Последствия старых ошибок (СИ)
— Держись за меня, — просто сказал капитан. — Я знаю, на чём стою. На том, что всё в нас — одно. Начало и конец. Я понял. Это теперь из меня ничем не вышибешь. Я сам себе — твердь и почва. Хрен оно нас утащит!
Фиолетовое сияние тянулось к людям. Далёкая кромка синевы давно уже была съедена, и оно взялось за бледную голубизну прямо над головами. Это было страшно, но совсем не больно. Капитан оказался прав — на значительном расстоянии от генераторов, сияние вреда человеку не причиняло.
Небо стало сначала цвета болотной зелени, потом прояснилось и заиграло бирюзой. В воздухе запахло озоном. Лучи не убивали, они обеззараживали.
Фиолетовое сияние ушло дальше, пожирая новые единицы пространства. Задышали, испуганные штрафники, зябко растирал плечи Рос, только собака дремала, легкомысленно раскидав лапы — сияния она не испугалась.
— Я не понял, — сказал Энрихе, которого почти отпустила тошнота. — Это зараза на нас так фиолетовая подействовала, или что–то другое?
И тут же мир встал на дыбы, сознание его метнулось в агонии, и он вжался в теплое плечо капитана.
— Тише, Энрек, — прошептал тот. — Это не сияние. Это… словно тетрадь кто–то листает.
Капитан выругался, напрягся. Энрихе стало тяжело дышать и перед глазами замелькали тёмные пятна.
— Ханер камат, — прошептал он.
— Да пусть хоть сам Хэд. Хрен он меня отсюда сдвинет!
Запылились мои башмаки,
Всё стоят и стоят у порога.
Мне без бога бродить не с руки
Я возьму и придумаю бога
Чтобы был он со мной молчалив,
Чтоб был строг, и ко мне равнодушен.
Чтобы, душу кому–то излив,
Снова стал я и глух, и послушен.
Чтобы рвали меня на куски
Лишь за то, что, мол, ценят и любят,
Что б я с вами не сдох от тоски,
С теми, кто называются «люди».
Напев разрывал душу. Но даже кускам души не было места на безжизненной планете, и они скреблись, требуя снова открыть им грудную клетку.
Пел рыжий штрафник, тот, что спорил недавно с Костой. И зелёная тишина аккомпанировала хриплому грудному голосу, возможно, даже подпевала.
Не найти мне по сердцу причал,
И никак одному не согреться.
Во Вселенной нет больше плеча,
Что б я смог на него опереться.
Запылились мои башмаки
Всё стоят и стоят у порога.
Мне без бога бродить не с руки.
Я возьму и придумаю бога…
Энрихе открыл глаза. Придумать бога… Капитан что–то говорил про это? Или приснилось?
Хаго дремал. Рос сидел раскачиваясь, обхватив голову руками. Штрафники развели костёр, разложили сухой паёк — галеты, саморазогревающиеся консервы.
— Там шоколад есть под сидением первого пилота, — сказал, открывая глаза, капитан Пайел. — И настойка какая–то. — Хьюмо, посмотри?
Рос поднялся и, покачиваясь, пошёл почему–то ОТ нашей шлюпки.
— Хьюмо, — окликнул капитан.
Пилот повернулся и застыл на несколько секунд, непонимающе глядя на нас.
— В нашей шлюпке, — тихо объяснил капитан. И показал рукой.
Рос вздохнул, полез в люк.
— Ты живой, Энрек? — спросил капитан.
Энрихе хотел было встать, но быстро передумал.
Рос вернулся с плоской пластиковой бутылкой, перевязанной незнакомой надписью.
— Трофейная? — заинтересовался Коста.
— Из Белой долины, — отозвался капитан. — Так с тех пор под сидением и лежит…
— Нас тут бросили что ли? — спросил Рос, и штрафники притихли. Это был именно тот вопрос, который интересовал сейчас всех, кроме капитана и иннеркрайта. Те — вообще ни о чем не в состоянии были думать.
— Колин не бросит, — ответил капитан.
Энрихе почувствовал в нём уверенность спокойную и твёрдую, и снова закрыл глаза. Мир стал кружиться меньше, но долгое смотрение — утомляло.
— А что это было? — спросил рыжий штрафник, осмелев от глотка пущенного по кругу спиртного.
— Смещение паутины реальности, — спокойно пояснил Энрихе, не открывая глаз. — Кто–то, умеющий, начал воздействие на паутину. Но введённая программа не смогла точно наложиться на существующий вариант реальности. Что–то помешало. Не знаю что. Но в результате равновесие сместилось. Нас потащило по вариантам — разные ветки, разные решения… Разум перестал контролировать изменения, поэтому у кого–то могли быть галлюцинации, головокружение или тошнота. Или — всё сразу. Разум устроен так, чтобы не замечать минимальных изменений, при переходе на другой вариант развития событий. Но, когда изменений слишком много, они всё–таки фиксируются, и можно сойти с ума.
— Только у нас так было, или везде? — спросил хаго.
— Везде — по–разному, но отголоски прошли, особенно по точкам разрыва.
— А это что? — судя по голосу, о паутине капитан не знал ничего.
— Это места особо значимых событий. Где от определённого поступка зависит, по какой ветке события пойдут дальше. Вот тут, у нас, тоже была «точка». Я мог найти или НЕ найти тебя, например. Но я не знаю сейчас, это ли сыграло свою роль или что–то ещё. Событие в точке разрыва может быть и мелким, незаметным. Вроде — побрился ты или нет…
Что–то прошуршало рядом, видно капитан Пайел прошёлся по своей щетине.
— Тебя как зовут–то хоть, капитан?
— Агжей.
Энрихе открыл глаза и протянул руку:
— Энрек.
— Недели не прошло, — усмехнулся хаго. — Ну и что нам теперь со всем этим делать?
— Кто бы знал? Со своей ветки реальности мы всё–таки сместились, я вижу. Но куда нас утащило, один Хэд теперь знает. Одно скажу — изменения не фатальные, иначе крыши бы посносило точно.
— Ты говорил, что кто–то мог это сделать? — капитан нахмурился.
— Могло и само собой. Но чувствую — кто–то, — Энрихе закрыл глаза и уловил внутренним зрением багровые отблески. — Даже могу предположить — кто. Не спрашивай, — предупредил он следующую реплику, — всё равно не скажу.
— А зачем?
Энрихе задумался. Покачал головой.
— Отец, может быть, знает.
— Может. Но на связь нам выходить нельзя. Дьюп сказал — сидите и не высовывайтесь.
Энрихе улыбнулся. Он знал историю с «дьюпом» и старым Вашугом.
— А как ты с отцом познакомился? — спросил он.
— Да вот из–за этой же самой Плайты…
Капитану вернули бутылку, но пить он не стал. Предложил Энрихе:
— Будешь?
— Нельзя сейчас. Всё это отупляет, а мне — голова нужна. Остатки её. Неизвестно, закончилась свистопляска эта или нет. Может ещё одна волна пойти. Ты… Как бы тебя назвать?.. — Энрихе вздохнул. Капитанское плечо рядом было такое живое и тёплое. — Ты почему, сволочь недобитая, за нами следом не стартовал, как договаривались? Куда ты делся, чтоб тебя белые дети зимы в проруби утопили? — ругался он без зла.
Капитан тоже вздохнул.
— Посмотреть хотел, что мы тут оставляем. Думал, вдруг живые всё–таки есть, а мы… Решил круг небольшой сделать. Я бы, в общем–то, успел. Только с генераторами зараза какая–то началась. Сначала подумал — авария и завис, определиться хотел. Ну и видимо, расстояние не рассчитал, или угол. Они использовали наши генераторы по–своему…
— Кто?
Капитан не ответил.
— Ты видел кого–то?
— Не знаю, может — приснилось…
Энрихе понял — капитан видел что–то, но будет молчать. Как и он будет молчать о своих подозрениях на тему дома Нарьяграат. Общее у них было только одно — влипли вместе. Да ещё вот эта странная надёжность чужого плеча, и уверенность, что, если бросят свои, этот хаго не бросит. Странная уверенность. Разбивающая мысли о том, что все они здесь уже трупы. Давно. Уже, примерно, полчаса.
2. Линкор Империи «Каменный ворон»