Осколки пламени. Огонь, любовь и... мышь (СИ)

Слезы начинают литься фонтанчиком. И я просто закрывая лицо ладошками. 
— Милая, ты красивая. 
— Нет, — шмыгаю. — Я белая. Не заметная. Я никому не нравлюсь. 
— Ты мне очень нравишься, — улыбается папа. 
— Потому что я твоя дочь, — замечаю чуть обижено. 
— И что? — смеется он. — У меня самая красивая девочка. И не одна, — подмигивает. — Твоя мама тоже красавица. 
Киваю. 
— Да. Мама очень красивая. А я — нет. 
Вытираю слезы, шмыгая. 
— Я хотела быть как мама. Красивой. 
— А зачем ты хочешь быть красивой? 
— Чтобы нравиться другим детям, — отвечаю неохотно. И не выдержав, рассказываю: — Они смеются. Говорят, что у такой иссы, как у мамы, родилась я. Блеклая и некрасивая. Словно в меня цвет забыли влить!
Рыдания только стихнув, начались вновь. 
— Почему ты мне не говорила, что так говорят? — мягко спрашивает отец. 
— Не хочу, — отворачиваюсь. И громко шмыгнув носом добавляю: — Я не ябеда. 
Отец тихо смеется. 
— Не ябеда. Но рассказать могла.
— А я так справилась, — гордо приподнимаю головку. — У меня большой резерв. Его надолго хватит, так учитель говорит. Я теперь самая яркая среди детей. 
— Самая, самая, — продолжая тихо посмеиваться папа. И прищурив глаза, окидывает меня взглядом. — Но тебе не кажется, что рыжие кудряшки, ярко-фиолетовые веснушки, красные глаза, розовые ногти и ярко-зеленый хвост — это слишком? 
— Красиво же, — не поняла я. И поясняю. — Я самые яркие цвета выбрала. И теперь самая красивая. 
— Самая, — кивает папа. Глаза у него искрятся весельем, но лицо серьезное. 
Отец подхватывает меня и несет в холл. Останавливается перед огромным зеркалом. И показывает на нас в отражение. 
— Смотри. Это мы, Весней. 
— Вижу, — киваю, рассматривая себя и держащего меня папу. 
— Так вот. Я метаморф, и ты метаморф. Так? 
— Да. 
— Хорошо. А теперь посмотри внимательно и скажи, в чем мы отличаемся? 
Внимательно рассматриваю отца, затем себя. 
— Ну-у, я такая яркая.
Папа кивает. 
— А я? 
— А ты… — присматриваюсь и не знаю, как сказать. Слова мне кажутся почему-то обидными. 
— Солнышко? 
— А ты папа, — нахожусь я. 
Он радостно улыбается. 
— Засчитано. А еще? 
— Ну-у-у…
— Белый? — подсказывает он.
А я смущаюсь. 
— А еще бесцветный и блеклый, — со смехом говорит он. 
Отец ни капельки не расстроит таким положением вещей, и я тоже робко начинаю улыбаюсь. 
— Так вот, Весней. Надо не слушать, что о тебе говорят другие. А быть собой. 
— Белой? 
— Белой, — кивает он. — Я вот белый. Я некрасивый? Вот твой экспертный взгляд, м?
Рассматриваю папу. 
— — Красивый, — говорю в конце концов. И активно жестикулируя, пытаюсь описать: — Ты такой… такой сильный. Как столп. Твердый, непоколебимый, крепкий. А еще как свет. Он тоже белый. Но красивый. А если присмотреться, то в нем много-много цветов. И они переливаются радугой. 
Отец внимательно слушал меня. И кивнул. 
— Верно. И если бы они к тебе присмотрелись, то обнаружили эти цвета. Поверь, Весней, кому надо, тот увидит в тебе красоту. Твою. Единственную и неповторимую. 
— Дорогой? Солнышко? 
Отец повернулся. К нам шла мама. 
— Что это вы тут делаете? — спросила она, глядя на нас теплым взглядом. 
Отец широко улыбнулся. 
— Да вот обсуждаем, красив я или нет. Как считаешь? — весело спросил он. 
Мама окинула нас лукавым взглядом. И приблизившись, обняла. 
— Самый красивый, — прошептала она нежно. 
И отец, не выдержав поцеловал ее, приобняв второй рукой. 
Я же смотрела на прекрасную пару. В их движениях было столько любви и счастья. А еще они были красивыми. Самыми красивыми. Они словно светились изнутри, когда были рядом. 
 
В зеркале задумчиво наблюдая за папой с мамой, моя внешность поплыла. И вот на руках мужчины, похожего на свет, и рядом с красивой женщиной, теперь была девочка. Со светлыми волосами, со светлой, практически прозрачной кожей. Прозрачными глазами и не выразительными чертами. 
И она была похожа на мужчину. А если внимательно приглядеться, то и на женщину. 
А значит тоже была… светом? И тоже была красивой? 
  
57
 
— Ты что, еще не готова?! — Воскликнула Лиссарт стоило мне только открыть дверь.
Она пришла через два часа после визита Грассора. И честно говоря, я боялась, что это саламандр вернулся. Но нет, это оказался не Вейр.
В груди заворочалось почему-то разочарование. Будто я была не рада Лиссарт. А… хотела увидеть Вейра. Но это же не так!
— Привет, а ты… — начала я.
Непреклонно отодвинув меня в сторону, саламандра зашла внутрь.
И мне ничего не оставалось, как закрыть дверь.
— Так. Где? — уперев руки в бока, развернулась ко мне саламандра после того, как скользнула пристальным взглядом по комнате.
— Что? — не поняла я.
— Платье где? — нахмурилась девушка.
— Какое? — вздохнула я.
— В котором ты пойдешь на праздник. Или ты в этом собираешься?
Мое платье было подвергнуто критическому осмотру.
— Хм. Нет. Давай все же что-то понаряднее, — пробормотала она.
И направилась к моему шкафу.
— Лиссарт, какой праздник?
Подойдя, я смотрела, как саламандра зарылась в мой скудный гардероб. Не много я с собой взяла.
— Репетиция Ночи Огня, — отозвалась девушка.
— Это как? — недоуменно спросила.
— Ну-у, — саламандра вытащила одно мое платье, осмотрела и запихнула обратно. При этом не потрудившись повесить, а скомкав и запихав. — Это когда нашли повод весело провести время.
— Сейчас?
— Нет. Еще несколько поколений назад. Предки тоже любили веселиться. Слушай, у тебя ничего подходящего нет. О! Давай ко мне.
— Зачем?
— За платьем. Я тебе свое дам. А то у тебя все они какие-то… рабочие, — нашла подходящее слово саламандра.
И не слушая мои возражения, схватила за руку и потащила из комнаты. Уже через пару минут мы были в ее комнате.
Было видно, что саламандра живет тут давно. Расширенное пространство. И вещи, подобранные с любовью.
— Я не пойду, — попыталась я отказаться, когда мне впихнули какое-то канареечное платье.
— Пойдешь! Ничего киснуть в комнате. Познакомлю тебя со всеми!
И меня затолкали в гардеробную, чтобы переоделась. Обвела ее тоскливым взглядом.
— Лиссарт, — позвала я.
— Ничего не хочу слушать! Одевай!
Со вздохом надела платье. Даже не удивилась, когда оно на мне повисло. Смотрелось плохо.
— Все? Теперь я могу…
Саламандра, не слушая меня, провела каким-то амулетов вдоль платья. И оно село, как сшитое на меня.
— Вот. Другое дело, — довольно кинула Лиссарт. — Но, кхм, чего-то не хватает.
В результате меня все же вытащили на праздник, как я не упиралась. Но с этим еще можно было смириться, а вот с тем, что не удалось убедить Лиссарт не использовать косметику — нет.
Косметика… Для метаморфов она бесполезна.
Любая попытка как-то придать своей внешности чуть больше привлекательности заканчивались одинаково. Это выглядело смешно, дико и… по-дурацки.
Любая косметика смотрелась на мне так, словно ее делала неумелая девочка. А даже самые нейтральные цвета выглядели… мазками кисти плохого художника.
С этим давно пытались что-то сделать. Долго изучали. Применяли разные алхимические добавки. Но результат был один.
 
Словно сама магия не давала метаморфам выглядеть чуть более ярко. Мы всегда оставались незаметными.