Вечерний Чарльстон
А что насчет тебя лично… Ты вернулся из мест заключения в 1863-м – тебе, кстати, так и не предъявили никаких обвинений. В том же году ты написал эту книгу – и издателей ее посадили, точно так же без предъявления обвинений. Ты же сумел покинуть страну и перебраться в Англию, где и умер в семьдесят втором году.
Я сидел как громом пораженный, но через какое-то время смог выдавить из себя фразу:
– Неужто ничего нельзя изменить?
– Почему же… Так было в той истории, которая была у нас в будущем. А мы ее уже довольно-таки сильно поменяли. То, что англичане именовали «Восточной войной», например, в нашей истории закончилось своего рода ничьей, – но французы и особенно англичане на этой войне обогатились. Здесь же, как видишь, их разгромили, в Англии кризис, во Франции новый император, а турки потеряли Константинополь. Мы надеемся, что и на американском Юге все пойдет по-другому. И мы готовы вам помочь.
– Значит, ты… не предатель своей родины?
– Если честно – нет. Но пусть это останется между нами. Кстати, насчет вашей истории…
Он выудил из потайного отсека своего чемодана еще одну книгу и протянул ее мне.
– Вообще-то историю пишут победители. Но иногда бывают попытки воссоздать то, что произошло на самом деле. Это – книга Гэри Уокера, написанная в две тысячи восьмом году. «Общая история Гражданской войны глазами южанина».
– Каком-каком?! – с ужасом спросил я.
– Две тысячи восьмом. Я тогда был еще подростком.
– Понятно…
– Если хочешь, возьми ее почитать – вот только вернешь ее потом мне, лады? И твою книгу тоже. Времени у нас много, доберемся мы до места еще нескоро. Но вкратце – та самая Республиканская партия, которая совсем недавно возникла в Висконсине – они собирались в сарае какого-то фермера…
– Слыхал я про это. Ярые аболиционисты – и, кроме этого, не имеют особой платформы.
– В следующем году в Бостоне пройдет их учредительное собрание уже на национальном уровне. А в шестидесятом в нашей истории они, хоть и набрали менее сорока процентов голосов, победили на выборах – и президентом стал некто Эйб Линкольн.
– Знаю его немного – не самый приятный человек.
– После чего южные штаты начнут отделяться, а в некоторых из них – особенно в вашем Мэриленде – по указу Линкольна арестуют кучу народа без суда и следствия, как я тебе уже рассказал, чтобы не дать ему объявить о выходе из состава Североамериканских Соединенных Штатов. А потом начнется война на уничтожение Юга. Кончится она, как я уже говорил, жесткими репрессиями и бесправием для белого населения.
Я сидел как громом пораженный, но чувствовал, что мой новый друг ничуть не приукрасил действительность – все было в его истории именно так, как он мне рассказал. Более того, книга Уокера лежала у меня на коленях – и, поверьте мне, я знал, что я ее проштудирую от корки до корки. Но все было настолько ужасно, что я лишь через некоторое время вновь обрел дар речи и с трудом выдавил из себя:
– А что же нам теперь делать?
– Давай для начала выпьем за то, чтобы этих ужасов в нашей истории не случилось. А потом обсудим возможный план действий.
12 марта 1855 года. Вилла «By the Cove»,
Абердин, Шотландия.
Пер Эноксен, в услужении барона
Австрии Лионеля Натана Ротшильда
– То есть вы не смогли сделать ровным счетом ничего? – голос моего нанимателя звучал спокойно, но по опыту общения с ним я знал, что он взбешен, и что эта аудиенция может кончиться чем угодно – в том числе и тем, что я буду кормить рыб в здешнем негостеприимном море. Да, меня Господь не обидел ни силушкой, ни умением драться, но рядом с боссом лежала огромная собака, а за дверью дежурили двое его людей. Так что придется изворачиваться.
– Сэр Лионель, все было продумано до мелочей, и лишь случайность помешала мне захватить этого Фэллона.
– Ну что ж, расскажите.
И он уставился на меня взглядом, не сулившим мне ничего хорошего, да и песик его навострил уши и осклабился, обнажив острые клыки.
– Сел я на пароход, как и планировалось, в Кристиании. Шел я первым классом, иначе следить за Фэллоном было бы сложновато.
– Продолжай.
– Так вот. Я неожиданно увидел Мадсена, который, в свою очередь, следил за Фэллоном. Таким образом, мне не обязательно было следовать за самим объектом.
– Разумно.
– И когда мы приблизились к точке рандеву, а Фэллон, по своему обыкновению, ушел в бар, я вошел в каюту Фэллона – как вы знаете, у меня есть определенный опыт вскрытия практически любых замков – и затаился там. Когда дверь открылась, я подумал, что это пришел Фэллон, но вместо него я с удивлением увидел какую-то девицу, прошептавшую: «Сэр Теодор, я фрихерринне такая-то, не прогоните?» И когда я попытался схватить ее, то не рассчитал, что она много ниже этого проклятого Фэллона, и не сумел вовремя зажать ей рот. Она меня пребольно укусила за палец, ударила по лицу и убежала. Я, конечно, поспешил покинуть каюту и даже успел запереть дверь, а потом притаился в сторонке и наблюдал, как Фэллона вели под руки два здоровенных матроса. После этого я ушел на точку рандеву, как и было запланировано. Вот только люди на баркасе удивились, что спустился к ним я один, без Фэллона. Остальное вы знаете.
– А почему вы не заперли дверь, когда вошли в его каюту?
– Я подумал – зачем, ведь все равно он войдет, а я его схвачу.
– А вам не пришло в голову, что он мог и заподозрить, что здесь что-то не так, если дверь оставалась открытой? Да и эта противная девка не смогла бы войти и пошла бы дальше своей дорогой.
Я лишь сокрушенно молчал, зная, что допустил серьезный промах.
– И что мне теперь с вами прикажете делать?
– Сэр Лионель, но ведь подобное произошло со мной впервые – до этого времени я все ваши заказы исполнял безукоризненно.
– Это было раньше, а сейчас вы все испортили.
– Я все исправлю, сэр Лионель! Отправьте меня в Америку, и я найду там этого проклятого Фэллона!
– А если его не отпустят, а посадят в их корабельную тюрьму, а потом вернут в Данию?
– Вряд ли, сэр Лионель! Для этого той проклятой фрихерринне пришлось бы вернуться в Данию, чтобы свидетельствовать на суде, а это займет немало времени. Без ее же показаний Фэллона там просто отпустят. Скорее всего, его попросту выкинут с парохода в Нью-Йорке, и дело с концом.
– Ладно, я дам вам последний шанс. Поезжайте в Нью-Йорк – из Абердина туда тоже ходят корабли. Я отправлю с вами пару надежных людей. Но учтите, если вы и на этот раз не справитесь…
– Все сделаю в лучшем виде, сэр Лионель!
– Здесь инструкции, как именно надлежит доставить русского в Англию, – и проклятый еврей передал мне конверт. – Деньги получите у моего секретаря. – Он написал что-то на клочке бумаги и передал мне. – А теперь вон с глаз моих!
16 марта 1855 года.
Османская империя. Эрегли.
Майор Гвардейского Флотского экипажа
и офицер по особым поручениям
Министерства иностранных дел
Российской империи
Павел Никитич Филиппов
В этот городок, когда-то носивший красивое греческое название Гераклея, я прибыл с флигель-адъютантом императора Николаем Шеншиным не для того, чтобы полюбоваться на здешние достопримечательности и живописные руины. Нас отправили сюда министр иностранных дел Василий Перовский и генерал Березин. В Эрегли мы должны были встретиться с Мустафой Решидпашой, великим визирем и доверенным лицом султана Абдул-Меджида.
Тема нашей беседы была настолько секретной, что мы, с общего согласия, договорились пересечься с великим визирем не в Эскишехире – временной столице Османской империи, – а в Эрегли. В этом порту на Черном море временно базировалась эскадра кораблей русского Черноморского флота, и доступ туда посторонним был затруднен. В свою очередь, Мустафа Решид-паша прибыл в Эрегли инкогнито, под видом богатого торговца коврами, доставившего в город товар, который пользовался большим спросом у русских офицеров.