Малышка, пойдем со мной...
— Позволь мне тебя прервать, Бернард! Я должен договорить с ним, не возражаешь?
Джон-Джон повернулся к Джесмонду, который буквально съежился на глазах. От его обычного высокомерия ничего не осталось.
— Говори: что случилось с моей сестрой? Имеешь ли ты отношение к ее исчезновению? Приходили ли к тебе Малыш Томми и его отец?
— Спроси лучше у Пиппи Лайта, Джон-Джон. Повторяю еще раз: этой частью бизнеса занимался он. Я к этому никакого отношения не имел. Вернее, почти не имел.
— Но ведь ты брал деньги?
Джесмонд взглянул Бернарду Ли в глаза.
— Постарайся понять меня. В этом деле крутятся не просто деньги, а астрономические деньги. Таких не заработаешь ни на наркотиках, ни на чем-либо другом. Девочки всегда пользуются спросом. Если необходимо, их можно переправить в другое место.
Джесмонд потер рукой лицо. Он надеялся на снисхождение Бернарда. Он знал, что деньги были для него богом. Многие годы они действовали вместе, за исключением данного случая.
— Ну, Джесмонд, скажи правду хоть раз в жизни.
— Твоя сестра, Джон-Джон, нам не подошла бы. Мы не брали в оборот английских детей, только иностранных. К тому времени, когда они попадали к нам, за плечами у них было еще то прошлое.
Джон-Джон не верил своим ушам. Ему было неприятно слушать излияния Джесмонда. Он был уверен в том, что негр даже сейчас не раскаивался в содеянном.
— А если бы я был педофилом, что Пиппи предложил бы мне?
Джесмонд покачал головой.
— Не знаю. Говорю тебе: спроси у него. Он кого-то нанимает, чтобы помогали ему в работе, но я не знаю, кого именно. Для него западло посвящать меня в детали.
— Не делай вид, что тебе ничего не известно, негодяй!
Бернард Ли снова вскипел яростью. На этот раз Джон-Джон не стал его останавливать.
— Клянусь жизнью собственной дочери, я ничего не знаю о твоей сестре! — закричал Джесмонд.
Джон-Джон посмотрел ему в глаза и понял, что он не врет.
— Прошу тебя, Джесмонд, если ты хоть что-нибудь знаешь… что-нибудь…
— Я не знаю. А почему бы тебе не спросить у Пола Мартина?
Джон-Джон криво улыбнулся:
— Да Пол сотрет тебя в порошок, если услышит, что ты связываешь его имя с именем Пиппи Лайта.
В его голосе сквозило презрение, и это беспокоило Джесмонда больше всего.
Бернард Ли решил, что он слишком долго молчал.
— Я убью тебя, Джес. Я не шучу!
На мгновение Джесмонд закрыл глаза.
— Как все меняется… Еще утром мне бы и в голову не пришло, что Берни, мой старинный приятель, способен на такое…
Он уже покорился судьбе, даже Джон-Джон почувствовал это. Но его насторожили слова Джесмонда о Поле. При чем тут Пол? Он не способен на такое.
— Скажи-ка, приятель: почему ты упомянул моего босса?
— Он, возможно, не знал, с чем имел дело… — Джесмонд уже не думал о себе, понимая, что он — труп. — Пол вкладывает деньги во многое. Не всегда удачно…
— Но он никогда не потворствовал педофилам!
— Неужели? Спроси его об интернетовских сайтах, а также о вечеринках в доме в Клеркен-уэлле. Спроси, не стесняйся, и скажи, что именно я подсказал задать этот вопрос.
— Он убьет тебя! — прорычал Джон-Джон.
При этих словах Бернард Ли довольно потер руки.
— Похоже, работенки у меня прибавится! Скажи своему боссу, Джон-Джон, чтобы он встал в очередь. Этот сутенер — мой. Сделай одолжение, сынок, пришли сюда моего Джимми — он сидит в машине на парковке. Скажи ему, что мне понадобится бензин и клещи. Вернемся к проверенным методам. Ах, Джесмонд, Джесмонд, старый ты плут!
Ему хотелось мести, и Джон-Джон способен был понять его. Он также понимал, что алчный рэкетир хочет вырвать признание, где спрятаны деньги Джесмонда.
— Иди, Джесмонд, иди, — обратился Бернард Ли теперь к уже бывшему компаньону.
Джесмонд послушно поднялся и на негнущихся ногах пошел к выходу.
— Я всегда подозревал, что Пол — не тот, за кого себя выдает.
Джон-Джон помотал головой:
— Я не верю ему, Бернард. Пол может быть кем угодно, но только не монстром. Ни за что на свете…
— Посмотрим, сынок. Да, вот еще что, Джон-Джон… — Он пристально взглянул в глаза юноше. — Ты — хороший парень. Если будешь искать новую крышу, сообщи мне.
Джон-Джон кивнул и вышел.
На улице стояли люди Джесмонда.
— Что происходит, Джон-Джон? — спросили его.
Он заметил, что никто из них не последовал за боссом. Старая-престарая история. Король умер, да здравствует новый король.
* * *Бетани сидела, поджав ноги, на софе Джоани со стаканом молока в руках. Джоани готовила ей ванну. На улице шел дождь, и Бетани промокла, теперь ее одежда подсыхала.
Джоани надела на нее свою тенниску, слишком большую по размеру. Забирая одежду девочки, она обратила внимание на ее нижнее белье. На трусиках — засохшая кровь, хотя и немного.
Джоани огорченно вздохнула от расстройства. Бедная девочка! Моника, видно, не удосужилась объяснить ей, что делать, когда начнутся месячные.
Она подсыпала в молоко какао — целых три ложки, хотя этого, пожалуй, было многовато, — так когда-то любила пить Кира.
— Пойдем, милая, принимать ванну.
Бетани послушно прошла в ванную, и Джоани стянула с нее свою тенниску. Она увидела, что тело девочки покрыто синяками. Груди ее еще не сформировались.
Опустившись в теплую воду, Бетани сморщилась от боли.
— Что, больно, милая?
Она кивнула.
— Тебя кто-нибудь обижает, детка?
— Я не могу говорить об этом, Джоани. Если скажу, они придут и убьют меня. Они сделают это, я не сомневаюсь. — В глазах девочки стоял неподдельный страх.
— Да с чего ты это взяла? Расскажи тетушке Джоани, я позабочусь о тебе, обещаю!
Она видела, что Бетани готова поверить ей. Но девочка была парализована страхом. Джоани необходимо действовать осторожно, иначе она упустит возможность узнать правду. Бетани должна рассказать ей все, потому что она сама хочет этого. Джоани понимала, что если выбьет из девочки признания силой, то не получит полной картины происшедшего.
— Можно мне остаться у вас?
Это была скорее мольба, чем просьба. Когда Джоани взглянула в эти огромные темные глаза, у нее защемило сердце. Если отмыть въевшуюся грязь, девочка станет прехорошенькой, но ее никто не любит, а ей нужна забота. Джоани могла бы дать Бетани все это. Она знала по собственному опыту, что обычно происходит с такими детьми, как Бетани. Они попадают в дурную компанию и скатываются на самое дно. Похоже, с ней как раз это и случилось.
— Конечно, можно! Живи, сколько хочешь! Но я не разрешу тебе пить спиртное, знай это.
Бетани кивнула.
— Мне и не надо будет пить. Я ведь буду с вами.
В голосе девочки звучала такая тоска, что Джоани чуть не расплакалась. Она осторожно мыла волосы Бетани. Они спутались у самых корней, и ей пришлось набраться терпения, чтобы расчесать их.
— Откуда у тебя такие синяки? — осторожно спросила она.
Бетани лежала в теплой воде, закрыв глаза. Она не ответила на вопрос Джоани. Той захотелось пойти к Монике и всыпать ей по первое число. Моника не должна была иметь детей. Она — отъявленная эгоистка, всегда была ею и такой и останется до конца жизни. Когда они затрагивали этот вопрос, Моника утверждала, что во всем подражает своей матери. Но мать Джоани была не лучше, тем не менее Джоани стремилась, чтобы ее дети росли в любви. Она всегда сочувствовала Бетани, но после исчезновения Киры совсем забыла о бедном ребенке.
— Ты можешь сказать мне, кто тебя обижает. Правда, Бетани. Мне нужно знать это.
Бетани печально посмотрела на нее своими бездонными глазами.
— А как же мама, Джоани? Вдруг она узнает, что я вам рассказала?
— О, не беспокойся об этом. Я ничего ей не скажу. Давай закончим с волосами, а затем ты начнешь рассказывать, договорились?
Бетани кивнула. Она всегда завидовала Кире, что у нее такая хорошая, добрая мать. Это еще больше усугубляло ее вину, когда она вспоминала, как обошлась с подругой.