Дитя короля (СИ)

— Что привело тебя в Мемфрис, рин Вальвенсо?
— Эргул Саллан Второй приглашает вас на свадьбу, асман, — он выставляет ладонь перед собой, и маленькая руна-послание взлетает, рассыпается в воздухе золотой пыльцой и складывается в силуэты влюбленной пары. Они стоят рядом, смотрят друг на друга, а у меня от увиденного сердце екает. Сможет ли Дара так же смотреть, сможет ли полюбить?
Это обычный ритуал приглашение, все это можно и без посла, но дань времени и традициям: нужен свидетель моего согласия. Конечно же, с заинтересованной стороны.
— Передай королю Элионса, что мы с невестой прибудем в срок.
Парень кивает, а затем поджимает незаметно губы.
— Что-то еще, Вальвенсо?
— Меня просили передать ответ на вашу прошлую просьбу: эльфийская гвардия не сможет помочь в защите границы Мемфриса.
Я накрываю ладонями подлокотники и медленно встаю. С высоты трона и моего роста эльф кажется букашкой, но он даже не дергается, только тонкие пальцы сжимаются на рукояти кинжала, что висит на вышитом золотом поясе. Не ради нападения или защиты, а просто привычный жест, когда хочется сбежать, а нельзя.
— Пожары душат Элионс уже третий год, — поясняет парень. На лице ни одной эмоции, в зеленых глазах покорность, но и не меньшая смелость.
— Я слышал, — понижаю голос неосознанно, — но прорыв Черты — проблема общая. Если Мемфрис падет от нечисти, границы Элионса вряд ли устоят от беженцев и тьмы. Да и Черта от нагрузки просто треснет, а это новая Жатва.
— Я передам своему королю, хаш-асман, — не кланяется эльф, говорит с гордо поднятой головой. — Но если мы не остановим засуху, без хлеба останется весь Ялмез.
— Голод — не самое страшное, рин. Я могу выделить вам сотню магов, чтобы управлять водой, — проговариваю с улыбкой.
— В обмен? — улыбается юнец.
— Вальвенсо, — отступаю к окну и складываю руки за спиной, — ты же парень разумный. Передай королю, что мы с асманой Дарайной приедем в срок на праздник, остальное на твое усмотрение. Посчитаешь нужным обменяться на помощь в защите Черты, передай своему правителю мое предложение, а нет — значит, будет сами как-то спасаться от бешеных псов из Темного Измерения.
Горизонт сегодня на удивление чистый и лазурный, и солнце нещадно испепеляет земли. Стоит только червоточине увеличиться, тогда и миллионы магов не спасут урожай и мир. Эльфы это понимают лучше других, ведь Черта рассекает их страну почти пополам, потому в спину прилетает ответ:
— На свадьбе я дам вам ответ, Ваше Величество, — редкое обращение. Пользуются в основном драконы, но оно благозвучное, и я, мягко улыбнувшись, прощаюсь с молодым эльфом.
После короткой встречи, я до вечера занимаюсь делами страны. Даже есть приходится на ходу, хотя обещал Дарайне прийти к завтраку, но так и не успел. Месс убеждал меня, что меняться магами с эльфами — гиблое дело, не поможет это укрепить границы, а я ругал его за промедление, хотя потом корил себя за вспыльчивость, ведь старик и так делал, что мог.
К вечеру я так истосковался по Дарайне, что прямиком пошел в теплицы. Слуги весь день докладывали мне, как у нее дела, что она делает и как себя ведет. Они говорили, что ничего не поменялось со вчерашнего дня, разве что асмана стала более бледной.
— Я не смогу, — говорит Дара кому-то за стеклянной стеной. — Не получается. Никогда не получится. Чувствую себя выжатой и сломленной.
— Вы сможете, это не так сложно, — тихо отвечает ей девичий голос.
— Нет, — обреченно отвечает невеста и режет мое сердце без ножа. — Не поднимай больше эту тему, я не хочу это больше слышать!
Глава 35. Дара
Когда король ушел, я позволила себе еще подремать несколько минут. Понежиться в постели, что пахла нашей нежностью и страстью. Хотелось немного восстановить силы, усмирить нервы и заставить себя поверить, что я не во сне.
А еще я пыталась раскрыть свое сердце, поверить в чувства, но воображение бессовестно подкидывало мне воспоминания о Марьяне. Знаю, так нельзя, Эмилиан — другой, но мне от этого не легче. Одно дело получать удовольствие, щедро сдобренное магией, другое — любить и считать мужчину своей половинкой. Разве можно сделать это за три месяца? А что будет, если я не смогу? Эмилиан снова окажется одной ногой в могиле? Любовь ведь не секс, на который можно согласиться и не порвать душу, любовь не разбудить в себе, если ее там нет. Любовь невозможна, если в глубине души страх и обида на зверя с обличием твоего жениха. Но Эмилиан не заслужил такого отношения.
 
На завтрак он не пришел, хотя обещал, на обед тоже, ужинать я сама не захотела. Грызло что-то под сердцем, сама не понимала, что. Весь день работала в теплице и пыталась не думать о прошедшей ночи, не представлять и не прокручивать наши объятия, не вспоминать поцелуи Эмилиана. Меня мучило, что будет дальше, и почему король так отстранился после закрепления метки? Я что-то сделала не так? Дала ведь шанс, несмотря на то, что это было очень трудно.
Хотя Марьян и стоял между нами, магическая связь чудесным образом меняла мои мысли до неузнаваемости. Я с трудом разбирала, где правда, а где иллюзия. А если заклинания Эмилиана с легким влечением и необузданной страстью до сих пор влияют на меня, и сейчас не я пылаю и скучаю по нему, а…? Это ведь всего лишь магия, как сказал король. И это мучило меня. Мучило и то, что я слишком быстро забыла мужа-изверга, быстро подпустила к себе другого мужчину, поверила (или попыталась), что Эмилиан не такой, как брат.
А вдруг я ошибаюсь? Как мне жить потом? Воспитывать ребенка с другим зверем?
Я отряхиваюсь от смутных мыслей. Такое ощущение, что я до вечера была в плену магического влияния, а сейчас, когда солнце вспыхивает красками на закате, меня резко отпустило. Будто глаза открылись. От наплыва эмоций пальцы застывают, словно я погрузила их в морозильную камеру. Колючий лед, с треском, расходится по кругу и убивает молодые саженцы маруний. Весь день на смарку!
Я отпрыгиваю, чтобы не повредить молодые стебельки холодом, и приподнимаю ладони к потолку. Влага, что скопилась на стекле теплицы, покрылась коркой льда, разукрасилась морозными узорами и приглушила свет.
Я не знаю, что делать. Как обуздать свою стихию, если совсем не контролируешь ее? От ужаса отступаю еще назад и разбиваю несколько ящиков с растениями. В груди просыпается пламя: ребра раздаются, а на спине ослепительно больно из кожи выпирают лопатки. Я слышу, как трещит от натяжения ткань платья. Да что же это такое?
Не могу устоять на ногах. Падаю ниц, и из ладоней вырывается стылый ветер, почти ураган. Он сносит несколько рядов маруний, вспахивает землю и выбивает крайнюю дверь, едва не налетев на вошедшую толстушку Риссу. Девочка успевает отскочить и блокироваться серебристым щитом.
— Асмана! — кричит она и, держась у стены, подбирается ко мне. — Думайте о хорошем, вспомните что-то приятное, освободите напряжение. Иначе теплица разрушится, и нас накроет стеклом.
Мы застываем в странном коконе влаги. Я не понимаю, что происходит, но когда под кожу вонзаются болезненные иглы кричу:
— Я не смогу! — и падаю на колени. Тоска рвет сердце, не понимаю, что со мной творится, и остановиться не могу. Стрелой приходит осознание, что это «ломка» после магии, после того, как Эмилиан «насытил» меня счастьем, только сейчас отпустило, и в кровь выплеснулись старые воспоминания. — Не получается. Никогда не получится. Чувствую себя выжатой и сломленной.
— Вы сможете, это не так сложно, — шепчет девушка и обхватывает мои посиневшие ладони маленькими пухлыми ручками. Ее ласковое тепло заставляет вздрогнуть. Лед отступает, крошится под ее ловкими пальцами, и сдавленное ощущение налетевшей паники потихоньку отпускает.
— Асмана, не выживут растения, — шепчет тихо Рисса, подавая еще тепла в мои руки и оглядываясь на разгром. — Вы переутомляетесь, вам сейчас больше отдыхать нужно. Маруньи нельзя пересаживать, никто за много сотен лет не смог вывести новые виды или размножить. Они не поддаются магии, пока не созревают. Потом слушаются только стандартных команд, которые даже пустые жители используют. Не нужно тратить зря силы… Это бесполезно.