И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)

— А он его… избил! Нет, перемолол! — вскричал Рурука, подняв ошарашеный взгляд на друзей и наконец обретя дар речи. — Как у него вообще рука поднялась после такого? Он что, совсем идиот? Или да?
— Надо ему рассказать! — поддакнул Роккэн, и братья уже рванулись на выход, но тут ощутили стальную хватку на воротниках. — Эй!
— Вы что, не видели? — тихо прошептал Пассиса. Он был бледен и напуган не меньше них. — Он готов был ударить меня, чуть не убил Артемиса. Вам настанет конец, едва вы только зайдёте в кабинет. Дайте ему остыть.
— Остыть? — прошипел летописец, сощурившись. — О да, теперь-то он остынет, когда переломал нашему Арти все кости.
— Он должен был сперва поговорить с Гилбертом, а потом уже заниматься самодеятельностью, — продолжал гнуть свою линию Лоренцj, упрямо хмурясь. — Если бы он не торопился, то всё бы обернулось иначе.
— Ты думаешь, мы не пытались говорить с Гилбертом? — вспылил Роккэн. — Да мы все уши ему прожжужжали этим. А он только и мог, что отмахиваться и говорить про доказательства. И что в итоге?
— В итоге вы заварили кашу, — отрезал дрессировщик. — Я поговорю с ним.
— Нет уж. Это сделаю я, — встрял Люук, глаза которого опасно светились изумрудным глубоким сиянием. — Даже если он меня и попробует убить, я смогу дать отпор.
— Ты что, хочешь сказать, что я слабак? — взъярился Лоренцо, уложив ладонь на рукоять кнута, собираясь сей же миг доказать обратное.
— Я хочу сказать, что ты хуй мантикоровый, — спокойно улыбнулся оборотень, иронично приподняв брови. — А если эта элементарная истина тебя не устраивает, то это уже не мои проблемы. Я работал с предателями дольше твоего, и смогу доказать Гилберту, что он упустил очень важную вещь.
— Свои мозги! — крикнули в голос художник и летописец, яростно сощурившись. — Мы тоже хотим.
— Не сейчас, мальчики, — успокоил всех Пассиса, мягко и несколько грустно улыбнувшись. — Дайте ему несколько дней. Он сам поймёт, что натворил, и тогда уже надо будет ковать железо, пока горячо.
На него посмотрели с осуждением, но ничего не сказали. Компания неловко сдвинулась с места, огибая пятна крови, оставленные на полу и до сих пор не смытые. Они прошлись по территории замка в абсолютном молчании, затем разошлись в стороны: Люук отправился в конюшню; Лоренцо — в пещеры тварей; а братья и младший Найтгест поднялись в кабинет бывшего секретаря. Странно было смотреть на пустующее кресло. Так и казалось, что вот-вот войдёт Артемис и с хозяйским видом уместится в нём, закинув длинные ноги на стол. Ещё некоторое время они сидели в каком-то помутнении, изо всех сил прогоняя из памяти увиденное. Дикая, безумная картина, лишённая всякой жалости, всякого благоразумия и какого бы то ни было намёка на любовь.
— Как он мог? — одними губами прошептал Рурука, едва заметно хмурясь, сосредоточенно скользя пером по свитку. — Артемис так любит его, а этот баран просто взял и…
— Он Господин чернокнижников, — устало выдохнул вампир, массируя виски. — По долгу службы он должен быть жестоким, когда это требуется. Я надеялся, что Арти вышибет из него привычку демонстрировать силу по любому поводу. Но, похоже, всё стало только хуже. Если дело касается Охотника, Гилу сносит крышу с корнем.
— Не оправдывай его, — буркнул художник, уставившись в пустой холст. Кисть замерла в нескольких сантиметрах от поверхности. Не было не то что мысли, но и желания рисовать. — Просто он мудак, каких поискать. И ты сам это прекрасно знаешь.
— Знаю. Но не знаю, почему он продолжает себя так вести с Артемисом, — расписался в собственном бессилии юноша, опустив голову. — Иногда кажется, что его просто подменили в какой-то момент.
— Ты начинаешь говорить, как Лихнис, — заворчал летописец, воткнув перо в чернильницу и скрестив на груди руки. — Тоже будешь твердить про гипноз Акио?
— Может.
Братья с непониманием переглянулись, а Пассиса лишь покачал головой, съёжившись на диванчике и подняв к себе ноги, неохотно высвобождая их из тяжёлых сапог. Несмотря на то, что погода была достаточно жаркой, он чувствовал неприятный холод, пробирающийся вместе со страхом из глубины души. Страх, что его единственный защитник во всём чёртовом замке обратится в того, кого Пассиса боялся больше всего на свете. Страх, что однажды Гилберт станет точной копией своего отца. И то, что он увидел в зале, лишь сильнее давило на плечи, заставляя сгорбиться и теснее закутаться в тяжёлый плащ. Кедзин никогда и никого не уважал, даже не пытался прислушиваться к чужому мнению, и с каждым годом Господин чернокнижников становился всё более на него похожим. И это пугало, это вызывало судороги в теле, воскрешая страшные воспоминания. Пальцы вампира стиснулись в кулаки до боли, до крови давя ногтями на ладони.
 
❃ ❃ ❃
За прошедшую неделю Пассиса не редко ловил Мирроров возле темниц: те тщательно прислушивались, вглядывались, пытаясь отыскать камеру Акио, но юноша вовремя ловил их и заставлял вернуться в кабинет. Это можно было бы счесть забавной игрой, однако и той, и другой стороне становилось не до смеха, когда до них доносился далёкий отголосок полного боли и отчаяния крика. Он рвался будто из самого Сердца мира, проносился по коридорам и прокатывался по венам и внутренностям, вызывая крупную постыдную дрожь. Но однажды всё затихло и перестало тревожить случайно и специально проходящих мимо магов, и Мирроров стал терзать вполне закономерный вопрос: сменил ли Господин чернокнижников гнев на милость или же прикончил Охотника? Когда же они набрались смелости, едва дождались, пока Пассиса покинет теперь уже полностью их кабинет, а сами рванулись к Гилберту. Они даже не пытались переглядываться и обсуждать, что именно будут говорить Господину чернокнижников, что будут делать, если он всё ещё зол. Их вела единственная цель и мысль, возмущение, переполнявшее их на протяжении всего этого времени. Поднявшись к дверям кабинета, они даже не стали стучаться и молча зашли внутрь. Гилберт поднял на них резкий, ледяной взгляд, не столько злой, сколько абсолютно безразличный.
— Ну? — бросил он, отложив перо и поднявшись на ноги. — Что вы мне заявите? Я уже выслушал достаточно объяснений.
— Придётся послушать ещё, — набычился Рурука, выйдя вперёд и чуть заслонив плечом брата, глядя на чернокнижника исподлобья. — И постарайся слушать очень внимательно, ничего не упусти.
— Потому что иначе…
— Иначе? Вы меня запугиваете? — прохладно поинтересовался Гилберт, плавно обходя стол и останавливаясь напротив Руруки — достаточно руку протянуть, чтобы схватить за воротник и как следует встряхнуть. Но пока что вампир держался в рамках приличий, скрестив на груди руки.
— Можешь и так считать, — ухмыльнулись братья. Найтгест саркастично приподнял бровь, всем своим видом намекая на то, кто здесь на самом деле является угрозой. Рурука продолжил, стараясь не отводить взгляд от ледяных, колючих аметистовых глаз. — Мы уже несколько лет наблюдали за Лихнисом, и клянусь тебе, он был намерен убить Артемиса. — Зрачки мужчины сузились, в них проступили кровавые блики, но так же быстро погасли, как и появились. — Люук тоже помогал нам найти его сообщников и, поверь мне, многие хотели вовсе не смерти Арти, а твоей. И, более того, твой дорогой секретарь как-то связался с изгнанниками, потому что получал от них информацию.
— И не только её, — подал голос Роккэн, чуть отступив в сторону, чтобы его было видно из-за брата. — Они стали возвращаться. Всё то, о чём говорил Артемис, — правда. А ты его за это!.. я даже не знаю, как это назвать!
— Бастонада, — на автомате подсказал ему Рурука, мельком глянув на него, а затем снова посмотрев на чернокнижника. — Гилберт, очнись! Мы делали всё возможное, чтобы тебе помочь, а ты всё вверх дном перевернул.
Некоторое время Найтгест молчал, и по выражению его лица невозможно было угадать, о чём он думает, что испытывает, когда его отчитывают два мелких шпендрика, даже не закончивших академию и не имеющих ни малейшего понятия о ситуации фракции. Он медленно подался вперёд, склонился к лицу старшего Миррора и совершенно ровным тоном поинтересовался: