Клинок архангела (ЛП)

Она колебалась.
— У тебя нет другого дома?
— Это не казалось необходимостью. — Хонор услышала тысячу невысказанных вещей в этом заявлении, поняла, что идея дома причиняла боль, которую Дмитрий никогда бы не попытался оживить в памяти. — Не волнуйся, — произнёс он, прежде чем она успела что-то сказать, — площадь каждой квартиры больше, чем в большинстве отдельно стоящих домов, а стены звукоизолированы, обеспечивая полную конфиденциальность.
Хонор ничего не имела против обстановки и была совершенно уверена, что его квартира в десять раз больше её собственной. Но…
— Нет, Дмитрий. Не здесь
— Почему? — Вопрос, заданный с холодной изысканностью, который, возможно, когда-то напугал её, но теперь заставил задуматься о том, чего Дмитрий не хотел ей показывать и для чего установил эти щиты.
— Это неправильно. — Хонор стояла на своём, внутренний голос нашёптывал, что этот момент имеет решающее значение для того, какой её увидит Дмитрий. — Я отказываюсь, стать очередной женщиной, которую ты тащишь к себе в постель. — Дмитрий провёл большим пальцем по костяшкам её пальцев без намёка на какие-либо эмоции.
— Думаешь, есть разница, в какой постели? — В тот момент, подумала она, в нём было столько жестокости. Он мог сильно ранить её и уйти, будто это ничего не значило.
— Возможно, не для тебя, — прошептала она, зная, что время разорвать отношений давно прошло, — но для меня — да. — Тишина. Такая же натянутая и опасная, как удавка, заткнутая за пояс Дмитрия.
  
Глава 28
 
Казалось, Дмитрий принял решение, услышав звук открывающегося лифта в коридоре.
— Да, здесь гораздо более вероятно нас прервут. — Такая практическая причина, но Хонор была готова принять её.
Покинув Башню, они подъехали к её дому и направились в квартиру, которую она медленно, осторожно превращала в дом. Охотники так поступали.
Квартира Эшвини — роскошное место, с огромным количеством цветных подушек из шёлка с золотыми прожилками, скульптур, стоящих тут и там, открыток с изображением прилавков со специями на далёких рынках. Квартира Хонор вызывала меньше восторга, охотница достала личные сувениры из коробок — предметы, которые Эш принесла, — и начала их распаковывать. Теперь снимки в рамках каскадом висели на одной стене гостиной — смеющаяся бабушка, снятая во время охоты в Мексике, горный шторм, запечатлённый в Колорадо, одинокий лось на фоне снега на Аляске, — в то время как её потрёпанный, но любимый фотоаппарат лежал на обеденном столе, готовый к проверке.
Свою спальню она тоже начала обустраивать самостоятельно. Простыни были из тонкого голубого хлопка, бледно-кремовые стены увешаны фотографиями из личной коллекции.
— Полевые цветы, — сказал Дмитрий, останавливаясь на пороге. — В прошлый раз их здесь не было.
Поражённая тем, что он сосредоточился на фотографиях, когда сексуальное напряжение между ними достигло апогея, она сказала:
— Я только повесила их. Несколько лет назад я выслеживала вампира в России, когда нашла это поле.
Воспоминание о нём преследовало её месяцами, пока она не повесила фотографии так, чтобы могла видеть их перед тем, как закрыть глаза, и снова, когда проснётся. Дмитрий подошёл и встал перед множеством прекрасных чёрных рамок, касаясь пальцем одного конкретного снимка с ярко-синими цветками в углу.
— Когда-то здесь были руины. — По спине пробежали мурашки, она пересекла ковёр, чтобы присоединиться к нему.
— У меня возникало странное ощущение, что когда-то здесь что-то стояло, хотя никаких доказательств не было. — Ещё у неё было настойчивое ощущение, что она потревожит что-то ценное, если пересечёт границу крошечных голубых цветов, отделяющих один небольшой участок поля от остального.
— Как ты узнала, Хонор? — Глаза Дмитрия были чёрными камнями, а тон таким же, каким он говорил с Валерией, с Джуэл Ван. Они сняли с себя оружие, когда вошли, не желая, чтобы им помешали, но теперь инстинкт подсказал Хонор, как быстро она сможет добраться до ножа, спрятанного сбоку прикроватной тумбочки.
 
— Я, — начала она, заставляя себя не действовать инстинктивно, — шла по довольно изолированной местности, когда сбилась с пути. — Правда в том, что она намеренно свернула с тропы в неизведанную пустыню, не в силах проигнорировать болезненный импульс, который влёк её вперёд. — Я, должно быть, шла несколько часов, и здесь остановилась. — Она пожала плечами, пытаясь отнестись легкомысленно к переживанию, которое пронзило такой щемящей печалью, что Хонор плакала часами после того, как, наконец, вернулась к цивилизации. — Я никогда не видела места столь прекрасного. — Такого жуткого и душераздирающего. Дмитрий продолжал смотреть на неё с таким смертоносным расчётом в глазах, что ей потребовалось всё самообладание оставаться на месте, не броситься к кровати и к клинку. — Что ты видишь на фотографиях? — вместо этого спросила она, чувствуя себя так, словно стоит на краю пропасти, а вся жизнь балансирует на этом моменте. — Дмитрий? — Лицо, лишённое всякой утончённости, пока он не стал самым изящным из хищников и протянул руку, чтобы заправить ей волосы за уши.
— Если это игра, тебе не понравится цена, которую придётся заплатить. — Волосы у неё на затылке встали дыбом. На этот раз она отступила… но не потянулась за оружием. Она не могла. Она должна доверять ему, потому что иначе… её мир просто разлетится на тысячу осколков.
— Угрозы не сексуальны. — Пожалуйста. — Забери своё мрачное настроение и уходи.
Вместо этого он подкрался к ней, загнав в угол, и тело, которое она с нетерпением жаждала ласкать, внезапно оказалось удушающей стеной. Ей потребовалась каждая капля воли, чтобы не ударить, не пнуть и не вцепиться когтями. Но когда он наклонил голову и очень намеренно прижался губами к пульсу Хонор, она больше не могла этого выносить. Она вонзила пальцы в его шею. Или вонзила бы, если бы он не сковал её запястье стальной хваткой. Нет, нет, нет!
Ограничение отбросило её обратно в ту бездну, где она провела столько недель, и из которой, как теперь поняла, ей никогда не выбраться. Но к ужасу примешивалось сокрушительное чувство предательства.
«Не мой Дмитрий. Это не он».
А потом больше не было никаких мыслей.
Дмитрий никогда ещё не был так зол, как в момент, находясь на грани ярости, когда жаждал только причинить боль женщине в своих объятиях. Он не знал, в какую игру играет Хонор, но добьётся от неё ответа, даже если придётся разорвать её на миллион крошечных кусочков. К этому полю, что бы оно ни представляло, никто не должен прикасаться. Сжав запястье, когда она замерла рядом с ним, он коснулся её клыками, что, как знал, было жестоко, но опять же, она играла с ним с самого начала. Не было ни малейшего шанса, что Хонор просто случайно наткнулась на поле, где погибли его жена и маленькая девочка, куда он потом привёл сына, чтобы Миша не был один, где нёс вахту в течение всего сезона.
«— Мой прекрасный Дмитрий. — Большие карие глаза полны беспокойства. — Не позволяй ей изменить тебя. Не позволяй сделать тебя жестоким».
Слова Ингрид не смогли остановить изменение, особенно после того, как она умерла. Ничто не могло вернуть его прежнего. Поэтому он воспользуется им. Резкое движение охотницы, которая думала выставить его дураком. Ему не составило труда прижать её к стене. Но Хонор не прекращала сопротивляться, выкручивая тело с силой, из-за чего сломала бы себе что-нибудь.
Когда он скрутил её руки над головой, схватив за запястья, и прижал нижнюю часть тела к стене своим, она укусила его за шею. И довольно сильно, чтобы пошла кровь. Дёрнувшись, он крепче сжал её запястья.
— Уже начала прелюдию, Хонор? — Ответа не последовало, только яростное сопротивление и борьба, хотя у неё не было надежды убежать от него.
Она не издала ни звука, а дыхание было тщательно контролируемым. Тогда он посмотрел в её загадочно-зелёные глаза. В них ничего не было. Никакой личности, никакого намёка на женщину, которая утром смеялась и доставляла ему удовольствие с сексуальной уверенностью, ничего, кроме животного инстинкта выживания. И он знал, что она убьёт себя, пытаясь освободиться.