Секс и ничего личного

– Она неправильно лежала, – вычленила я наконец.
– Неправильно для чего? – Быстро спросил полицейский.
Слишком быстро.
– Для того, чтобы не бояться, – огрызнулась я. – Если бы Луиза шла по дорожке и упала, у нее ступни остались бы в пределах дорожки. Рядом с точкой опоры. А она лежала строго поперек, ноги – за бордюром с одной стороны, а голова – с другой. Случайно так не упадешь, либо человек сам так лег, либо его уложили… Ну, или она шла не по дорожке, а вдоль нее. Зимой. Ночью. По парку.
Вот зачем мне обязательно нужно было блеснуть интеллектом? Не могла промолчать? Как будто там кроме меня никто бы не заметил, что тело неестественно лежит!
В этот самый момент дверь в привратницкую распахнулась, и в помещение вкатился мсье терр Мулья. То есть, вошел. Я хотела сказать – вошел.
– Что здесь происходит, месье?
У него за спиной виднелся ректор – он задержался на пороге, что-то сурово выговаривая охраннику. Тот, понурив голову, почтительно кивал.
В распахнутую дверь влажно вполз предрассветный морозец, принеся с собой свежий воздух, но взамен забирая накопленное тепло.
Мсье Эрбер закончил отчитывать охрану, и вошел в привратницкую, захлопнув за собой дверь. Стало теплее, но теснее.
– Именно, мсье. Я бы хотел услышать ответ на вопрос своего почтенного коллеги. Что здесь происходит?
При звуках голоса мсье терр Мульи, следователь дернулся было вскочить, но пресек свое движение на взлете.
Пробормотав что-то условно приветственное и что-то, условно похожее на “происходят следственные мероприятия”, он отвернулся от нашего декана и уставился на меня.
– Продолжайте, мадемуазель.
– Я подошла, узнала Луизу, попыталась найти пульс сперва на запястье, потом на шее. Больше к телу нигде не прикасалась. Поняла, что Луиза мертва, снова испугалась, хотела бежать за помощью. Испугалась, что потом в темноте ее не найду, и меня примут за сумасшедшую, или выпишут штраф за ложный вызов… Маяка у меня при себе не было, поэтому вместо него оставила артефакт-фонарик, чтобы ориентироваться на световое пятно. Остальное вы знаете.
– Спасибо, мадемуазель Морель, если у следствия возникнут еще вопросы – мы вас вызовем, – закруглил процедуру полицейский, хотя еще десять минут назад я была готова поклясться, что эта песня растянется надолго.
– А вот у меня вопросы уже возникли! Мадемуазель Морель, вы что, активировали артефакт на месте преступления? Чем вы думали? Вы что, не проходили еще теорию магических шумов? Активация артефакта могла смазать следы в магическом фоне!
А вот сейчас было обидно!
– Проходили мы уже теормагш, и у меня, между прочим, был по ней высший балл – я “удильщика” запустила, он магически нейтрален! И след его в общем фоне уверенно вычленяется, не сливаясь с другими магическими проявлениями!
Я подавила желание засопеть от задетого самолюбия.
И слава богам, что подавила.
Терр Мулья кивнул:
– В таком случае, можете быть свободны. Раз капитан Ламбер вас не задерживает.
Только сейчас я поняла, что следователь может и представился в начале, но имя его у меня совершенно не отложилось. Мсье Ламбер, надо запомнить. Правда чутье подсказывало, что даже если я сейчас и не запомню, то услышу еще не раз, и не два…
И повернулся к следователю.
– А теперь объясните ка мне, дражайший капитан Ламбер, почему на территории академии студентку академии допрашивают, не потрудившись поставить в известность о форс-мажоре руководство академии?
– Руководство академии вполне поставлено в известность, – огрызнулся капитан Ламбер.
– Но не вами! – тут же парировал терр Мулья. – Очень хотелось бы знать, почему.
– А Мадемуазель Морель не допрашивали, – следователь сделал вид, что деканской ремарки не заметил. – Она свидетель, а не подозреваемая.
Не иначе, стресс, адреналин и задавленная на корню обида на декана ударили мне в мозг, потому что я брякнула:
– Пока!
И сказала-то не вполголоса даже, а в четверть, но у нашего декана, оказывается, потрясающе чуткий слух.
Подозреваю – только в тех случаях, когда это ему выгодно.
 
– “Пока”? Что вы имеете в виду, мадемуазель Морель?
Я пожалела о том, что открыла рот еще до того, как закончила говорить. Но не ответить декану было бы форменным самоубийством, вопрос следователя проигнорировать и то безопаснее было бы, и потому я пробурчала:
– Капитан Ламбер просто вскинулся, когда я сказала, что интуитивно обнаружила неестественность в положении тела.
Простите меня, капитан! Я, честное слово, не хотела ябедничать! Но или вы, или я.
Декан разве что руками не всплеснул:
– Надо же! Какой вы у нас проницательный! Только смею напомнить, что мадемуазель Морель – студентка-криминалист лучшей в стране академии права, и студентка не из худших, а как бы не в первой двадцатке. Уж вы-то, капитан, должны понимать, что это значит, вы же сами наш выпускник. Впрочем, если мне не изменяет память, балл у вас был весьма посредственный…
– Месье терр Мулья! – Вскинулся следователь, и я готова поклясться, голос у него был обиженный. – Я совмещал учебу с работой!
Мне захотелось сбежать.
– Не вы один такой, – безжалостно отбрил его возражение декан. – Вот, мадемуазель Морель тоже совмещает учебу с подработками, репетиторствует, но успеваемость у нее не страдает.
Бежать стало отчетливо поздно.
Про ректора, который наблюдал эту перепалку, как партию в теннис, переводя взгляд с одного на другого “подающего” с некоторым даже азартом, спорщики, кажется, забыли напрочь.
Я же вспомнила, что меня отпустили уже дважды – следователь и декан, и по стеночке, по стеночке, продвигалась к выходу.
Мысль попросить обратно свой фонарик умерла, едва зародившись.
* * *
Новость о смерти Луизы разлетелась по Академии еще до того, как я появилась на занятиях. Хотя казалось бы, успела только душ принять, да еще раз постучать зубами о чашку, строго напоминая себе, что я вообще-то будущий служитель закона. И вообще трупов уже видела десятки. Но вот неожиданность: совершенно посторонний труп в городском морге, в свете ламп и в окружении толпы коспектирующих однокурсников это оказалось совсем не то же самое, что труп Луизы, с которой я еще буквально пару дней назад обменивалась неприязненными взглядами, записываясь на участие в мартовской конференции…
Так что я искренне надеялась, что у меня будет время полностью взять себя в руки до того, как вся академия начнет жужжать о том, что одна зазнайка прихлопнула другую (потому что “одна зазнайка нашла труп другой” звучит вообще не так весело).
Но ошиблась.
Мое появление на лекции было встречено таким концентрированным вниманием, что аж тошнота к горлу подкатила.
Впрочем, чему удивляться? Мир тесен даже в столице. У кого-то наверняка найдется друг, у которого отец приходится кумом зятю дежурного, принявшего вызов.
С каменным лицом, глядя исключительно в пустоту перед собой, я прошла на свое привычное место, и вздрогнула, когда рядом со мной тут же плюхнулась Мартин, придвинувшись почти вплотную.
– Кэсс, скажи, это правда?
Мартин, поступая, кажется перепутала Академию права с Институтом международных дел. Учеба у нее шла не очень, а вот коммуникация на все сто. Там, где не доучит – заболтает. Она умудрялась дружить со всеми и даже у меня, вопреки моему решительному настрою прохладно относиться ко всем, дабы не вляпаться в какие-нибудь – о ужас! – межличностные отношения, миниатюрная живая брюнетка вызывала симпатию.
– Нет, – спокойно отозвалась я, нырнув в сумку за письменными принадлежностями. – Я уже говорила, не будет у нас завтра контрольной по уголовке, это ле Ру слух распустил, чтобы все психовали. А если и будет, надо просто учить материал не в последний день, а в процессе.
Мартин на мгновение зависла.
– Ты о чем?
– А ты о чем?
– Я об убийстве Луизы!
– А я о несуществующей контрольной.