Клянусь этой жизнью (ЛП)

— Ты же знаешь, какой я становлюсь, когда меня захватывает книга. Меня не остановить.
Я точно понимала, как она себя чувствовала, поскольку была такой же.
— Хорошо, на этот раз ты сорвалась с крючка. Но ты мне должна.
— Может быть Тревор сможет принести нам китайской еды?
Я рассмеялась.
— Ты динамишь меня, но хочешь, чтобы мой парень принес нам еду?
Она перегнулась через спинку дивана и улыбнулась.
— Ты злишься?
— Нет, просто шучу. Иди, читай, наслаждайся!
Спустя час, когда Тревор появился у нас дома с китайской едой, Кара вышла, взяла коробку и бросилась обратно в свою комнату.
— Что с ней? — спросил он.
— Ее затянуло в новую книгу.
— Что ж, думаю, это наш шанс нормально поговорить.
Сев рядом за барную стойку, мы молча открыли свои коробки с едой, ожидая, что кто-нибудь заговорит первым.
Съев несколько кусочков, я отложила палочки в сторону.
— Ты хочешь поговорить? Хорошо. Почему ты никогда не говоришь, что любишь меня?
— Я уже признавался тебе в любви, — изумленно напомнил он. — И я не об этом хотел поговорить.
— А я хочу об этом. Ты говоришь это, но совсем не часто. Тебе это не комфортно?
— Ты тоже никогда не говоришь мне, что любишь меня.
Справедливое замечание.
— Думаю, мы даже не знаем, что это значит, — сказала я, набив рот курицей с кунжутом.
— Что бы ты ни пережила в прошлом, это не имеет ко мне никакого отношения, — сказал он.
У Тревора был особый дар: перекладывать ответственность на меня в каждом споре. Это сводило меня с ума.
— Когда люди находятся в отношениях, они могут делиться друг с другом разными вещами.
— И это говоришь мне ты? Эми, спустя семь лет я до сих пор полностью не знаю тебя. Мне известно лишь то, чем ты считаешь нужным со мной поделиться, и ты не рассказываешь почти ничего о своем прошлом.
Я чувствовала, что защищаюсь.
— Поскольку мы ведем игру в поисках виноватых, ты не приложил особых усилий, чтобы узнать меня поближе или взять на себя настоящие обязательства.
Лицо Тревора вытянулось, и я сообразила, что надавила на больное.
— Серьезно? Ты же сама постоянно повторяешь, что не знаешь, где окажешься через год.
— Что это вообще значило? И как, по-твоему, я должен себя чувствовать?
— Тогда почему ты здесь? — спросила я. Я не хотела показаться черствой, но знала, что и так зашла слишком далеко. Что ранила его слишком сильно.
— Я сюда переехал ради тебя, Эми. И всю свою жизнь выстроил вокруг наших отношений. — Он встал со своего места. — Мы больше не дети. И я устал разбираться с твоими вечными непонятками и выслушивать, что я не беру на себя обязательств. Потому что это ты не хочешь обязательств!
Я чувствовала, как внутри закипали гнев и протест.
— Единственное предложение работы, которое ты получил, было в Сан-Диего. Ты переехал сюда не из-за меня. Я всего лишь девушка, с которой ты проводишь время. И мы оба это знаем. Иначе почему тогда тебе так сложно сказать мне, что ты любишь меня? Почему я до сих пор не вижу нашего совместного будущего?
Встав, я направилась к себе в комнату, а Тревор последовал за мной. Повернувшись к нему лицом, я на мгновение положила руку на дверь, пока он молча ждал в дверном проеме. А потом я притянула его к себе и поцеловала, прижавшись к нему всем телом. Мне больше не хотелось разговаривать.
Следующим утром я пила кофе, сидя у барной стойки, мимо проскочила Кара.
— Что тебя гложет? — спросила она.
Я не знала, как она это поняла, просто взглянув на мой затылок, но она умела интуитивно улавливать настроение как никто другой. Налив себе чашку кофе, она встала напротив меня и облокотилась о стойку, ожидая ответа.
— Тревор.
— Значит, Тревор тебя ест? — хмыкнула она.
— Не в хорошем смысле, извращенка8, — я закатила глаза.
— Вы что, опять ругались? А по звукам складывалось впечатление, будто у вас примирение.
— Мы всегда ругаемся. Даже во время примирения.
Она выпрямилась, будто что-то только сейчас пришло ей в голову, и бросилась прочь.
 
— Скоро вернусь. Никуда не уходи.
Вернувшись на кухню, она положила передо мной книгу. Я взглянула на обложку: «Все дороги между нами».
— Ты уже закончила? — спросила я.
— Не спала всю ночь. Я в восторге. Ты сказала, что я должна тебе за то, что продинамила тебя вчера вечером, и это мое искупление. Думаю, тебе стоит сбежать от реальности.
— Неужели? — я провела рукой по обложке с размытым изображением двух детей, стоящих на дороге и державшихся за руки. Эта сцена что-то мне напоминала, но я не могла понять, что именно.
— Может, ты отвлечешься от своей запутанной любовной истории и погрузишься во что-нибудь более приятное — пусть даже это всего лишь литература.
Я вздохнула и взяла книгу. Может, она и права. Я взяла кружку с кофе другой рукой и направилась в свою спальню.
— Спасибо, матушка Тереза, — сказала я.
— В любое время.
Оказавшись в своей комнате, я плюхнулась на кровать и открыла книгу на первой странице. Начиная с момента, как я прочла вторую строчку первого абзаца, мой пульс ускорился. Я мгновенно взмокла. К концу первой страницы я была почти в истерике.
Из «Всех дорог между нами»
К тому времени, как наш школьный автобус доедет до Эль Монте Роад, мы с Джексом будем единственными детьми, которые в нем останутся. Мы проезжали мимо полей, мимо яичного ранчо Картера, мимо множества ветхих домов, облаков пыли и сорняков. Мы жили прямо у Эль Монте, на отметке «пять целых пять десятых мили» в конце длинной, изрезанной старыми рельсами грунтовой дороги, перед нашими домами стояли два потрепанных почтовых ящика, покосившихся на полуразрушенных деревянных столбах. Это могло бы быть потрясающим путешествием на машине, но оно невыносимое на автобусе, поэтому мисс Билс забирала нас и высаживала около почтовых ящиков каждый рабочий день, в дождливую или ясную погоду. У этих почтовых ящиков мы с Джексом должны были начинать и заканчивать наше долгое путешествие.
Мисс Билс, невысокая пухленькая женщина, носившая носки из разных пар и дурацкие свитера, была водителем школьного автобуса с тех пор, как мы пошли в первый класс, и вплоть до старшей школы. Единственный постоянный и надежный человек в моей жизни. Помимо Джекса, конечно.
Каждое утро она приветствовала меня улыбкой и каждый день перед тем, как закрыть дверь и уехать, говорила.
— Ступайте домой, дети, кушайте овощи.
Как будто наши родители могли позволить себе такую роскошь. Ее жизнь была до крайности однообразной, но она все равно продолжала улыбаться и хорошо выполнять свою работу.
Когда твоя собственная семья превращалась в ничто, начинаешь с завистью смотреть на таких людей, как мисс Билс. Несмотря на то, что вождение автобуса в сумасшедшем маленьком городке — это далеко не предел мечтаний, в десять лет я все еще смотрела на нее с уважением. У нее было больше, чем у основной массы людей, которых я знала тогда. У нее была работа.
Мы жили в Нибле, штат Огайо, население восемь тысяч человек — в хороший период; родной дом для бывших рабочих фабрики по изготовлению бумаги в Нью-Клейтоне. Большинство рабочих уехали из Нью-Клейтона сразу после того, как фабрика закрылась, и увезли семьи в поселки и менее населенные городки, где арендная плата была ниже, а случайная работа — менее редкой.
Моя семья всегда жила в Нибле. Мой отец вырос здесь, и отец Джекса тоже. Они вместе ездили в Нью-Клейтон, когда фабрика еще работала, начинали и заканчивали свои совместные дни так же, как мы с Джексом. Они были хорошими друзьями и хорошими людьми — по крайней мере, такими я их помню. И какое-то время у нас была неплохая жизнь. Мой отец называл то, что у нас было в конце этой дороги, кусочком рая. И так оно и было… в течение долгого времени. Но если на земле есть настоящий рай, значит, должен быть и ад. Джекс и я познали это на собственном горьком опыте.