Тайна Ночи Свечей (СИ)
— Очень жаль, с детства страдаю морской болезнью, — без малейших колебаний солгал шуттанец, наблюдая за тем, как все яростнее закручиваются ветряные плети, составлявшие плащ духа. Тот явно был зол и с огромным трудом сдерживался, но вот он взял себя в руки, наклонил голову к плечу, словно прикидывая что-то, приложил ладонь к сердцу и поклонился, после чего протянул правую кисть ребром, опертым на обращенную к небу ладонь левой руки. Старинный жест мира, братства и вечной дружбы.
— Неужели тебе так нужна моя кровь? Почему бы не забрать силу огня центральной свечи? — серьезно поинтересовался Ригби, слыша, как уже гораздо ближе, чем раньше, раздаются голоса и все нарастающий топот. Совсем скоро прядильщики ввалятся на крышу и прикончат его, а ритуал так и не будет сорван.
Ветряной человек, не меняя позы, медленно кивнул. В любом другом случае Ригби позабавило бы и нелепое предложение Ловца и то, что весь этот фарс разыгрывается прямо под носом у прядильщиков…
— Пообещай, что сорвешь ритуал, — тихо, но очень отчетливо потребовал шуттанец, рывком стягивая окровавленную повязку с правой руки.
Злой ветер подхватил отброшенную ткань, не дав той улететь, и тут же втянул в себя, после чего согласно кивнул и осторожно сжал протянутую в соответствии с традицией руку. Секунду ничего не происходило. Ригби не мог разобраться в ощущениях. Невесомое касание щекотало мельчайшими песчинками, холодило кожу и не оказывало ровным счетом никакого воздействия. Ветряной человек смотрел на него, не предпринимая никаких действий, но вот он подался еще ближе, очертания фигуры поплыли, а легчайшая хватка обернулась настоящим капканом, потянувшим кровь не хуже недавних деревянных ступеней.
Такой чудовищной боли Ригби еще не приходилось испытывать. Отпрянув назад, он попытался вырвать руку, в ответ на что, хватка лишь усилилась. Казалось, вместе с кровью его покидает и сама жизнь. В какой-то момент Ригби не выдержал и заорал, изо всех сил стараясь отпихнуть ветряного монстра. Но куда ему до силы самого Ловца живых чудес, хоть и призрачного? Все попытки оказались тщетны. Удары и пинки проходили сквозь то собирающуюся, то вновь расплывшуюся темную фигуру, не причиняя монстру вреда. Вспомнились слова Клары и то, как она смотрела на него, когда он уходил с кладбища, уверенный в том, что помощь Злого ветра не выйдет им всем боком. Как же он ошибался…
— Ты слишком силен духом, горд и умен, а еще не в меру нагл и не труслив, как для обычного человека, за которого я и принял тебя вначале. Но теперь я вижу, как ошибался. Твоя кровь поведала мне много занятного, друг, — прошелестел ветер, делая особый упор на последнем слове. — Останься здесь и дождись меня. Нам есть о чем потолковать.
Сказав это, Ловец опустил руку Ригби, посидел еще секунду молча, после чего небрежно добавил: — Я действительно рад, что ты все же соизволил вернуться, пусть и в таком беспомощном, лишенном магии, человеческом теле. А что до синеглазой гадюки, умудрившейся пригреться возле тебя, то совсем скоро она сполна поплатится за все, что натворила!
Выпрямившись во весь рост, Злой ветер учтиво поклонился, обратился вихрем и улетел, оставив, еле живого Ригби, лежащим на холодной каменной дорожке и мечтающем лишь об одном — убраться с проклятой крыши и как можно скорее, пока знаменитый дэйлинальский тиран не вернулся и не решил добить его, поделившись напоследок еще одной порцией отборного бреда в духе грифалетских предсказателей.
И словно в ответ на его невысказанное желание, неподалеку раздался тихий щелчок, а за ним и недовольные слова, озвученные до боли родным голосом:
— Вот ты где, мерзавец! Уже успел наворотить дел, не так ли? — бесстрастно поинтересовалась, взбешенная до предела, Клара, после чего добавила уже совсем другим тоном, обращаясь к кому-то постороннему, скрывавшемуся за ее спиной. — Поднять его и переместить в тоннель из которого мы прибыли! — и столько магии было в этом коротком, властном приказе, что даже у Ригби, к которому слова не имели ни малейшего отношения, заломило в висках и потемнело в глазах.
Совсем близко раздавались приглушенные приказы, слышался все нарастающий гомон неотвратимо приближающихся шагов, усиливалось завывание Злого ветра, готовящегося поглотить силу неприступного пламени вечной свечи, а все, о чем мог думать Ригби — это подтачивающее изнутри сожаление, накатившее вслед за осознанием, как сильно он просчитался.
Крепкие руки подхватили его обмякшее тело, дернули вверх и куда-то понесли. Ригби уже не успел разобрать, куда и зачем. Тьма окутала его с ног до головы, позволяя сдаться и перестать чувствовать всю ту боль, с которой ему приходилось справляться на протяжении стольких часов. Ни сил, ни воли, ни даже, быть может, жизни в нем уже не осталось…
Самая долгая и темная ночь в году стремилась к своему завершению. Долгожданные солнечные лучи готовились возвестить о начале нового дня и принести утешение всем тем, кто потерялся в кровавой Ночи Свечей и уже не надеялся обрести верный ориентир.
Глава 14. Восточный пустырь
У каждой столицы, какой бы величественной и прекрасной та не казалась на первый взгляд, обязательно найдется хоть одно неповторимое, тщательно скрываемое ото всех уродство. Доподлинно о нем известно лишь избранным жителям города. Тем немногим, чьи раскидистые родовые кроны с легкостью и готовностью укроют в своей густой тени не только саму проблему, но и ту неприглядную историю, благодаря которой светлый лик венценосного города имел неосторожность обзавестись столь досадной приметой. Что касается остальных жителей, то им останется лишь строить самые разнообразные догадки и предусмотрительно держаться от злополучных мест так далеко, как только получится.
Столица Дэйлиналя не стала счастливым исключением, за века ей удалось собрать такую внушительную коллекцию изъянов, что только и оставалось гадать — как Корде все еще удается сохранять за собой лестное звание одного из самых красивых и загадочных городов мира? И не потому ли в нее так сложно попасть в те дни, когда Верховная Хильда не находит веских причин для радушного распахивания городских ворот перед любопытными посторонними?
Неподкупные каменные стены, пронизанные ветвями и корнями живого дерева, ревностно оберегают секреты прядильщиков наравне с преданными стражниками, готовыми по первому приказу замкнуть ворота перед любым, кто покажется хоть отчасти неугодным гостем. Благодаря всем этим предосторожностям, мало кому из чужаков удавалось проведать какие ужасы таятся на территории прядильщиков. Даже самим кордцам не рекомендовалось пересекать особо значимые незримые границы счастливой и безопасной жизни.
Среди прочих, наибольшей популярностью у жителей столицы пользовались городские легенды о жутком восточном пустыре безумия. Шутливая угроза выселения на него действовала на разошедшихся, упрямых карапузов ничуть не хуже обещания выпороть или оставить без сладкого. Стоило прозвучать грозным словам, как слезная истерика моментально сходила на нет, а непослушное дитя, как по волшебству, превращалось в кроткого, ласкового ягненка. Но стоило маленькому смутьяну повзрослеть и возмужать, как взгляды на опасное место кардинально менялись…
Во всей Корде не находилось ни одного уважающего себя сорвиголовы, чья юность обошлась бы без рискованной вылазки к стенам башни и окружающим ее развалинам, раскинувшимся в самом сердце пустыря. Шумные компании решительных, изрядно «разогревшихся» для храбрости смельчаков, жаждали от опасного похода трех неизменных благ. Во-первых, пробудить крепко дремлющие или усилить уже проявившиеся способности к магии. Во-вторых, получить бесспорное признание их выдающегося бесстрашия. И, в-третьих, примкнуть к негласному братству действительно побывавших на восточном пустыре и видевших все собственными глазами. Большинству непосвященных последний довод мог показаться на редкость сомнительным, но только не въедливым кордцам, привыкшим докапываться до истины, как бы глубоко та не залегала и сколько бы лопат закаменевшей земли не пришлось откинуть.