Цена весны (ЛП)

— Хорошо, — наконец сказал он. — И как вы двое собираетесь двигаться вперед?
— Она хочет соединить их, — сказал Данат голосом, в котором смешались мольба и возмущение. — Она хочет, чтобы Шиия и Ана сидели рядом на каждом танце, на каждом приеме…
— Ты не можешь завидовать тому, кого не видишь, — сказала Иссандра. — И еще более трудно, если другую девушку нельзя легко убрать. Связь Аны с ее нынешним любовником почти закончилась, и если Шиия даст ясно понять, что считает Ану угрозой…
Данат проскулил и начал сыпать возражениями, Иссандра давила на него. Ота держал глаза закрытыми, не слушая пару голосов, которые вымывали смысл друг из друга. Вместо этого он представил девушку такой, какой она была в ту ночь, когда пришла поговорить с ним. Наполовину пьяной. Слишком гордой, чтобы дать гордости управлять собой.
Он принял позу, которая потребовала молчания. Данат мгновенно перестал говорить. Иссандре потребовалось на секунду больше, чтобы закрыть рот.
— Вы, оба, должны выработать план, — сказал он. — У меня нет ни времени, ни возможностей исправить положение. Но учтите, что вы, быть может, обращаетесь с Аной с меньшим уважением, чем она заслуживает. Данат-тя, ты собираешься построить жизнь с Шиией Радаани?
Данат нахмурился. Он не принял никакой позы, не сказал ни слова. Ота кивнул.
— Тогда вести себя так с ней неуважительно. Будь с ней честен, и если это повредит отношениям с домом Радаани, так тому и быть.
— Да, отец, — сказал Данат, заколебался, позой попросил прощения и вышел из комнаты.
Спина Оты болела. После тяжелого дня в глаза словно насыпали песок. Все это было далеко не окончено.
— Иссандра-тя, — сказал он. — Я не слишком хорошо знаю Ану, но, насколько помню, я потерял собственную дочь, общаясь с ней как с девочкой, а не с женщиной, которой она стала. Не повторяйте мою ошибку. На Ану могут не подействовать манипуляции, рассчитанные на более юных девушек.
Лицо Иссандры Дасин затвердело. На мгновение она стала очень похожей на дочь, потом приняла позу подтверждения. Не очень умело, но форма была правильной.
— Другой подход, возможно, может сработать, — сказала она. — Я не думала о нем раньше, но я провела много часов с вашим сыном. Быть может он в состоянии применить его.
Она кивнул ей продолжать.
— Он может решить влюбиться в нее. Развить в себе чувство и потом… — Она пожала плечами. — Дать миру идет своим путем. Я знаю очень мало женщин, которые не были бы очарованы искренней любовью привлекательного мужчины.
— Вы думаете, он может просто решить почувствовать то, что мы хотим, чтобы он почувствовал?
— Я делаю это каждый день в течении тридцати лет, — сказала Иссандра.
— Это или самое романтическое, что я слышал, или самое печальное, — сказал Ота и добавил: — Ана-тя оказала мне огромную услугу. Мне жаль, что Данат отплатил ей бестактным поступком.
Иссандра отмахнулась от извинения.
— Сомневаюсь, что она считает это оскорблением. Я уверена, она предполагает, что Данат и эта Радаани валяются на любой доступной плоской поверхности. Насколько помню, мы были такими в их возрасте. Мы все были огонь и яркие чувства. Мы считали себя первым поколением, которое по-настоящему открыло любовь, секс и предательство. — Ее голос стал мягче.
Ота вспомнил девушку по имени Лиат с кожей оттенка коричневого яйца, и ту ночь, когда его единственный настоящий друг признался в любовной связи с ней. Ту ночь, когда Маати признался. Долгие годы после этого он не говорил ни с ним, ни с ней. Он убил человека, отчасти по их, Лиат и Маати, благословлению, из-за свободы, которую они ему дали.
Огонь и яркие чувства, подумал Ота. Развлечение смешанное с печалью, как и всегда.
— И, тем не менее, жаль, — сказала Иссандра. — Девушка Радаани прекрасна, тщеславие — могущественный рычаг, и не имеет значения, насколько сложным человеком вы считаете мою дочь.
— Мы можем надеяться на лучшее, — сказал Ота. — Возможно Шиия-тя примет извинение Даната как должное, и будет только играть роль.
Взгляд Иссандры сказал ему в точности, что она думает по этому поводу, но она только покачала головой.
 
— Это было бы замечательно, — сказала она.
В этот вечер он ел в одиночестве, хотя десятки людей, как гальтов, так и утхайемцев, с радостью разделили бы с ним стол. Павильон стоял на верхушке высокой башни, воздух пах лавандой и морем. Ота сидел на подушке за низким столиком и смотрел на закат; оранжевое, красное и золотое смешались на широком полотне из облаков и небес. Пение рабов сюда не доносилось, только негромкий звон плясал под легким бризом, звуча так, словно колокольчики были сделаны из дерева. Железная жаровня, стоявшая рядом, не давала замерзнуть. Прекрасный, полный печали вечер.
Он знал, что дочь сердится на него. Он призвал высшие семьи привезти жен для их сыновей. Они привезли их из Бакты, Эймона, Эдденси. Женщины из средних слоев стали распоряжаться огромным приданым. Сундуки утхайемцев опустели, но родилась кучка детей. Возможно несколько дюжин, в каждом городе. Мало. Тогда он придумал план — объединиться с Гальтом, создать из старых врагов один народ. Да, это оставит ни у дел поколение женщин Хайема. И мужчин Гальта, кстати. Нет сомнений, они почувствуют себя злыми, выброшенными, потерянными. Не слишком большая цена за будущее.
Удобная Домашняя Империя, вот так назвала дочь страну в последний раз, когда они говорили. И назвала его, своего отца, Королем-Покупателем. Она так сказала и сплюнула.
Думать об этом было больно.
Стайка чаек кружила под ним, ближе к югу. Лимонный рис и речная форель оставались теплыми в пальцах и во рту. Будучи в одиночестве, он ел, как рабочий.
Ота спросил себя, не ошибся ли он. Возможно неправилен его подход, его попытка найти для городов женщин, способных иметь детей. Возможно не надо было говорить об этом с Эей в терминах, к которым он привык. Возможно он невежливо отнесся к ее критике, говорил слишком жестко. Эя обвинила его в предательстве, заявила, что он повернулся спиной к женщинам, раненым Неплодной, потому, что они стали неудобными, лишними. Эя сама была одной из этих женщин, и страдала от раны, которая была так же глубока, как и любая из его. Еще глубже.
Этого одного, подумал он, было вполне достаточно, чтобы повернуть ее против него. Она всегда была близка к Маати. Она провела долгие вечера в библиотеке Мати, где жил Маати. Она знала Найита, мужчину, которого зачал Ота и Маати называл сыном. Много лет, в течении которых он был просто хаем Мати, Эя была другом его и дяди Маати Ваупатая. И нет никаких причин думать, она могла перестать быть преданной Маати.
Чайки приземлились, оставив небо самому себе. Флот давно ушел за горизонт, и Оте захотелось иметь какое-нибудь магическое стекло, которое разрешило бы ему увидеть паруса. Совсем недолгое плавание до Чабури-Тан. И может оказаться еще короче, если пираты и налетчики решат напасть. Он бы хотел, чтобы Синдзя не лез в самую гущу схватки. Сумерки превратили разноцветный закат в серый, и он захотел, чтобы старый друг вернулся назад. И почти не удивился, когда сообразил, что имеет в виду не Синдзя, а Маати.
Из темной арки на краю павильона появился слуга и шагнул вперед. Ота знал новость до того, как тот заговорил. Идаан Мати ответила на призыв и ждет его разрешения. Ота приказал, чтобы ее привели к нему. И принесли еще еды.
«Делай то, что необходимо сделать», сказал Синдзя из глубины его памяти.
Он услышал ее тихие шаги и не повернулся. Только желудок внезапно завязался узлом, а рыба отвратительно запахла. Идаан прошла перед ним, встала на краю павильона и посмотрела вниз с башни. Ее верхнее платье было темным, а подол трепетал так, словно она собралась падать или улететь. Потом она повернулась к нему с мягким и печальным выражением на лице.
— Приятный вид, — сказала она. — Но это далеко не Мати. Ты тоскуешь по башням?
— Нет, — сказал Ота. — Совсем нет. Там слишком холодно зимой, слишком жарко летом, и каждые пять лет надо менять помосты, которые используют, чтобы поднимать вещи. Это самый лучший из известных мне примеров, когда люди делают что-то только для того, чтобы показать, что это возможно.