Время возвращать долги (СИ)

— Нет, он просто знакомый, — Олеся запнулась, и тут же последовал очередной вопрос:
— А вы в курсе, что у вашего «просто знакомого» за плечами судимость? И по довольно тяжкой статье?
Олеся молчала, но и по ее взгляду было все понятно.
— Это вы попросили его забрать вашу дочь из школы?
— Нет! Я не просила! — горячо выпалила она и тут же поняла, что совершила ошибку.
Следователь достал из стола чистый лист бумаги и ручку и положил перед ней.
— Пишите заявление.
— О чем? — недоуменно посмотрела на него Олеся.
— Как о чем? — тоже удивился тот. — О том, что гражданин Крестовский без вашего ведома забрал вашу дочь из школы и увел ее в неизвестном направлении. Хорошо еще, что учительница вашей дочери проявила бдительность и вызвала наряд, неизвестно, чем бы все это закончилось.
Олеся не успела ничего ответить, как едва слышно скрипнула дверь, и в кабинет кто-то вошел.
— Ну, что у тебя? — поинтересовался бодрый мужской голос, показавшийся ей знакомым. — Заявление на него будет?
Оторвав взгляд от белого листа, лежащего на столе, Олеся подняла глаза на вошедшего и моментально вспыхнула. Внутри все ухнуло вниз. Прямо возле нее стоял один из оперов, крышующих их бордель, и часто пользующийся ее услугами. Если честно, не самый приятый тип из всех.
  
Глава 14
 
Опер тоже узнал ее. Брови его поднялись, на губах заиграла нехорошая улыбка. В этот момент у Олеси возникло смутное подозрение, что просто так это все не закончится.
— Ну, что, гражданка Таюрских, будем писать заявление? — обратился к ней следователь.
Она отвела взгляд от вошедшего опера, уставилась сидевшему напротив нее мужчине прямо в переносицу и задумалась. Вспомнила все, что случилось с ней и Настей за последние дни. Если забыть о непосредственном моменте знакомства, то они обе ничего плохого со стороны нового знакомого не видели. Наоборот, он оказал ей неоценимую помощь, когда она не знала, на кого оставить дочь. И даже сейчас, несмотря на все свои бредовые фантазии, она здравой частью рассудка понимала, что никакого вреда Женя Насте не причинил — по телефону ей сразу сказали, что с дочерью все в порядке. Значит, и поводов и причин для заявлений с ее стороны нет, а следователь ведет ему одному понятную игру. Или не только ему…
— Гражданка, вы меня слышите? — позвал ее следователь, не дождавшись от нее ответа. — Заявление писать будем?
— Нет, — чуть слышно произнесла Олеся, чувствуя на себе пристальный изучающий взгляд оперативника, расположившегося на диванчике сбоку от стола, и насмешку, которая будто приклеилась к его губам.
— Почему же? — удивился следователь. — Крестовский вашу дочь увел? Увел. Вы его просили об этом? Нет. А если бы он ее не в парк повел, а сразу куда-нибудь на хату, развлекаться? Опыт в подобных развлечениях у него уже имеется.
Опер все это время молчал, с интересом наблюдая за монологом коллеги, и лишь после очередного отказа Олеси писать заявление, подал голос.
— Выйдем на минуту, — сказал он следователю.
— А вы пока подумайте хорошенько, — наставительно порекомендовал ей последний, выходя из кабинета вслед за опером.
Нет, заявление она писать не будет. Конечно, со стороны все выглядит не очень приглядно, но она-то знает, что Женя этот отсидел ни за что. Теперь она уже сильно сомневалась, что у него «имелся подобный опыт». Если несколько лет назад она поверила представителю закона, что того, кого она обвиняла, действительно следует упечь за решетку (потому что есть за что), то ее дальнейший опыт общения с ментами показал, насколько быстро они могут менять свои слова, насколько легко могут коверкать правду в угоду себе и обстоятельствам. Сейчас она отчетливо поняла, что никакого вреда Насте он не причинил бы, это она сама виновата, что проспала и не пришла за ней после уроков, а он, по-видимому, снова решил просто оказать ей услугу, помочь. Помог, блин, на свою голову.
В кабинет следователь вернулся снова в компании опера, и выглядел он при этом подозрительно довольным. Отчего-то неуловимо изменилась и манера его общения.
 
— Ну, что, подумали? — ласково спросил он, снова усаживаясь за стол, а опер устроился на диване в дальнем углу, закинул ногу на ногу и все с той же усмешкой взирал на Олесю.
— Я не буду на него заявлять, — решительно заявила она. — Он просто хотел помочь, потому и забрал Настю из школы.
— Ну-ну, — ядовито протянул следователь, постукивая карандашом по бланку заявления, так и оставшемуся нетронутым, и неожиданно резко перешел на «ты»: — А может, ты сама под него дочь подкладываешь, а? — грубо поинтересовался он, подавшись вперед. — За деньги продаешь свою дочь бывшему уголовнику?
Олеся задохнулась. Смотрела на него во все глаза, не в силах вымолвить ни слова.
— Девочка сказала, что «мамин друг Женя ночевал у нас дома, пока мама была на работе», — следователь особенно выделил последнее слово и с кривой усмешкой продолжил: — А попросту говоря, пока мама трахалась с другими мужиками за деньги, оставив дочь с незнакомым мужиком на ночь и наказав его слушаться.
— Но это неправда! — наконец обрела дар речи Олеся.
— Что именно неправда?! То, что ты проституткой в борделе работаешь? Или то, что Крестовский ночевал у вас дома? Наедине с твоей дочкой-первоклассницей? — хмыкнул капитан.
И ведь все это было правдой, только совсем не такой, какой ее рисовали здесь, в кабинете. Вот только как объяснить ему, что все совсем не так?
Олеся от отчаяния закусила губу, а тот продолжал давить:
— Ты понимаешь, что если обо всем этом станет известно органам опеки, у тебя дочь в два счета заберут, — безжалостно обрушивал он на нее грядущие проблемы. — Да еще и на тебя, горе-мамашу, дело сошьем, по статье у меня пойдешь, за совращение.
— Перестаньте! — Олеся не выдержала, порывисто закрыла уши руками, зажмурилась.
Следователь поднялся и прошелся по комнате. Остановившись рядом с ней, наклонился и произнес с холодным равнодушием:
— Хороший ты пример дочери подаешь. Вот как раз ее в детдом и определим. Там из нее шлюху сделают, если ты еще не сделала.
Неожиданный звонок телефона прервал его тираду. Звонил, видимо, кто-то из руководства — капитан тут же схватил со стола какие-то папки и ринулся к двери, на ходу попросив опера:
— Посиди с ней, я к Максимычу на пять минут.
Едва дверь за ним закрылась, опер медленно поднялся с дивана и неспешно переместился на стул напротив Олеси.
— Ну, привет, — просто сказал он. — Чего, допрыгалась?
Только сейчас Олеся словно очнулась. Взглянула на сидящего перед ней знакомого опера и вдруг, схватив его за руки, с жаром заговорила:
— Кир, помоги мне, пожалуйста! Я не такая, какой он меня считает, у меня просто нет другого выбора. Мне приходится этим заниматься.
— Ой, все вы так говорите, — скривился опер, вырывая из ладоней девушки свои руки, — тошно слушать. Никто из вас, бл*дей, никогда не признается, что легких денег хотите.
— Ладно-ладно, Кир, — согласилась Олеся (сейчас она была готова согласиться с чем угодно), — но ты же знаешь, я бы никогда в жизни не сделала такого со своей дочерью! Никогда!
Кир рассмеялся ей прямо в лицо.
— Да мне пох*р, что ты со своей жизнью и со своей дочерью творишь! Делай, что хочешь, но раз он попался, то, значит, ответит за это.
— Да за что «за это»?! — в отчаянии вскричала Олеся. Отвратительное чувство бессилия затопило ее с головой. — Он же ничего не делал! И не сделал бы Насте! Он просто с ней погулял. Он нормальный! Правда!
 
— Так, может, просто не успел, а? — шутя, предположил опер, улыбаясь во весь рот. — Потому что мы помешали? — он наслаждался своим превосходством, упивался данной ему властью.
— Нет! Нет! Кир, правда! — затрясла головой Олеся и, неожиданно для самой себя, выдала: — Помоги, пожалуйста, Кир! Ты же можешь, я знаю!
Тот прыснул со смеху: