И солнце взойдет (СИ)

— Она не недоучка! — тем временем вспылила миссис Энгтон, а Ланг удовлетворенно хмыкнул. — Да, возможно, ей немного не хватает практики по вскрытию чужих абсцессов…
— Хирургия не заканчивается на гнойниках да аппендиксах! — так же громко отчеканил Ланг. — Или вы, доктор Энгтон, позабыли, что именно мое отделение обслуживает всю травматологию этой гребаной больницы?
— Разумеется, нет. Ты не устаешь подчеркивать это каждый раз, когда тебе дают слово на встрече с советом директоров.
— Тогда, полагаю, вы сами сможете вышвырнуть свою протеже вон.
Повисла секундная пауза, прежде чем Лиллиан Энгтон чуть дернула щекой, а потом демонстративно спокойно взяла новый документ и холодно произнесла:
— Мисс Роше справится.
— О-о-о, — тихо протянул Ланг, который совершенно точно понял намек. — Ну надо же. Какие фамилии пошли в ход в этом кабинете. Будете угрожать красным крестом на моей могилке, доктор Энгтон?
Он повернул голову в сторону Рене, чтобы впервые с момента своего эпичного появления посмотреть на будущего резидента, и вдруг вымученно ухмыльнулся. Не было сомнений, что он наконец-то узнал вчерашнюю жертву. Обрадовался, огорчился или же разозлился — Рене не представляла. Только чуть дернулось правое веко, а потом его рот изогнулся в лживо лебезящей улыбочке. Последовала длинная пауза, во время которой золотистые глаза медленно проскользили от полукруглых носочков темно-коричневых осенних туфель до двух коротких косичек на голове Рене. Вскрыли, выпотрошили и убрались прочь, оставив разбросанные внутренности медленно остывать в прохладном воздухе кабинета. Наконец, доктор Ланг хрустнул пальцами.
— Пусть едет обратно и учится у праха Хэмилтона. Я ее не возьму, — равнодушно бросил он и спрыгнул со своей жердочки на пол. Около длинного стеллажа с книгами преданной тенью шевельнулся Дюссо.
— Возьмешь, — пришел спокойный ответ, и Ланг замер в дверях.
— Нет. Мне не нужна в травме эта наивная дурочка.
— Я сказала, ты возьмешь. Иначе можешь попрощаться не только с работой, но и с лицензией.
Мужчина медленно повернулся, и его узкое лицо высокомерно скривилось.
— Угрожаете мне… доктор Энгтон? — тихо спросил он.
— Информирую, что ты вылетишь отсюда без рекомендаций и шанса на практику, если к июлю мисс Роше не получит лицензию хирурга. Она. Мне. Нужна. Я доступно донесла свою мысль?
На кабинет рухнула тишина, вдавив Рене в кресло, когда Энтони Ланг медленно повернул в ее сторону голову. И от взгляда полного самой настоящей ненависти, которым он смерил сжавшееся в кресле тщедушное тельце, захотелось в панике заорать, но Рене лишь попыталась смущенно улыбнуться. Она не предполагала, что выйдет именно так. Отчаянно переживала, что стала причиной конфликта и чьих-то неудобств, однако сказать об этом не успела. Ланг дернул головой и посмотрел на главного врача.
— Яснее и не скажешь, — процедил он, а затем вылетел прочь из кабинета. Следом за ним, приветственно помахав Рене рукой, спокойно вышел Дюссо.
Ну а доктор Энгтон вздохнула и покачала головой.
— Я приношу извинения за поведение и слова моего врача, — спокойно проговорила она, словно ничего не было. Так, небольшой обмен мнениями. — Надеюсь, это никак не повлияет на ваши будущие деловые отношения. Увы, доктор Ланг слишком упрям и не любит брать учеников. Но Рене Роше слишком ценное приобретение, чтобы…
— Вы не должны были так делать, — неожиданно даже для самой себя перебила Рене. Она не знала, где набралась наглости договорить до конца, но и оставить произошедшее неразрешенным не могла.
— Прошу прощения? — Энгтон казалась искренне удивленной.
— Какими бы благими намерениями вы ни руководствовались, но доктор Ланг вряд ли заслужил подобное обращение. Профессор Хэмилтон всегда говорил, что наставничество — это в первую очередь доверие. А разве можно доверять кому-то насильно? — Рене поднялась и подхватила плащ. — Вы ведь даже не предупредили его обо мне, верно?
Она посмотрела на главного врача, и когда та не ответила, нервно стиснула плотную ткань.
 
— Прошу меня извинить, — пробормотала Рене и вылетела из кабинета.
Она бежала так быстро, как могла, и постоянно озиралась по сторонам в поисках Ланга. Надежда, что разгневанный хирург не успел уйти далеко была призрачной, но все-таки оправдалась, когда в конце коридора Рене заметила его высокую черную фигуру. Он точными росчерками подписывал какие-то бумаги, что сунула ему под нос светленькая медсестра, и, кажется, собирался уходить. По крайне мере, его левая рука уже тянулась к ведущим на лестницу тяжелым железным дверям, когда, наплевав на любые правила приличия, Рене бросилась к нему и крикнула:
— Доктор Ланг, подождите. Пожалуйста. — Она торопливо стучала каблуками по резиновому покрытию пола. — Мне нужно вам кое-что сказать.
Мученически закатив глаза, заведующий отделением поставил последнюю закорючку, что-то с улыбкой шепнул медсестре и повернулся к спешившей к нему навстречу взлохмаченной Рене. Без особого интереса он следил за ее быстро приближавшейся фигуркой и, наверное, едва не зевал от скуки.
— Что вам еще нужно? — лениво спросил Ланг, стоило ей остановиться.
— Я… Я хотела бы извиниться за то, что произошло сейчас в кабинете, — быстро проговорила она и, так как никаких комментариев не последовало, продолжила: — За сказанные вам слова, за всю ситуацию, которая случилась из-за меня. Поверьте, я не знала и действительно не хотела, чтобы так вышло.
— Неужели? — странным тоном произнес Ланг, а затем скрестил на груди руки, отчего прямо перед носом Рене оказался странный лабиринт татуировки.
Задрав голову, чтобы смело посмотреть в золотистые глаза, она никак не могла истолковать пойманный взгляд. Чего там было больше — насмешки, интереса или же напряжения. Впрочем, вся поза доктора Ланга выражала едва сдерживаемое нетерпение, словно он уже был готов запрыгнуть на свой байк и умчаться прочь. Право слово, не человек, а рожденное в плоти и крови олицетворение стремительности. И все же Рене должна была договорить, а он выслушать.
— Для меня попасть сюда, к вам, такая же неожиданность. Не так я представляла свою карьеру, однако, случилось то, что случилось. Да, моя специализация и практика не были столь обширны, скорее, наоборот… но я почту за честь учиться у вас. И прекрасно понимаю, что вы имеете полное право думать обо мне так… — Она на секунду замялась, прежде чем договорила: —Так, как сказали.
Рене перевела дыхание, не заметив, что руки принялись машинально теребить пояс плаща, а Ланг все стоял и смотрел на неё сверху вниз. Молчание затягивалось, и надо было бы сказать что-то еще, но слова больше не шли. Наконец, Энтони Ланг хрустнул длинными пальцами, посмотрел куда-то поверх ее головы и небрежно бросил:
— Имею право, говорите? — Он презрительно скривился. — Нет, мисс Роше, не имею. Однако раз вам настолько нравится унижаться, то я, пожалуй, продолжу думать так дальше.
— Сэр… — попробовала было заговорить Рене. Черт, он все понял неправильно! Совершенно неверно!
— Мисс Роше, — раздраженно оборвал ее Ланг. — Засуньте свое благородство в рот, прожуйте и протолкните в глотку, постаравшись не подавиться. И бегите отсюда прочь прямо сейчас, пока еще не пожалели, что вообще переступили порог этой больницы.
— Но…
— Ваша смена начинается завтра в половину шестого, и я настоятельно рекомендую туда не явиться. — Он снова взялся за дверную ручку, но Рене, которая, видимо, набралась хамства у него же, прижала ладонь к створке, не дав открыть.
— Сэр, пожалуйста, выслушайте меня. Вы неправильно поняли… Помните? Умаление прав на извинения одной из сторон для неё унизительно. Это были ваши слова. Я всего лишь хотела…
 
Она резко оборвала себя, потому что Ланг в этот момент стремительно наклонился, отчего бледное лицо оказалось слишком близко, и процедил:
— До свидания, мисс Роше.
А в следующий миг он рванул створку, вынудив пошатнувшуюся Рене инстинктивно схватиться за край откоса, в один шаг очутился на лестнице и резко захлопнул за собой дверь. Причем сделал это с такой силой, что грохот разнесся по всему коридору, зазвенев в стеклах перегородок и кабинетов. Ну а Рене шарахнулась в сторону. Всего лишь на мгновение позже удара закрытой двери, но этого никто не заметил, как не обратил внимание проходивший мимо персонал на её безумный взгляд и тут же выступившую на лбу испарину. А она сама не понимала, как сумела не заорать. Почему вообще устояла на ногах, а не рухнула на пол у чертовой двери с воем и воплями. Больно было так, что перед глазами на несколько секунд все пошло цветной рябью, и к горлу подкатила тошнота. Открыть глаза было страшно, но Рене все же медленно подняла левую руку и боязливо уставилась на содранные лоскуты кожи, прежде чем инстинктивно прижала к груди пострадавшую кисть. На ободранных дверной створкой фалангах уже собиралась кровь, но Рене беспокоило вовсе не это. Осторожно, боясь сделать слишком резкое движение, она согнула и разогнула придавленные пальцы, а затем перевела совершенно безумный от боли взгляд на равнодушную светло-серую дверь. Боже…