Насилие (ЛП)

Теперь он знал, что должен делать.
Смерть — это тот возлюбленный, которого нельзя отвергнуть.
Она должна была умереть от его руки. И только его. Его взгляд упал на изображение Вэл, застывшее на экране, и сузился. Но сначала — ее нужно заставить страдать.
Он легко поднял монитор, несмотря на объем, и с ревом швырнул его об стену. Полетели искры, разбилось стекло, и обломки быстро скрылись в клубящихся облаках штукатурки и гипсокартона.
Гэвин слепо уставился на беспорядок, великолепная какофония звенела у него в ушах, и его грудь быстро поднималась и опускалась, когда он прислонился спиной к стене, чтобы не упасть.
В дверь постучали. Он нетерпеливо повернулся к ней.
— Да?
— Это Селеста.
Младшая сестра. Наименее глупая, но и самая мягкая, что было почти так же плохо.
— Я услышала грохот...
— Входи.
В этом доме повсюду имелись уши. Лучше всего не разговаривать в его коридорах.
Селеста вошла, прокрадываясь в комнату, как кошка. Сейчас ей было шестнадцать, как и Дориану, с кожей цвета магнолии и холодными голубыми глазами английской фарфоровой куклы. У ее близнеца такой же цвет лица, но в лице Дориана была твердость, которую не имела Селеста.
Она не смотрела ему в глаза, находясь под его пристальным взглядом. Это неразумно — но, с другой стороны, Валериэн тоже никогда не могла встретиться с ним взглядом. Всегда с большим трудом.
И под этой оленьей шкурой бьется сердце змеи.
Он понял, что уже мысленно переключился на настоящее время, и его рука напряглась. Селеста бросила нервный взгляд на его сжатый кулак.
— Твой компьютер?..
Он отмахнулся от ее вопроса рукой, на которую она смотрела, удовлетворенный, когда она вздрогнула.
— Несчастный случай.
Было ясно, что она ему не верит. Селеста провела пальцами по волосам и ничего не сказала.
— Что-то еще?
— Анна-Мария приезжает.
— Я знаю.
— Мама ее пригласила.
— Не сомневаюсь.
Женщины были такими коварными, предсказуемыми созданиями.
— Она знает, что сестра тебе не нравится.
— Все не так просто, — сказал он.
— Она тебе нравится?
— Думаю, тебе следует уйти.
Она поморщилась, но продолжала настаивать.
— Будь осторожен.
— Не читай мне лекций на темы, о которых ты ничего не знаешь.
— Я хочу знать. Чем ты занимался в Калифорнии?
— Ты слишком маленькая, чтобы понять.
— Я не маленькая. Я знаю, что ты убил ее и ты...
Он впечатал ее в стену.
— Это был ее выбор, черт бы тебя побрал. Ее, а не мой. Она знала правила так же хорошо, как и я, и это был ее ход; он стоил ей жизни.
Гэвин сделал паузу.
— Как я уже сказал, я не жду, что ты, ребенок, поймешь. А теперь иди. В свою комнату.
Селеста натянуто кивнула и ушла, чуть не плача.
Он ударил кулаком в то место, где она только что стояла. Кровь хлынула из его кожи, он поднес руку ко рту и закрыл глаза, сосредоточившись на вкусе меди, как будто он мог отвлечь.
***
Шли дни, и его ярость остыла до тихо закипающего гнева, его решимость сосредоточилась на одной мысли. Он начал планировать смерть Вэл.
О возвращении в Калифорнию так скоро не могло быть и речи, он это понимал. Гэвин сдерживал свое разочарование, позволяя ему разливаться вокруг. Однажды это разочарование завершит свою алхимическую трансформацию в месть. Когда этот день настанет, он будет наслаждаться ею.
В конце концов, нет никакого удовлетворения в убийстве того, кто уже наполовину мертв. Девушка с видео была бледной тенью той, что овладела им. Он будет ждать своего часа. В конце концов она ослабит бдительность, даже когда к ней вернутся силы.
Теперь время стало его союзником.
Он делал наброски. Играл в шахматы. Убивал минуты так, как умел только он один. Селеста иногда навещала его, но ненадолго. Не после их последней стычки. Он проводил большую часть своих часов в одиночестве, и это был его выбор.
Именно в один из таких дней Анна-Мария остановилась у его двери. Она не объявила о себе, но соблазнительный шелест дорогой ткани так же эффектно выдал ее присутствие.
 
Анна-Мария могла быть угрожающей. За женственной внешностью, которую она так старательно культивировала, она вся состояла из твердых граней и острых, кремнистых линий. Гэвин одним глазом следил за ней, когда она вошла в комнату, не спрашивая разрешения.
— Что ты рисуешь?
— То, что, такой обыватель, как ты, вряд ли смог бы оценить.
Она состроила недовольную гримасу.
— Оскорбление?
— Человек должен обладать способностью огорчаться, если его хотят оскорбить.
— Ты просто прекрасный собеседник, — он был рад услышать раздражение в ее голосе. Она гордилась своим самообладанием. Гэвин гордился своей способностью вывести ее из себя.
— Я ценю красоту там, где ее вижу.
— А я не могу?
— Ты слепа ко всему, что существует за рамкой зеркала в твоей спальне.
Она улыбнулась.
— Ты думаешь, я красивая?
— Я думаю, что ты глупая. — Он сделал черту углем на странице и поймал себя на том, что ему хочется, чтобы вместо этого было ее горло. — Где твой муж?
— Не здесь.
— Значит, он так быстро выполнил свою задачу?
— Он не мертв, — отрезала она, — хотя с тем же успехом мог бы быть. Я не позволяю ему прикасаться ко мне.
Гэвин усмехнулся.
— Как это прискорбно для него.
— О да. Меня забавляет видеть, как он потеет и умоляет, как вонючая свинья.
Гэвин перестал улыбаться. На ней была тонкая сорочка из шелка и кружев. Отвращение наполнило его. Белый цвет не шел блондинкам. Уж точно не этой блондинке. Белый цвет символизировал чистоту и невинность, его сестра не обладала ни тем, ни другим.
Он выпрямился и отстранился, прежде чем их губы успели соприкоснуться.
— Уходи.
Она выбила у него из рук альбом для рисования.
— Нет, пока ты не посмотришь на меня.
Он так и сделал, с раздражением, которое больше не пытался скрыть.
— Подними альбом и передай мне.
— Тебе нравится, когда люди подчиняются тебе, не так ли, мой темный Адонис?
Гэвин продолжал спокойно смотреть в ее бледно-голубые глаза, ничего не говоря. Хотя, думая. Всегда думая.
— Я знаю, что ты убил свою игрушку. Селеста рассказала мне все о... как ее звали? Валери? Ты поступил правильно, несмотря ни на что. Она была слабой и не очень хорошенькой.
Его губы скривились в усмешке, когда она сказала «несмотря ни на что», и, приняв это за нежность, она обхватила его запястье своими тонкими сильными пальцами.
— Я никогда не говорил, что ты можешь прикасаться ко мне.
Она прижала его ладонь к своей груди и выгнулась навстречу ему. Сквозь тонкий слой ткани он почувствовал, как затвердел ее сосок.
— Займись со мной любовью, — сказала она. — Мой муж настолько импотент, насколько жалок и глуп.
— Бесподобный мужчина, твой муж.
— Я хочу почувствовать внутри себя настоящего мужчину. Я хочу знать, что значит быть оттраханной.
— Не похоже, что тебе нужна какая-либо помощь в этом деле. Ты выбрала свою кровать, хотя это и плохой выбор. Боюсь, что сейчас у тебя есть только один вариант — лечь в нее.
— Тогда ты оскорбляешь себя. Ты всегда был моим выбором. Мой первый выбор.
— Нет.
— В нашей крови есть сталь. Наш долг, твой и мой, — продолжить семейное наследие. Лука думает только о своих книгах, а Дориан предпочитает компанию мужчин. Леона и Селеста... Ну, они идиотки, глупые создания, которые выйдут замуж за глупых, мужей-идиотов...
— Как сделала ты.
Она схватила его между ног. Гэвин зарычал и попытался схватить ее за руку, но Анна-Мария была быстрее, и она использовала весь свой вес, чтобы прижать его обратно к матрасу, крепко сжимая свой приз.
 
— Ты возбужден, и я не потерплю отказа.
— Я не думаю о тебе. Моя игрушка, как ты ее называешь, жива.
Ее улыбка померкла.