Мы любили (СИ)

Я фыркнула. Серёжка глянул на меня и тоже засмеялся. Мама залилась вместе с нами. У меня классная мама. С родителями мне повезло. Но первый вопрос был вполне серьёзным. Я взглянула на Серёжку.
— Можно сказать, что нет, — пробормотал он. — Прерванный акт.
Мама внимательно посмотрела на него, потом на меня. На лице у неё было написано всё, что она о нас думает.
— Братцы мои, — сказала мама. — Поймите одну вещь. Юность — замечательная штука. И она совсем короткая. Тратить её на деторождение — просто преступление. Сейчас вы свободны и беззаботны, не создавайте себе проблем. И нам заодно. Наслаждайтесь. Только разумно.
Мама поднялась. Разговор был окончен.
Когда в ванной зашумела вода, Серёжка решился.
— Поль, и всё?!
Я кивнула.
— А твоему отцу она скажет?
— Полагаю, да.
— А он не запретит нам встречаться?
Я вздохнула.
— Серёжа, ты уже был рассмотрен. Оценен, измерен и признан годным. По правде говоря, они мне намекнули, что моя половая жизнь — это моё личное дело. Вот только про безопасный секс они тоже намекали. А я забыла.
Он обнял меня.
— Не бойся, ничего не будет. У меня всё получилось, я успел.
— Спасибо, — сказала я. — Пойдём, я приготовлю завтрак.
Серёжка задержал мою руку, притянул к себе и поцеловал. Было очень приятно.
Родители обсудили и решили проблему моего воспитания когда-то совсем давно. Я помню, как бабушка всё прохаживалась по этому поводу, но не вмешивалась никогда. Мне многое разрешали, но если говорилось «нет», то обсуждению это не подлежало. Запретов было немного, но они были железные. Мне, например, не разрешалось исчезать куда-то, не позвонив и не предупредив. Не разрешалось прогуливать школу, питаться всухомятку и курить.
Однажды мы с Наташкой попробовали у нас в ванной. Мама моментально унюхала, когда пришла с работы. Что было! Они воспитывали меня вместе и по очереди. Они изводили меня шуточками и прямыми нотациями. Хуже всего были лекции с просмотром слайдов под названием «Медленная смерть от никотина». Адская была неделя. С тех пор я полностью равнодушна к сигаретам. А Наташка вот покуривает. По-моему, из чувства противоречия. Её истеричная матушка каждый день шмонает её вещи и комнату на предмет всяких запретных вещей. У нас же в доме эту тему больше никто не поднимает. Поговорили — и хватит. Если не поняла, то сама дура.
Серёжка сидел с ногами на табуретке, как на насесте и смотрел, как я готовлю. У меня сегодня всё получалось. Скорлупа не попадала в омлет, соль не просыпалась мимо, молоко оказалось не свернувшимся. Даже тостер не плевался, а чинно выщелкнул готовые хлебцы. Под завязку я выволокла из холодильника торт и поставила в центре.
— Молока или сока? — спросила я у Серёжки.
— То же, что тебе, — откликнулся он.
Я налила ему стакан сока и уселась ждать маму.
Когда мы уже завтракали и мама ужасалась количеству взбитых сливок на торте, а мы с Серёжкой покатывались со смеху, позвонила Марьяна. Она поинтересовалась, готовы ли костюмы и придут ли на бал мои родители. Моя мама входила в родительский комитет, и для Марьяны её присутствие было важным. Я отдала маме трубку, и она, послушав некоторое время, пообещала, что придёт.
— А твоя мама придёт? — спросила она у Серёжки.
— Да нет, — сказал он. — Во-первых, у неё сегодня начинается неделя большого визита. Ну, может, слышали, к нам приехала президентша Аргентины и с ней большая свита из политиков и бизнесменов? А во-вторых, я ж ведь всё равно не артист. Марьяна меня даже и не задевала, когда роли распределяла.
Знаю я, почему Марьяна его не задевала. Она буквально теряется от его манеры общаться с учителями — вежливо, но независимо. Это только у математини получается поставить его на место, Марьяна каждый раз срывается на визг. Последний раз он вывел её из себя заявлением о том, что Достоевского терпеть не может, а его героев презирает. При этом было понятно, что «Идиота», о котором шла речь, он читал и всякую критику по нему тоже. Марьяна кинулась защищать князя Мышкина. Но вещала впустую. Серёжка высказался и опять канул в своё зазеркалье. А класс вообще не понял, в чём была проблема.
 
— А позвонить домой ты не хочешь? — спросила мама.
— Я уже звонил, — ответил Серёжка. — Поэтому знаю про аргентосов.
Когда мы пришли в школу, Марьяна потащила артистов репетировать. Остающиеся проводили нас завистливыми взглядами. Сначала были короткие сценки, в которых участвовали пары, а потом Марьяна взялась за нас и за ту группу, которая представляла кусок из пьесы про войну. Оказалось, что я плохо помню текст, и Марьяна на меня наорала. Потом Васька Игошин, изображавший генерала, сказал, что трубку на сцене будет курить по-настоящему, и Марьяна побежала пить валокордин.
Мы уселись в зрительном зале и стали ждать, чем всё это кончится. Я повторяла слова, держа в руках Марьянин сборник чеховских пьес.
— Хорошо выглядишь, — сказал мне Евген.
Я машинально поблагодарила. И тут мне на книгу легла плитка шоколада. Я подняла голову. Все они смотрели на меня.
— Угощайся, — небрежно сказал Евген.
Я сказала, что не хочется, и протянула плитку девчонкам. Светка медленно отвернулась, а Наташка с довольным видом принялась уминать шоколад. Из нас пятерых она единственная нисколько не нервничала.
— Приходи после бала ко мне в гости, — сказал мне Евген.
Я засмеялась и покачала головой. А он тогда кинулся вдруг объяснять, что ничего такого не будет, что приём устраивают его родители. Там будет весь класс, учителя и члены попечительского совета.
— И Серый, — сказал Евген. — Я его позвал. Он согласился.
Ответить я не успела, потому что примчалась Марьяна в сопровождении директорши, и всё началось по новой. Я собралась и на этот раз ничего не забыла, но Марьяна всё равно осталась недовольна и сказала, что я даже о любви говорю, как о погоде, равнодушно и невыразительно. Евгена она, наоборот, похвалила и разрешила нам пойти уже сделать свои мелкие делишки.
Мы с Наташкой поскакали в туалет, а Евген, Светка и Артём зашли в подсобку, выгороженную между мужским и женским туалетами, и закрылись там.
— Откуда у него ключи? — спросила я.
— Купил на время у технички, — хмыкнула Наташка.
— Ты просто дура! — разозлилась я.
— Не нравится — не ешь! — развеселилась Наташка.
Из подсобки донёсся умоляющий шёпот и вскрик.
Минут через пять бледная Светка зашла в туалет и закрылась в кабинке.
— Ну как прошло? — спросила Наташка.
— Прошло, — буркнула Светка. — Иди, тебя ждут.
Наташка ускакала.
— Свет, — сказала я. — Зачем ты?
Я не понимала почему, но мне её было до смерти жалко.
— Да заткнись ты! — вдруг сорвалась она. — Думаешь, никто не заметил, какие вы с Галицыным сегодня заявились?!
По-моему, она плакала.
— Два таких эльфа! — продолжала Светка. — Женька всё время на тебя пялится! Даже Марьяна заметила!
— Что она заметила? — не поняла я.
— Ничего! — буркнула Светка.
Она вышла и стала умываться. Прискакала Наташка.
Я зажала рот и ломанулась в кабинку — травить. Наташка загоготала.
— На, возьми твою вещь, — сказала она Светке. — Как ты?
— Болит всё, — пожаловалась Белянская.
Меня вывернуло снова.
— Что тут у вас такое?! — с этими словами в туалет ворвалась Марьяна.
— Да вот, — сказала Наташка. — Польку опять полоскает.
— Ну, это ненормально, в самом деле! — воскликнула Марьяна. — Девочки, она случайно не беременна?
От возмущения у меня тут же всё прошло. Я принялась умываться.
— Полиночка, — осторожно начала Марьяна. — Ты меня, конечно, извини…
— Нет! — рявкнула я. — С чего вы взяли?!
— Не груби, — покладисто сказала Марьяна. — Ты сама заставляешь так думать. Твои недомогания. И этот Галицын…
— Что Галицын?! — завопила я.
— Ну, понятно же, — сообщила Марьяна. — Между вами что-то есть!
Меня опять затрясло.
В туалет вошла математиня.