Год порно

Она писала ему с добрым утром и доброй ночи, он заставлял себя отвечать, а потом кидал телефон на другую сторону дивана. Она предлагала зайти к нему во время смены, но он находил оправдания, почему этого делать не стоит. Они встречались только по вечерам и большую часть времени смотрели сериал на «Нетфликсе». И это правда было здорово. Марк забывался в чужих историях и жизнях, а когда возвращался в реальность, наступало время уходить.
Однажды, досмотрев сериал, они решили все же прогуляться. Оставили машину на парковке торгового центра и пошли на недостроенную набережную. Под ногами был лед, и Оля держала Марка за руку, чтобы не упасть, хотя он и сам поскальзывался.
Это все так мило, сказала она, глядя на хлопья снега в фонарном свете.
Как налет на зубах.
Что?
Ну, лед на дороге, сказал Марк. Похож на налет на зубах.
А. Ладно.
Оля рассказала Марку о своей семье. О братьях, двоюродных и троюродных, дядях, тетях и, конечно, о маме, которую она просто обожала. Марк кивал.
Они пошли обратно. В машине Оля вдруг перелезла на сиденье Марка и стала его целовать. Она сняла пальто и свитер. Марк водил замерзшими пальцами по ее коже, и Оля дергалась от его касаний. Она сунула его голову себе под футболку и прислонилась к нему грудью. Потом начала тереть член Марка под джинсами, перелезла обратно на пассажирское сиденье, измазав грязью от зимних ботинок магнитолу и бардачок. Взялась за бегунок на ширинке Марка, потянула немного вниз, но остановилась и отпустила.
Марк, я могу тебе доверять?
Не знаю.
Что?
Я не знаю, можешь ли ты мне доверять. Я сам ничего о себе не понимаю.
Ну пиздец.
А что, лучше было соврать?
Не знаю.
Оля надела обратно свитер и уставилась в окно.
Я пойду домой.
Я тебя довезу.
Не надо. Я хочу зайти в магазин.
Довезу до магазина.
Оля взяла бутылку вина и замороженные блинчики с мясом. Сказала, что всегда так делает, когда с кем-то расстается. На кассе Марк предложил заплатить. Оля издала неопределенный звук, по которому было понятно, что лучше бы он промолчал. Но все же села в машину и сказала отвезти ее к подруге.
И что теперь? — спросила Оля.
Не знаю. Наверное, ничего не выйдет.
Пиздец, пиздец, пиздец.
Прости.
Поехали уже.
Марк высадил ее у подъезда. Свет фар бил прямо в дверь подъезда подруги, как софиты. Оля шла в этом ослепляющем белом конусе, держа в руках бутылку и пластиковую упаковку блинчиков. Не дойдя до двери, остановилась и повернулась. Марк сидел неподвижно и смотрел прямиком ей в глаза. Но в таком ярком свете она вряд ли это увидела.
* * *
Женя снимал квартиру в новом доме. Из лифта еще не убрали фанерные стенки, но кто-то уже успел там поссать и все исчеркать. Казалось, здание стоит уже очень давно и время его разрушает, но на самом деле оно просто не достроено. Следуя за Женей по облезлому коридору, Марк думал о том, что жизнь домов похожа на человеческую: и там, и там есть два противоположных временных отрезка, которые одинаковы по сути, — когда еще ничего нет, как в раннем детстве, и когда уже ничего нет, как в поздней старости. Женя прервал его размышление, сказав, что с каждым этажом поднимается цена и соразмерно ей все выглядит приличнее. Он не употреблял слово соразмерно, но, скорее всего, подразумевал что-то подобное, когда говорил наверху у толстожопых пидорасов все ебать лухару.
Сидя в кухне на дырявом матрасе, уставившись на краснеющие угольки для калика, Марк задавался вопросом, как он сюда попал. Понятно, что его пригласил Женя, но зачем было соглашаться? Из всех посетителей Женя, пожалуй, нравился Марку меньше всех. Но вот он его позвал, и Марк пошел.
Я работаю над своим проектом, сказал он. Буду выставлять его на NFT. Но пока не буду показывать, он еще не готов.
Ладно.
У Жени был волнообразный голос, в томсмысле, что он то прыгал вверх и срывался в писк, то уходил вниз в мужицкий бас. Может, Марк пришел именно из-за этого надлома, ведь в такие моменты Женя казался конченым неудачником, на фоне которого Марк был ничего. Когда они взяли по паре литров пива в разливайке и двинулись в сторону Жениной хаты, мимо них прошли две девушки и Женя предложил с ними познакомиться и позвать с собой.
 
Не, иди сам знакомься, если хочешь.
Ага, конечно, сказал он высоко, я же, блядь, не вижу, на кого бабы смотрят. Будут они со мной знакомиться, когда классный чувак куда-то съебался.
Это было приятно, и Марк на радостях упустил тот факт, что общение у них особо не заходит. Теперь он сидел на матрасе, на плите шипел газ, а Женя ходил из комнаты в комнату в поисках темы для разговора.
Это мой траходром, сказал он. Бабам нравится.
Почему ты их так называешь?
Как?
Бабами.
А че не так? Слово как слово. Есть бабы, есть мужики. А ты как баб называешь?
Девушки. Женщины.
Бля, ну то же самое, что бабы. А ты же любишь, да, читать? — сказал Женя, переворачивая угли.
По дороге Марк неосторожно поделился, что хотел бы переводить художественную литературу, хотя и сам уже сомневался. Тогда это было в тему, он рассказывал про перевод порно, и в таком контексте перевод литературы вроде как оправдывал Марка в глазах малознакомого человека. Но сейчас, узнав Женю поближе, он понял, что заморачиваться не стоило.
Ага.
Обожаю этого, который писал, как бухает и ебет баб.
Буковски.
Да-да, этот.
Марк приложился к бутылке и глотал пиво, пока у Жени не выветрился интерес к теме. Так же глухо они поговорили, покуривая кальян. Потом Марк ушел. День вполне мог забыться, если бы потом по неведомой причине Женя снова не пригласил Марка, а Марк снова не согласился.
На этот раз они прогулялись по городу, остановились на недостроенной части набережной, достали литрушки пива и траву. Воздух был морозный, трава — плохая. У Марка разболелись голова и горло.
Они сидели, пришибленные, на бетонных плитах, подложив под себя рюкзаки, и обсуждали карьерные возможности. Женя собирался продавать свои работы за миллионы в криптовалюте. Для этого он активно сидел на мете и спал по паре часов раз в два-три дня.
Это мои лучшие годы, сказал он, я не хочу их просрать.
Ну, это ведь может отразиться на твоей психике, сказал Марк и даже сморщился от того, как нелепо это прозвучало.
Да-да, мозги плавятся пиздец.
Тебя это не напрягает?
Река зарастала ледяной коркой от берегов. На открытых участках вода текла густой темно-коричневой жижей. Поток был настолько медленный, что, если бы не проплывающие черные ветки и мусор, можно было бы и вовсе решить, что это не река, а пруд или болото.
Наверное, мне нравится литература, сказал Марк, потому что там все это говно обретает смысл.
Женя не отвечал. Марк продолжал смотреть на Кокшагу, но думал уже об Илети. Элнет [2]. Марк все повторял это слово, отслеживал ощущение во рту. Язык лодочкой. Марк прежде думал, что марийские слова — те же русские, только с — ыште на конце. Так в городе пародировали марийскую речь. А оказалось, там есть такая красота.
События книги Марк проживал, как будто припоминая. Только не так, как вчерашний день или знакомого человека, а как самые ранние воспоминания. Это была память о физическом ощущении, гигантская эмоция, обрушивающаяся всем небом.
Нечто похожее он чувствовал, когда мама показывала его детские фотографии. Вот они всей семьей в лесу, Марк стоит в центре в смешной шапке с длинными помпончиками и красными воспалениями вокруг рта. Как ни старался, Марк не мог вспомнить ни тот лес, ни молодого папу с густыми волосами, ни худощавую маму в светлом дождевике. Но тело помнило жжение на лице. Сладко-терпкий аромат папиного одеколона. И какое-то всеохватное предчувствие жизни. Бесконечный поток света, ослепивший глаза. И теперь тоже, размышляя о тексте, Марк словно припоминал в себе что-то давно забытое. Ощущал легкость. И слабость. Может, трава была не такой уж плохой.