудеть, будто живая тварь пробудилась ото сна и собирается нас поглотить. Эмонес кричит от напряжения, упирается на сильные ноги и расставляет еще шире руки, с которых срываются звонкие черные бусины: — Быстрее! Выбирайтесь! Если это живая магия, я смогу удержать. Поспешите!
Синий сгусток стремительно летит на наш единственный шанс спастись. Римерия трясется, пропахивает землю ботинками, отъезжая назад, но удерживает защиту вокруг портала. Черный песок застилает воздух, мелкие ниточки скользят из кончиков ее пальцев, плетут сеть, чтобы словить каждую каплю враждебных эмоций.
Мун собирается прыгнуть в чащу, намереваясь сбить нападение синего шара, но я с криком останавливаю его:
— Не смей! Защищай Дарайну! Выводи ее!
— Эмилиан, что ты делаешь? — испуганно шепчет невеста и замирает на одном месте, скривившись от боли. Ее грудь вспыхивает едкой зеленью, а мне хочется взвыть от отчаяния, потому что раскрытие Стихии Земли выбьет девушку из защитного купола. Ну, почему сейчас?! Она же совсем ослабла, как такое может быть?!
— Дарайна, сдерживай магию, пока не выйдешь из леса! — умоляю ее, сжимая сильнее меч. Лозы пробужденного леса хлещут по рубахе, разрывая ткань и кожу плеча, и от взмаха моего оружия разлетаются грязной трухой и лохмотьями.
— Оно само, я не могу контролировать, — асмана кладет ладони на грудь и смотрит ошарашенно на растекающийся под платьем зеленый кисель. Я оттаскиваю ее подальше от черных лоз, хочу увести ближе к порталу, затолкнуть ее в наш мир, но мягкий грунт леса внезапно каменеет, мешает движению, преграждает путь валунами, что выворачиваются из-под плотных корней.
 
Мы едва не летим лицом вниз, чудом удерживаемся друг за друга. Я встряхиваю Дарайну за плечи, смотрю в ее пылающие зеленью глаза и схожу с ума от того, что мне придется сделать.
— Дара, думай о малыше, — касаюсь губами холодной щеки и с ужасом гляжу на синее пятно, что скользит между ветками и собирается перекрыть наш выход. Шепчу быстро-быстро: — Сыну нужна твоя помощь, Дара. И помни всегда, — целую ее в губы, пропускаю сквозь пальцы мягкие волосы, чтобы запомнить, чтобы оставить эти ощущения себе. Навсегда сохранить мою любимую в этих прикосновениях. Я не в силах сдержать дрожь и волнение, потому следующие слова получаются сиплыми: — Помни, я люблю тебя… — подхватываю девушку на руки и кричу Муну: — Забери ее! Спаси!
— Нет! Отпусти! Ты не посмеешь! — яростно возмущается Дара и вертится в моих объятиях.
Кот взлохмачивает спину, встряхивается, вырастает в размерах почти вдвое, чтобы стать ездовым. Дара кричит и сопротивляется, норовит меня укусить, лупит по затылку кулачками, рвет мои волосы, угрожает, что убьет, если я не опущу ее на землю. Усаживаю ее на спину фамильяру и быстро связываю магической нитью. Хладнокровно и жестко приказываю:
— Уходите… И береги сына, асмана, — хлопаю кота по холке, в последний раз провожу за большим ухом-кисточкой и, приоткрывая ладонь перед мордой создания, шепчу заклинание освобождения. — Фри со Мун! Ты свободен, Мун!
Пока связь разрушается, и зеленая нитка, что удерживала фамильяра, с треском разрывается, успеваю озвучить последний свой приказ для любимца: до смерти защищать Дарайну. И я уверен, что он выполнит свое предназначение.
Мун срывается с места, взбивает большими лапами черную землю и влетает в портал, почти столкнувшись с синим шаром.
Крик моей невесты прерывается, стоит ей исчезнуть за пеленой блуждающего окна в другую часть мира, а в груди взрывается ослепительная боль от потери.
Глава 50. Эмилиан
Что это за мракобесие явилось, мы сейчас узнаем.
Подбрасываю сапогом меч, что рухнул на землю, когда Дарайна вертелась в руках, цепко сжимаю пальцы на разогретой рукояти и встаю в боевую стойку, на последние крохи магии растягиваю щит.
Эмонес рядом, тоже готова дать отпор, вернее «сожрать» шарик, если он начинен эмоциями. Песочное платье порвалось на животе и лифе, почти открыв интимные изгибы, но девушка не обращает внимания на тряпки, держит руки перед собой, пальцы растопырены, и черный песок уже выплясывает на кончиках. Лес неожиданно отступает, злые лозы явно боятся внезапного «синего гостя», поляна вокруг нас значительно расширяется, и большая луна будто падает в самый центр.
Нас с Римерией окатывает высокой волной, отбрасывая на десятки метров, и, пока мы отплевывается и барахтаемся в грязи, из синего круга выходит молодой лекарь. Тот самый, что остался с драконами на опушке — Тимеран. Кудрявый, с веснушками, с горячим золотом в радужках. Сейчас он мне кажется даже моложе, чем был.
— Король Эмилиан, вы в поряд… ке? — спрашивает он и застывает, будто его вживили в лед, когда сталкивается с девушкой взглядом.
Она лежит на земле, немного приподнявшись на локтях. Мокрая, испуганная, эмонес очень не любят воду, волосы вобрали оттенок спелой пшеницы, темные глаза широко распахнуты, и на кончиках ресниц мерцают синие блестки. Синие? Никогда такого не видел. Серебряные — да, как у Дарайны, признак высокого рода, а синие… Почему я раньше не замечал у Римерии такое?
Взгляд юноши и эмонес такой глубокий, долгий, пронзительный, что в воздухе начинает искрить. Они будто вылетели за секунду из реальности и попали в другое измерение: ничего и никого не слышат. Меня пробирает неожиданной Великой радостью и Необъятным счастьем. Будто мир говорит: они нашли друг друга. Но мне бы не знать, как долог путь к счастью. Любовь, даже истинная — это всегда сложно, это всегда труд.