И солнце взойдет (СИ)

Рене дергано улыбнулась. Вот и все… Ловушка все-таки была для неё.
— Я не могу дать вам нужный ответ, миссис Энгтон, потому что являлась предметом того самого спора.
— Поясните. — Приказ прозвучал коротко и сухо. Медленно переведя дыхание, Рене созналась.
— Профессор Хэмилтон очень хотел отправить меня на стажировку в Монреаль. Чтобы убедить руководство отделения той больницы в целесообразности такого опыта, он организовал конференцию и… демонстрационную операцию. К сожалению, мне не удалось произвести достаточный эффект на нужного человека, о чем тот сообщил моему наставнику в весьма грубой форме.
Услышав последнее, Энгтон скептически хмыкнула и подняла тонкую светлую бровь.
— Любопытно. И как же звали этого привереду? Специалистов уровня моего брата считаное количество… — Однако, заметив виноватое выражение на лице Рене, прервалась, а затем досадливо цокнула. — Хотя бы, как он выглядел. Что, тоже нет?
— Высокий, темноволосый. Если честно, — Рене смущенно отвела взгляд, — его машина запомнилась нам куда больше.
Повисла короткая пауза, во время которой миссис Энгтон даже перестала вертеть в пальцах стаканчик с остывшим кофе, а затем медленно переспросила.
— Машина?
— Да. Такие модели всегда привлекают внимание, даже если в них ничего не понимаешь. К тому же ее появление вышло слишком уж громким для нашего тихого городка, что вызвало у всех повышенное любопытство. Здесь, в Квебек-сити, таких и не сыскать… — пробормотала Рене, а потом задумчиво добавила. — Да и некуда на них ездить.
— Вот как. Значит, скандальный специалист — любитель громкой музыки, — словно обращаясь к самой себе, сказала Энгтон. И вновь темно-вишневые губы чуть жутковато растянулись.
— Я не говорила, но вы угадали, верно. У нас даже стекла дрожали.
— Вот как… — снова задумчиво произнесла женщина, а потом откинулась на спинку пластикового стула и поднесла к лицу руку. Она осторожно провела по подбородку кончиками пальцев, потерла переносицу, и Рене могла ошибаться, но, похоже, это была попытка скрыть выражение откровенного самодовольства. Неожиданно Лиллиан Энгтон вскинула взгляд и уставилась прямо в глаза не ожидавшей такого девушки, прежде чем уже откровенно фальшиво улыбнуться. — Последний вопрос, мисс Роше, и я вас отпущу.
— Je vous écoute [10], — тихо проговорила Рене, от внезапности сбиваясь на привычный французский.
— К кому именно на стажировку собирался отправить вас Чарльз?
Взгляд миссис Энгтон был неимоверно тяжелым. Столь же плотным, как отсыревшая земля; как намокший под дождем плащ; как… Господи! Рене отчего-то нервно сглотнула, прежде чем произнести враз пересохшими губами шесть слов.
— К Колину Энгтону. К вашему сыну.
  
Глава 3
 
Рене сидела за своим столом в ординаторской и машинально раскачивала без того расшатанный офисный стул. Вперед-назад. Вперед-назад. Монотонное физическое действие, чтобы сконцентрироваться на мыслях и не слышать царившего вокруг привычного шума. Ее взгляд бездумно следил, как мерцал на экране портал резидентов по хирургии. А там голубыми конвертами светились пятнадцать заявок в больницы провинции. По прошлому опыту Рене уже знала, что впереди изматывающие недели бесконечных интервью, звонков и бесед, где тщательнейшим образом проверят ее теоретические знания, зачитают CV и едва ли не по буквам разберут скопившиеся за десять лет публикации в научных журналах. А после всего останется только ждать и надеяться, что Рене Роше не сошлют куда-нибудь в Тадуссак. Впрочем, этот городок на отшибе был еще не самым кошмарным вариантом для крупнейшей из канадских провинций. Вид на жительство гарантировал приоритетность, но все же, Рене была чужой для этой страны. В последний раз качнувшись, она зачем-то взяла мирно лежавшую на столе ручку, покрутила и метким броском закинула в карандашницу.
Спустя несколько дней после похорон, отделение нейрохирургии жило в привычном темпе, не в силах хотя бы на минутку остановиться и отдышаться. Кто-то куда-то спешил, кто-то что-то зубрил или же с криками обсуждал, наставники ругались на резидентов, резиденты спорили между собой — кто виноват и что стоило делать. Из динамиков доносилось привычное информирование про «код синий» где-нибудь в неотложке, и сразу слышался топот. Крутанувшись в кресле, Рене замерла и уперлась взглядом в светло-зеленый костюм Энн.
 
— Разговор может подождать до конца обеда? — вяло произнесла она и кивнула в сторону почти нетронутого контейнера, пока сама накручивала на палец прядь белокурых волос.
— Ты все равно не ешь, — пожала плечами медсестра.
— Жду, пока выветрится аромат твоих тюрингских колбасок.
— Вообще-то, франкфуртских! — возмутилась Энн, а затем принюхалась и скривилась. — Фу! Что за дрянь?
— Цветная капуста с приправой из франкфуртских колбасок недельной давности, — все так же равнодушно откликнулась Рене, но медсестра не слушала.
— Ты бы хоть кленовым сиропом ее полила. Иначе же невозможно! Кошмарная гадость. — Она скривилась, вызвав ответный длинный вздох. Кажется, ждать до конца положенного обеденного перерыва Энни не собиралась.
— Что ты хотела?
Рене выпрямилась и наконец посмотрела на недовольно хмурившуюся рыжеволосую подругу. Та бросила последний скептический взгляд в сторону ни в чем неповинной еды, а затем демонстративно шлепнула по столу объемной папкой.
— Из университета прислали документы на подпись. Как я поняла, твоя резидентура в нашей больнице подошла к концу.
— Документы? — Рене непонимающе уставилась на внушительную стопку листов. — В смысле? Еще не было ни одного интервью или хотя бы приглашения. Да и программа молчит.
Она махнула рукой в сторону по-прежнему равнодушно мелькавших голубых конвертов. Система подбора начиналась только после всех собеседований, месяца эдак через два.
— Было или нет, молчит она или блажит, им из твоего МакГилла виднее. Конверт прислали с курьером пятнадцать минут назад, так что, похоже, тебя куда-то срочно переводят.
Энн развела руками и присела рядом на краешек стола. Ну а Рене потянулась за первым листком, где обнаружила информационное письмо с необходимостью явиться к директору программы резидентуры всей огромной провинции. Ого!
— Странно, — задумчиво пробормотала она, а сама провела кончиком пальца по тисненной золотом эмблеме кафедры медицины. — Тебе так не кажется?
Медсестра задумчиво почесала нос, поправила привычные хвостики и откинулась на спинку жалобно скрипнувшего стула.
— Ничего не происходит просто так, — наставительно начала она, а затем важно скрестила на груди руки. — И в такой поспешности с резидентурой я чувствую подкрадывающуюся удачу. Думаю, Роше, ты вытянула джокер.
— В прошлый раз твое чутье подвело, — тихо пробормотала Рене, посмотрев на свои привычные «вишенки». Энн проследила за ее взглядом и вздохнула.
— Чья-то аура оказалась сильнее твоего врачебного дара спасения, — так же негромко ответила медсестра, и обе они знали, кем был этот «кто-то». — Но для того ты и учишься, чтобы однажды его победить.
Рене посмотрела в голубые и чистые глаза Энни, а потом рассмеялась и покачала головой.
— Боже, не верю, что веду разговоры о потусторонних силах.
— Не надо, — отрезала подруга, и улыбка на лице Рене превратилась в вымученную. — Интуиция меня никогда не подводит. Профессор Хэмилтон умер, когда твоя смена закончилась, а значит, «вишенки» справились. Так что, поверь мне, тебя ждет нечто грандиозное.
 
Ничего на это не ответив, Рене поднялась и захлопнула крышку контейнера. В глазах предательски щипало, но она спокойно убрала еду в холодильник и вернулась, чтобы сложить бумаги. Продолжать дискуссию на тему третьих сил, которые то и дело мерещились Энн, не было настроения. Однако стоило Рене схватить злополучную папку, как плеча осторожно коснулись.
— Нам тоже его не хватает, — прошептала Энни. — Как будет не хватать тебя. Иди, Солнышко. Пришло время взойти в новом месте и принести туда тепло.