Тайна Ночи Свечей (СИ)

Дальнейшая работа пропускного пункта главных ворот продолжилась с неестественным рвением и фанатичным пристрастием. Стражники умудрились не пустить нескольких двуликих хищников и довести до слез юную двуликую лань, чем немало позабавили, вернувшегося прядильщика. Он даже решил подшутить над старательными солдатами, сказав, что, если те не прекратят выказывать свое рвение, разжигая тем самым недовольство в толпе и демонстрируя истинное отношение Корды к Боривалу, всех их ждет теплая встреча с главным кордским палачом. К большому удивлению прядильщика, шутка произвела совсем не то впечатление, на которое он рассчитывал. Солдаты не рассмеялись и даже не улыбнулись, вместо этого они дружно издали сдавленный хрип и перепугано на него уставились. Перенервничавшие стражники приняли слова прядильщика за чистую монету, после чего стали вести себя еще чуднее, на что ответственный за главные ворота, лишь махнул рукой, посчитав чрезмерную учтивость и неестественную доброжелательность стражников, результатом солнечного удара.
Но на этом злоключения стражников главного поста не закончились. Не успели они прийти в себя и порадоваться очередному уходу бдительного прядильщика, непонятно из-за чего пригрозившего им встречей с палачом, как из темноты показалась настоящая живая легенда.
Встретить северную прядильщицу горного храма у ворот Корды, было таким же из ряда вон выходящим событием, как если бы на праздник пожаловал воскресший Ловец живых чудес и объявил себя новым послушником ордена Опаленных. Каких только слухов не ходило об этих могущественных женщинах, рождающихся с даром видеть, переплетать и даже обрывать нити. Кордские прядильщики не шли ни в какое сравнение со своими северными сестрами, способными на такие чудеса, о каких столичные шарлатаны, только и думающие о монетах и собственном престиже, могли лишь мечтать. За помощью к северянкам отправлялись очень немногие и лишь в тех случаях, когда другого выхода совсем не оставалось. Мольбы, деньги и угрозы не производили на них ровным счетом никакого впечатления, северные прядильщицы сами решали, в чьи нити следует вмешаться, а кому и отказать.
Шагнувшая в круг света женщина была как раз из таких. Одного взгляда на ее худое, серьезное лицо и грубое полотняное платье бордового цвета, подпоясанное тонкой веревкой, хватало, чтобы понять — посулы награды или грубое принуждение могут закончиться такой «помощью», после которой путешествие за грань покажется истинным избавлением. Молодая северянка двигалась бесшумно, как тень, в каждом движении ощущалось достоинство и полное спокойствие. Оказывавшиеся поблизости, невольно расступались и замирали, смотря во все глаза на ее длинные седые волосы, заплетенные в сотни тонких косичек, едва не касающихся земли, и на обожженный деревянный посох, казавшийся слишком длинным и тяжелым для такой хрупкой прядильщицы.
Следующей, на кого обратили внимание, сгрудившиеся у поста гости, была огромная лохматая собака, скалившая зубы на тех, кто осмеливался подойти слишком близко. И только после недружелюбного животного, очередь доходила до двуликого служителя храма, предоставившего свой локоть прядильщице в качестве опоры при длительном подъеме по крутой кордской лестнице еще у подножья, когда та, остановившись у самой нижней ступени, обратилась к толпе с просьбой о помощи. Ее безукоризненно вежливые слова, куда больше походили на, не терпящий промедления в исполнении или малейшего ослушания приказ, чем на просьбу, а потому проигнорировать ее обращение было попросту невозможно.
Двуликий служитель из семейства мышиных оказал всем огромную услугу, принеся себя в добровольную жертву, и теперь те, кто шли сразу за прядильщицей и ее сгорбившимся сопровождающим, прячущим скорбный взгляд за толстыми уродливыми очками, выказывали своему спасителю невольное, вполне искреннее сочувствие. Многие заметили, как нервно он дернулся, когда северянка неожиданно остановилась и резко подняла посох, указывая прямо на пост стражников. Двуликий попытался то ли высвободить локоть, то ли продолжить путь и наконец-то избавиться от прядильщицы, когда та пересечет ворота города, но не тут-то было. Северянка сурово сдвинула брови, уставилась на двуликого своими, пробирающими до дрожи, белыми глазами и грозно шикнула. Следует отдать должное несчастному в серой рясе, делающей его и в человеческом облике поразительно похожим на мышь, дергаться он перестал. А вот окружавшие их путешественники такой выдержкой похвастаться не могли. Еще при взмахе посоха, некоторые постарались вжаться в оборонительную стену внутреннего города, а при звуке, больше напоминавшем шипение змеи, и вовсе попытались вернуться на ступени чудесной лестницы, уводящей так далеко от опасной северянки. Однако, спасительный проход был надежно перегорожен более прыткими и теми, кто даже не подозревал, на кого можно наткнуться, спеша присоединиться к празднику и упорно толкая замешкавшихся в спины.
 
— Как слабы стали мои кордские сестры, раз проглядели истончившиеся нити своих защитников, — тихо заметила северянка, но ее слова расслышали даже те, кто стояли дальше всех, а главное — сами защитники, удивленные столь неожиданным поворотом событий.
— Один умрет еще до исхода Ночи Свечей, другой — через пять лет, — стала пояснять свои слова прядильщица, тихо постукивая посохом о землю и загадочно чему-то улыбаясь. — А третий отправится за грань еще очень нескоро, только вот легче ему от этого не станет!
Получив страшное предсказание, стражники переглянулись и дружно бросились к северянке. Прервал их стремительный забег почти у самого финиша грозный лай и угрожающее рычание. Пес явно не был настроен подпускать еще хоть кого-то лишнего к своей хозяйке. Он и так всю дорогу плотоядно поглядывал на сгорбленного господина в рясе, но не трогал его, боясь нарушить запрет, строго озвученный северянкой еще у подножья лестницы.
— Просим вас о милости, северная госпожа, не дайте нитям оборваться. Нет за нами преступных дел, чтобы так страдать за них и рано умереть, — взмолился за всех троих разом Дуайт. Ему было очень страшно умирать и он совсем не хотел узнавать, что такого ужасного заготовила судьба тому из них, кто проживет дольше всех и будет, судя по всему, еще завидовать, ушедшим за грань первыми.
— Мало того, что мертвец, так еще и плут в придачу! — холодно рассмеявшись, заключила прядильщица. — Но я вижу все ваши нити и они действительно не так плохи, чтобы их обрывать…
Расслышав последние слова, набравшиеся смелости путники, только что приблизившиеся, чтобы лучше слышать тихую речь северянки, резко отшатнулись, безжалостно оттаптывая ноги тем, кто старался укрыться за их спинами. Прядильщица оказалась не просто видящей или переплетающей нити, а самой обрывающей, способной убить, разорвав всего одну нитку, выдернутую из одежды осужденного. Такая жуткая власть не укладывалась в головах перетрусивших гостей столицы, желавших всего лишь повеселиться и выпить вина, а не сталкиваться нос к носу с одной из легендарных обрывающих нити. Большинство из собравшихся, свято верили в то, что таких вообще больше не рождается в Дэйлинале.
— Не гневайтесь, могущественная госпожа, — едва выдавливая слова и не чувствуя одеревеневших от ужаса ног, начал свою речь Кори, окончательно убедившийся в опрометчивости их сегодняшнего проступка. — Мы страшно виноваты и заслуживаем наказания, но мы не знали, чем обернется наша непростительная глупость. Молю вас о снисхождении и помощи.
— Твое раскаяние такое же неискреннее, как и слова мертвеца. Теперь понятно, за что ты должен будешь страдать целых пять лет. Неспособность к раскаянию заслуживает куда большего! — сверкнув хищной улыбкой, изрекла северянка, мощно ударив посохом, от чего, осыпавшаяся с него зола, оставила на земле отчетливый круглый отпечаток.
Стоявший до этого в полной неподвижности очкастый служитель храма, вновь попытался вывернуться, но прядильщица лишь сильнее сжала свои тонкие пальцы на его локте и даже не потрудилась повернуть голову в его сторону.