И солнце взойдет (СИ)

— Но… — Рене совершенно ничего не понимала. Как? Какого, мать его, черта! Неужели она окончательно рехнулась, и ей все померещилось? Нет. Этого просто не могло быть. Так что она упрямо поджала губы и скрестила на груди руки. — Хотя бы соизв-воль сказать — почему!
Наверное, в ее голосе прорезались нехарактерные истерические нотки, ибо Ланг вдруг замер, а затем утомленно потер ладонями лицо.
— Просто уйди…
— Нет!
Повисло напряженное молчание, прежде чем Тони одним плавным движением отодвинул стоявший напротив стул и, наконец-то, уселся. Он уперся локтями в стол, отчего звякнула цепь на наручниках, и переплел пальцы, будто собирался читать лекцию или принимать экзамен у очередного студента. Долгий взгляд глаза в глаза, а потом Ланг заговорил:
— Потому что ты должна быть дома. Потому что прошло всего две недели, и потому что десять гребаных баллов по Глазго. Десять! Потому что у тебя в голове гематома. Потому что если вдруг ты потеряешь сознание или попросту упадешь в этом проклятом городе, где зимой снега точно у Санты на заднем дворе, то окончательно превратишь мозги в клюквенную подливку. Потому что тебе ехать на другой конец города, а на такси ты, разумеется, решишь сэкономить. Потому что тебе нужен покой. Потому что пора уже стать чуть взрослее и немного ответственнее. Потому что скоро возобновят слушания и придется ехать в дурацкий Квебек. Потому что ты постоянно попадаешь в неприятности. Потому что в следующий раз может так не повезти…
— Но ведь я уж-же здесь, — мягко перебила Рене. — Так почем-му бы нормально не погов’рить?
— Потому что… — Он вдруг замолчал и под тихий звон цепи потянулся к Рене через весь стол, чтобы тыльной стороной ладони зачем-то коснуться лица. Костяшки шершаво скользнули прямо по верхней губе, и только тогда во рту появился металлический привкус. Видимо, одна из корост все же лопнула. Тем временем Ланг уселся назад и уставился на одну из стен.
— Тони? — рискнула позвать его Рене, но когда реакции не последовало, раздраженно выдохнула. Право слово, драма на пустом месте! Она хмыкнула и запальчиво заметила: — И вовсе Квебек н-не дурацкий.
Но Ланг не поддержал шутки и, кажется, смиренно ждал, пока его личная головная боль встанет и покинет людное помещение. Но та лишь упрямо наклонилась вперед.
— Хорошо. Я ус… услышала тебя. Только, пожалуйста, н-не забывай, я тоже врач и могу оценить собст-ственное состояние. А еще знаю, что алкоголь снижает коммоц… коммоционный порог. И тяжесть расстройства созн-нания была обусловлена именно опья-пьянением, а вовсе н-не силой удара. Прошу тебя, не дум-май обо мне, буд-дто о безрас-с-с-судной дурочке. Я оперировала доста-та-точно черепно-мозговых травм, чтобы…
— Да забудь ты уже о своей долбаной нейрохирургии! Хватит, — грубо перебил Ланг, в голове которого взорвалась не меньше, чем сверхновая.
Забавно, но эта тема всегда действовала на него излишне деструктивно. И Рене вдруг задумалась — почему. Хотел сам и не вышло? О нет. Ее даже передернуло от столь кощунственной мысли. У Энтони получилось бы все! Так что же, не сошелся с кем-то характером? Не нравилось само слово? Или был неудачный роман с кем-то из неврологии? Кхм… Тем временем Энтони с силой сжал край столешницы, пока пережидал раздиравшую череп боль, несколько суставов довольно хрустнуло, а потом он медленно договорил.
— Неважно, кем ты была. Сейчас у тебя роль пациента.
— Но это не отм-меняет того, что я по-прежнему врач!
— Ты НЕ врач! Умерь свой гонор, — жестко отрезал Энтони, и Рене поджала губы. — Хватит постоянно оглядываться назад, и пойми уже наконец — у тебя не получится усидеть на этих двух стульях. Не со мной. Я не буду бороться с твоей ностальгией, спорить и потакать капризам в ущерб делу. Мне это не нужно. Так что выбирай: либо ищи нового руководителя для резидентуры по неврологии, акупунктуре или влиянию африканских танцев на родовую деятельность шимпанзе — мне плевать. Либо прими уже факт, что через полгода ты получишь лицензию общего хирурга, а потом пройдешь подготовку по травматологии. Все.
 
Он замолчал и отвернулся. Мысль, что после этого Рене останется в Монреале, повисла в воздухе недосказанностью, но была очевидна обоим. Энтони совершенно точно собирался вылепить из ассистента свою точную копию, только вот она никак не могла решить — плохо ли это. Так что Рене озадаченно моргнула и покачала головой.
— К чему так-кая категоричность? — пробормотала она, а потом неловко рассмеялась. — Будто ты решил меня шантажировать.
— Таковы правила моей игры.
Тони поднялся, а Рене уловила, как ударили в черепную коробку молоточки его монотонной мигрени. Он обошел стол и встал у нее за спиной, не обратив внимания на предупреждающие окрики охраны. А дальше Рене услышала скрип спинки стула, когда Ланг склонился к ее плечу так близко, что она ощутила, как в такт чужого дыхания защекотали шею выбившиеся волоски. А затем мир подернулся пеленой мятного цвета. Голос Энтони пробрался в голову откуда-то совсем издалека — из-за лазурных облаков и зеленоватого солнца:
— У тебя будет полтора месяца, чтобы принять решение. И когда я вернусь, мы обсудим.
С этими словами Ланг резко оттолкнулся и направился к выходу не оглядываясь. Только около самой двери на секунду остановился, что-то сказал уже знакомому плечистому сержанту, а потом просто скрылся в черном провале тюремного коридора. Даже не попрощался. Рене вздрогнула, когда с другой стороны с грохотом закрылся засов.
Втянув сухой воздух комнаты в отчего-то горевшие легкие, она смежила веки, а потом медленно выдохнула. Да уж… Не такого разговора ожидала ее влюбленная часть, рациональная же твердила, Энтони есть на что злиться. Она действительно рисковала. Да, не так сильно, как считал Ланг, но гораздо больше, чем ей самой показалось утром. Неловко поднявшись, Рене машинально подхватила куртку и направилась в сторону выхода. А на улице вдруг замерла и жадно втянула холодный воздух с примесью газов от проезжавших мимо машин. Неожиданно за спиной раздался шелест одежды, и Рене оглянулась.
— Пойдемте, — пробормотал уже знакомый сержант. Он на ходу натягивал форменную зимнюю куртку, а во рту болталась зажатая связка ключей. — Отвезу вас домой.
— Не стоит, я вполне доб’русь сама, — смутилась Рене. От такого внимания стало очень неловко, а от следующих слов накатил окончательный стыд. Господи, ну почему у неё все невпопад?
— Ага. Не спорю, — согласился полицейский, а сам открыл пассажирскую дверцу припаркованной прямо у входа машины. — А еще я знаю Ланга. Он хоть и обдолбанный адреналиновый наркоман с наклонностями суицидника, но точно не истеричка. Так что не хочу потом на операционном столе стать объектом для мести, если вы убьетесь где-то по пути из участка. Садитесь.
Рене помедлила пару секунд и нырнула в зябкий холод машины. Спорить было бессмысленно, а строить из себя героиню известных комиксов и подавно. К тому же ожидание и разговор вытянули последние силы. Голова немного кружилась. Отчаянно клонило в сон. Похоже, для первого дня на свободе приключений оказалось с избытком.
Следующая неделя прошла в постоянных визитах в больницу. Рене ездила на осмотры, проходила различные тесты, даже несколько раз встретилась с логопедом. И как бы ни переживал Энтони, как бы ни плевался ядом и каких бы ни ставил условий, но ей нужно было вот такое движение. Она часами проводила за столом, тренировала и разминала пальцы: сшивала позаимствованные у герберы листья, завязывала лигатуры, складывала оригами размером с ноготь, собирала пинцетом на скорость рис и зубрила… зубрила… зубрила техники, справочники и пособия, чтобы восстановить память. Чтобы ни секунды не сомневаться — она помнит. Даже Талмуд по запрещенной теперь нейрохирургии оказался прочитан до библиографического списка, в котором Рене отметила себе еще пару статей. Все, что угодно, лишь бы скорее вернуться. И, разумеется, она готовилась к квебекским слушаниям, что должны были состояться в последние дни перед Рождеством. В общем, тело вспоминало, как экономить движения, а мозг — как медленно думать и быстро делать. Рене понимала, что ей действительно повезло, и потому каждый успех вызывал безумное желание хоть с кем-нибудь поделиться. Но единственным слушателем по-прежнему оставался распушившийся рядом с хозяйкой цветок, который от такого внимания окончательно обнаглел и стремительно чах, стоило Рене задержаться вне дома чуть дольше положенного. Например, когда она вечерами пропадала в полицейском участке…