И солнце взойдет (СИ)

«Лучше б ты сдохла, выскочка»
Вот как. Рене поджала губы и посмотрела себе под ноги. Вот как…
Было даже забавно, что в царстве жизни, — в том месте, где она ценилась, как ничто другое, — кто-то хотел эту самую жизнь отнять. Не убить, но сделать настолько невыносимой, чтобы Рене захотела отсюда уйти. Хмыкнув, она повернула кодовый замок и резко распахнула дверцу. Глупо отрицать, но некоторым людям просто необходимо кого-нибудь ненавидеть. Однако всегда найдется первопричина, которая толкает на самые откровенные, радикальные поступки, и которую надо обязательно отыскать. А потому Рене ни капли не сомневалась, что это намеренная провокация, дабы довершить вчерашний позор. Оставалось только понять — чья.
Накинув халат, она прислушалась к нараставшему гулу ожившего отделения и аккуратно закрыла шкафчик. В тот момент, когда первый коллега вошел в раздевалку, Рене защелкнула замок на исписанной дверце и направилась прочь. Она не будет стирать обидные фразочки. Не будет признаваться в том, что те хоть как-то задели или расстроили. Вместо этого, Рене уверенно направилась по коридору к огромной пластиковой доске.
Она остановилась напротив куска белого разлинованного пластика, что висел на одной из стен близ ординаторской и служил календарем предстоящих на эту неделю процедур. Такой имелся в каждой больнице. Сюда записывали пациентов, операции и имена хирургов, которые будут их проводить. И Рене точно знала, что еще вчера вечером, несмотря на скандал, ее фамилия встречалась там минимум семь раз. Однако теперь в прямоугольных графах остались лишь смазанные полосы, которые некрасиво подчеркивали одинокую надпись «Ланг». Ланг, Ланг, Ланг. И ни одной Роше.
Рене медленно выдохнула и почувствовала, как от волнения сжался желудок. Это какая-то чушь. Серьезно, не мог же глава отделения менять свои решения, точно цикл у ротационного шейкера? Три круга влево, а затем столько же вправо? Наверное, это ошибка. Или розыгрыш тех шутников, кто испортил ни в чем неповинный шкафчик. Ведь, если доктор Ланг ее не уволил, значит, действительно планировал довести обучение до конца. И тогда подобная мстительность смотрелась слишком уж дико. Ну правда, не будет же он противоречить сам себе? Так что, круто развернувшись, Рене уверенно направилась в конец длинного коридора, где в глухом тупике находилась рабочая обитель наставника. Однако та оказалась закрыта, а сам Энтони Ланг, по словам не очень общительной дежурной сестры, даже не появлялся. Это было странно, но не критично. Первая операция начиналась лишь через полтора часа, так что Рене решила заняться студентами в надежде перехватить наставника до того, как придется спускаться в помывочную.
Но ни отчеты резидентов, ни вопросы коллег не могли прогнать чувство напряженного ожидания. Рене казалось, что вот-вот раздастся голос с эхом далеких волн, и потому постоянно бросала взгляды в другой конец коридора. А оттуда непрерывно доносился перезвон лифтов. Он вынуждал постоянно дергаться и отвлекаться, так что работа двигалась медленно. Однако, когда стрелка в белых часах подобралась к началу девятого, Рене не выдержала и отбросила последние два дневника пункций. К черту. Добежав до заступивших на дежурство сестер, она попробовала было расспросить их о докторе Ланге, но никто не знал, куда пропал главный хирург. Его не было. Ни в кабинете, ни в отделении, ни в готовой операционной, из которой позвонил злой доктор Фюрст. Он что-то кричал в трубку, но растерянная Рене даже не знала, что делать — в каком пыльном углу огромной больницы искать не маленькую такую пропажу. Ланг исчез.
Наконец, спустя еще полчаса безрезультатных поисков по лабораториям и залам для конференций, уже порядком взволнованная Рене отправила часть студентов дежурить в скорую, а сама решилась попытать счастья у Лиллиан Энгтон. Однако стоило ей нажать кнопку вызова лифта, как навстречу из немедленно распахнувшихся дверей шагнул доктор Дюссо. И не успев вовремя отшатнуться, она оказалась схвачена под локоть, а потом вовсе прижата к стене. Совсем рядом с головой тут же уперлась в откос мужская рука, а в шрам больно впилась одна из металлических пуговиц с рукава мокрого от капель пальто.
 
— Куда-то спешим? — раздался над ухом негромкий вопрос.
Они стояли в конце коридора, где их было не слышно, но отлично видно каждому, кто решил бы прогуляться по делам отделения дальше переполненной ординаторской или палаты. Прислонившаяся к стене Рене, и замерший рядом Дюссо. Двое, на первый взгляд, мирно разговаривавших коллег, но… Широкая ладонь ловко и незаметно скользнула под белый халат и удобно устроилась на тонкой девичьей талии, отчего Рене в испуге застыла. Распахнув глаза, она оцепенела и невидяще вперилась в черную ткань, покуда боялась вдохнуть запах намокшей шерсти и осенней листвы. Похоже… Так похоже, но нужно забыть! Немедленно! Выкинуть из памяти и сосредоточиться! Однако чужие неприятные руки держали крепко, пока шрам надрывался от боли и мешал думать.
— Мне надо найти доктора Ланга. Пожалуйста, отпустите меня, — пробормотала она, а сама едва не запиналась на каждом слове. Собрав в кулак расползавшуюся в воспоминаниях волю, Рене попробовала дернуться из цепкой хватки, но не смогла. Свою добычу Дюссо держал крепко. Дерьмо…
— Не раньше, чем ты меня поцелуешь, — хохотнул он тем временем и демонстративно подставил гладко выбритую щеку, от которой несло слишком сладким гелем. Рене поморщилась, а затем вовсе отвернулась, чтобы тут же рассерженно зашипеть и вновь попытаться выбраться из псевдообъятий доктора Дюссо.
К ужасу Рене, на них смотрели. Еще минуту назад в коридоре было удивительно пусто, а сейчас, кажется, будто бы здесь собралось все отделение. Не ушедшие в скорую студенты, персонал и даже какие-то пациенты пялились в сторону контрастно выделявшейся на фоне друг друга парочки и с наслаждением ждали, что будет дальше. И пусть в позах замершей у лифта парочки с виду не было ничего предосудительного, но Рене не сомневалась — каждый здесь знал, что именно происходит. Господи, как унизительно.
— Я скорее расцарапаю вам лицо, — наконец процедила она, поворачиваясь обратно.
— О, любишь поагрессивнее, — мурлыкнул Дюссо, а затем неожиданно откинул голову и демонстративно поправил свои упавшие на лоб волнистые волосы. Послышался свист и чей-то злорадный смех, а Рене едва не заорала от полоснувшей через все лицо боли, когда мужские пальцы как бы невзначай коснулись ее руки. — С радостью, только не здесь. Скажем, у меня в кабинете через… десять минут.
Рене на секунду затаила дыхание, словно раздумывала над этим откровенно неприличным предложением, а потом медленно подняла голову, посмотрела в мутные темные глаза и заговорила:
— Доктор Дюссо, хочу заверить, что в моем контракте не предусмотрено ни удовлетворение ваших желаний, ни чьих-либо еще. Как не было условия смиренно сносить домогательства. А потому повторяю последний раз — отпустите меня!
Рене едва не захлебывалась собственной смелостью. Продано, Дюссо? Как бы не так! Она не товар на блошином рынке, чтобы за ее тело можно было назначать грошовую цену или вовсе отдавать даром. Да, Рене терпеть не могла конфликты, но эта небольшая победа над самой собой окрыляла.
— А еще не думаю, что доктор Ланг будет счастлив, застав за компрометирующим занятием собственного резидента.
Акцент на принадлежности совсем другому мужчине вышел немного двусмысленным, но, похоже, попал в цель. Ибо Дюссо нахмурился и чуть отступил, а она почувствовала, как разжались стиснувшие талию пальцы. На этом шоу следовало бы немедленно остановить, но опьяненная успехом Рене решила поставить еще точку и только потом поняла, как сглупила. Вытерев влажную из-за мокрого пальто щеку, которую немедленно засаднило, она презрительно бросила:
 
— Потому что для него работа гораздо выше тупого удовлетворения собственных инстинктов.
То, что фраза прозвучала совсем по-детски Рене осознала еще до того, как заржал Дюссо. Ну а когда его раздражающе громкий хохот разнесся по всему коридору, окончательно в этом убедилась. Идиотка… Рене почувствовала, как щеки заливает стыдливый румянец, а запал на отпор улетучивается вместе с воздухом из сжавшихся легких. Господи! Куда она полезла со своей неопытностью в скандальной полемике, простодушностью и доверчивостью? Ей надо было молчать. Заткнуться и просто уйти, оставив ведущего хирурга отделения решать вопросы собственной репутации перед собравшейся толпой. Подумаешь, показалось, что она не здесь и не сейчас. Не в первый раз… Но мозги-то на месте. Ну вот зачем она приплела Ланга, чем наверняка поставила того в неловкое положение. Господи, они же друзья с проклятым Дюссо. А ей давно не четырнадцать. Вполне способна сама написать жалобу в отдел по рабочей этике.