Враги за рубежом (ЛП)

— Только ненадолго. Чтобы помочь тебе подготовиться ко сну.
Неужели он думает, что я не могу сделать это сама? Я сажусь на пол, всего на секунду, чтобы отдохнуть, но уже оказавшись на нем, понимаю, что все не так уж плохо. Я прекрасно могла бы здесь спать.
— Наверное, вторая бутылка вина была не самой удачной идеей, — говорит Ной, направляясь к моему комоду. — Где твоя пижама?
— Второй ящик сверху. Не смотри на мои трусики. Ной, Ной, не смей смотреть на мои трусики.
Через секунду он бросает мне на грудь мою пижаму.
— Вот, надень их. А я пойду принесу твою зубную щетку.
Верный своему слову, Ной возвращается через секунду с моей зубной щеткой в руках, но это еще не все. Он приносит мне все, что нужно, чтобы подготовиться ко сну. Теплую мочалку, чтобы вымыть лицо, маленькое полотенце, чтобы вытереться. Немного воды, чтобы облегчить утреннее похмелье.
Затем Ной стягивает с моей кровати одеяла, чтобы я могла под них заползти.
— Ты самый хороший человек, которого я когда-либо встречала, — искреннее говорю я. — Я всем расскажу. Всем. Они мне не поверят. Думаю, я выпила слишком много вина.
— Я тоже.
— Тогда почему это ты укладываешь меня в постель? Это я должна тебе помогать, — пытаюсь сесть я.
— Вот, ложись.
— Ты можешь спать здесь.
— Я… не думаю, что это хорошая идея.
— Почему?
— Потому что я не в здравом уме. Мне нельзя доверять в принятии правильных решений.
— Пфф. Решения шмух-шмух. Кому какое дело.
Ной наклоняется, чтобы поцеловать меня в лоб.
— Спокойной ночи, Одри.
Он оставляет меня в постели и идет к двери. Затем на мгновение оглядывается, и я слегка машу ему рукой, словно я ребенок, с которым он нянчится.
Когда Ной уходит, я смотрю в потолок и дуюсь.
Что за пустая трата хорошего вечера.
В следующую субботу вечером мы вернемся в Штаты. Жизнь снова станет нормальной и скучной. Никакого Ноя в номере напротив. Никаких скандальных возможностей прямо у меня под рукой.
Я сбрасываю одеяло и, открыв дверь, вижу выходящего из своей комнаты Ноя. Он переоделся в шорты, но рубашки на нем больше нет. Он передумал идти к себе; я вижу это по его лицу.
— Если подумать…
— Вообще-то…
Мы говорим одновременно, уверяя друг друга, что это хорошая идея. У нас будет дружеская ночевка в моей комнате, но мы будем очень ответственными и целомудренными. Даже ни одного поцелуя. Мы пожимаем друг другу руки.
Я беру его за руку и тащу в свою комнату, и мы вместе падаем на мою кровать.
К нашей чести, поначалу все платонически. Мы лежим лицом друг к другу. Мои глаза блуждают по каждому сантиметру его тела. Его руки спокойно лежат на моей талии, не двигаясь.
— Мы должны спать, — говорит он. — Закрой глаза.
Я закрываю. Ровно на полсекунды, а потом прищуриваю один глаз, чтобы увидеть, что он делает то же самое.
Так, так, так… похоже, ни одному из нас нельзя доверять.
Мы прекращаем это дерьмо и открываем глаза.
Я придвигаюсь чуть ближе. Он наклоняет голову.
— Нам действительно нужно поспать, — говорю ему я, наклоняя голову так, что наши губы почти соприкасаются.
— Тссс. Я сплю, — говорит Ной, притягивая меня к себе так, что наши тела оказываются вровень.
Невозможно сказать, кто был инициатором поцелуя.
Мы встречаемся ровно посередине.
Двое влюбленных, которые не могут больше ни на минуту сдержаться.
Его пальцы путаются в моих волосах. Моя рука прижимается к его груди. То, что начиналось как невинная забава, почти сразу становится порочным. Поцелуй обжигает и напоминает тот, что был у нас в клубе на прошлой неделе. Всё это сдерживаемое желание… оно должно как-то вырваться наружу, и я вижу это сейчас. Я чувствую, как Ной меня хочет, и это придает мне сил. Я начинаю приподниматься на локте, чтобы забраться на него сверху, но Ной прерывает поцелуй и, тяжело дыша, проводит рукой по лицу.
— Мы должны остановиться. Я должен остановиться.
Он беспокоится о том, что воспользуется мной.
Умора! Он должен беспокоиться за свою безопасность. А я вот-вот воспользуюсь им, бедняга.
 
— Остановиться? Нет, нет. Мы не можем, — я сажусь на него сверху. — Я хочу этого. Я очень сильно этого хочу. Если нужно, я напишу это в контракте. «Подсудимая Одри Коэн находится в здравом уме и свидетельствует о том, что она абсолютно на 100 % согласна с тем, чтобы Ной положил свои руки в область груди, а также в трусики». Что-то вроде этого. Я подпишу это и все такое.
— Груди, — повторяет он.
Я показываю на свою грудь.
— Экспонат А.
Даже в такие моменты, как этот, мы не можем быть совершенно серьезными. Мы не можем просто посмотреть друг на друга и сказать чистую правду: Ной, если ты не поцелуешь меня, не прикоснешься ко мне и не снимешь с меня эту пижаму, думаю, я могу спонтанно воспламениться. Я хочу тебя — Боже, неужели ты этого не видишь? Разве ты не видел этого всегда?
Ной улыбается, как уверенный в себе супергерой, который только что спас целый город от разрушения и хаоса.
— Спасибо.
Упс. Это должен был быть внутренний монолог.
Он хватает меня за талию, отодвинув меня назад всего на волосок, но этого достаточно, чтобы я почувствовала, как сильно он тоже этого хочет.
— Утром мы можем об этом пожалеть.
Это его последняя отчаянная попытка нас вразумить, но я уже вижу, что он теряет терпение в своих аргументах. Его глаза пожирают каждый дюйм моего тела. Он возится с моей рубашкой и, приподняв ее, проскальзывает под нее рукой, задев нижней частью моего тела. Он продолжает извиваться и двигать подо мной бедрами, будто отчаянно хочет, чтобы я двигалась и терлась о него.
— Ну, почему бы нам просто не оставить это проблемой для Утренней Одри и Утреннего Ноя? — говорю я, проводя кончиками пальцев по центру его груди.
Мое прикосновение едва заметно, дразнящее и игривое, после чего я начинаю соблазнительно медленно скользить вниз к его животу и — упс, непослушная я, на этом не останавливаюсь. Я продолжаю спускаться ниже. И добираюсь до темной дорожки волос под его пупком, и тогда благие намерения Ноя сходят на нет.
  
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ОДИН
 
Ной садится и стягивает мою пижамную рубашку через голову с плавной ловкостью, от которой я теряю голову. Как будто он годами отрабатывал это движение. Затем Ной обхватывает меня рукой за плечи и тянет обратно на кровать. Проводит рукой по моим волосам. Ной целует меня с такой свирепостью, что кажется, будто мы пытаемся что-то начать — отношения, огонь, кто знает. Мы находимся кожа к коже, и это сенсорная перегрузка. Я дрожу от желания, а он целует меня, спускаясь по шее к ключицам. Это так чудесно — чувствовать там его губы, но еще чудеснее, когда он спускается все ниже, уделяя столько же внимания и заботы каждой частичке меня. Его руки касаются меня везде, но и мои тоже не отстают. Мы словно под кайфом от «Red Bull Xtreme», слишком возбуждены, чтобы замедлиться, слишком увлечены телами друг друга, чтобы, не спеша заниматься чем-то одним, в то время как нас отвлекает что-то другое.
Когда Ной обхватывает руками мою грудь, с его губ срывается глубокий, удовлетворенный стон. Это самый сексуальный звук, который я когда-либо слышала. Если у меня и оставалось какое-то беспокойство по поводу мотива Ноя относительно меня, этот стон рассеивает его в пыль. Ной хочет меня в самом чистом, самом прямом смысле. Здесь нет никаких скрытых целей, никаких подлых козней.
Я просовываю руку за пояс его шорт и словно завожу мотор. С этого момента мы в безумной спешке овладеваем друг другом. Как быстро мы сорвем друг с друга одежду? Кому какое дело до пуговиц и швов, просто рви ее. Рви зубами. Бросайся на амбразуру и давай покончим с этим. Утром мы выбросим эту одежду в мусорное ведро.
— Презервативы? — спрашиваю я, отрываясь от его губ и хватая ртом воздух.