Осколки пламени. Огонь, любовь и... мышь (СИ)

Утром же неохотно встав, я поплелась в ванную. Голова раскалывалась, глаза болели, хотя я ночью так и не заплакала.
Равнодушно посмотрела на свое отражение.
Как всегда бледная с невыразительными глазами. Только теперь ко всему этому образу привидения, прибавились круги под глазами и искусанные губы.
Покачав головой, пошла к шкафу. Выберу сегодня темное. Настроение такое… похоронное.
День прилетел не заметно. Я была весь день рассеянной. Ничего вокруг не замечала. Мысли мои летали вокруг поисков темного.
Только после обеда, немного пришла в себя и взбодрилась.
А вечером у меня были гости. Точнее гость. Один. Зато внезапный.
Я листала списки адептов, когда в дверь раздался громкий стук. Было ощущение, что в нее пинали.
Отодвинув листы, пошла открывать.
— Адепт Грассор? Что-то случилось? — посмотрела я на огненного.
С удивлением отметила его вид. В тренировочной форме, глубоко дышавший, волосы взлохмачены. Одежда кое-где грязная. Сам он взбудораженный и напряженный, как тетива лука. Рукава закатаны до локтей, а на руках выступили вены.
Хоть без огня…
— У вас же сейчас полевая практика?
Расписание своей группы я знала.
— Я раньше нужного закончил, — отрывисто сказал Вейр, пристально изучая что-то во мне.
— М-м-м, хорошо.
Теперь понятен вид адепта. Похоже, он сюда пришел сразу после практики.
— Войду? — спросил Грассор, взглянув мне в глаза.
Рубиновые смотрели на меня настойчиво. В чем-то даже требовательно. Почувствовала себя как в первый день перед своей группой.
Неловко и смущенно. Я хоть уже и привыкла к саламандрам. Но все же Вейр выделялся даже среди своих ярких собратьев.
Отошла в сторону, пропуская адепта. Закрыв дверь, сказала:
— Слушаю.
Вейр, быстро окинув взглядом комнату, шагнул ко мне.
— Выкладывай! — резкий переход в обращение и неожиданный приказ ввел в ступор.
  
55
 
— Простите?
Растерянно смотрю на саламандра. А тот начинает нагреваться. Отчетливо щущаю его жар, который исходит от него, как от камина.
— Выкладывай. Четко и по сути.
— Что выкладывать? — теряюсь я еще больше. — О чем вы…
Меня грубо прерывают.
— Оставь свои выканья для занятия, хорошо? Мы тут одни. И рассказывай уже, — нетерпеливо говорит Вейр, делая еще один широкий шаг ко мне.
Теперь саламандра и меня разделяет неприлично малое расстояние. Но я так уже привыкла к тому, что тут это норма, что не реагирую.
— Да что рассказывать?! И обращайтесь ко мне все-таки на «вы». Что с вами вообще, адепт Грассор? — возмутилась я.
Странно, но с этим саламандром я становилась смелее. Словно точно знаю, что он ничего мне плохо не сделает. А наоборот защитит…
Глупые мысли.
Огненный молчал, только взглядом прожигал. Но за последнее время он часто на меня таким взглядом смотрит. То ли убить хочет, то ли сжечь.
На скулах заходили желваки. А кадык нервно дернулся, когда он сглотнул, отводя взгляд в сторону.
Грассор что-то пробормотал. Показалось, что мелькнуло слово «ненавижу». Но не уверена.
— Что?
— Почему так выглядишь? Что случилось? — спросил он громче, полностью проигнорировав мою просьбу про вежливость.
— Все хорошо, — нахмурилась я.
— Послушай, исса, — саламандр чуть склонился ко мне. Почувствовала себя маленькой-маленькой. — Ты можешь просто сказать, какого огня, произошло?!
Перестав гипнотизировать его подбородок. Выше я не решалась посмотреть. Но после его вопроса перевела взгляд выше.
— Не ваше дело!
И упрямо поджала губы.
Саламандр глубоко вдохнул, видимо, чтобы успокоиться. Но прошипев что-то, отшатнулся от меня. Недоуменно смотрю, как саламандр стиснул кулаки. А когда снова посмотрел на меня, чуть сама не отшатнулась. Столько в его взгляде было огня.
И сверля меня этим взглядом, яростно воскликнул:
— Это приворот. Ты приворожила меня!
— Что? — резко севшим голосом спросила я. И было от чего.
Любовное колдовство запрещено. И не просто запрещено, но нелегально все-таки продают. Нет.
Даже самая глупая девушка не станет пользоваться приворотом. За это смертная казнь, которую ввел прошлый император. Потому что эта магия такая же, как темные ритуалы. Из-за приворота теряют волю. Она порабощает, ломает.
 
И тут меня обвиняют в запретном.
— Я думал, что смогу перебороть это. Не подаваться влиянию магии. Но нет. Ты мне снишься каждую ночь! Я все эти дни, что пытался держаться от тебя подальше, сходил с ума. Как в огне горел и не сгорал. Я не верю тебе. Ни одному твоему слову. Ни одной твоей невинной улыбке и взгляду. Ты метаморф. Для вас врать, как дышать. Да я сам видел тебя у Кольена! И я понимаю все это. Осознаю. Но чем дальше, тем больше я увязаю в тебе. Это неестественно! Все эти дни… что я держался от тебя подальше… мне было плохо. А мои чувства, как пожар, только разрастаются и усиливаются. Ты наложила на меня приворот!
— Я? Нет… Да почему ты так решил?
— Да потому что меня к тебе тянет! И если бы ты носила огненную личину, я еще понял. Но меня тянет к тебе даже когда ты бесцветная мышь! Это ненормально! Тут не могло обойтись без магии! — сорвался он.
А меня захлестнула обида.
Да, я в курсе, что не красавица. Чем сильнее дар метаморфа, тем более незаметнее внешность. В Империи эта истина известная и ребенку. И относятся к этому нормально.
Но… Это оскорбительно! Заявлять мне такое в лицо! Должна же быть у саламандров хоть какие-то рамки морали.
— Значит, тебя ко мне тянет? — спросила с обидой в голосе, переходя на фамильярное «ты». — А меня от тебя тошнит! Вон пошел!
Ох, и вытянулась же у него мордашка огненная. Хоть и симпатичная, но наглая.
Саламандр еще что-то хотел сказать, но я вытолкала его, не дав сказать и слова. Закрыла дверь.
Гад он, а не саламандр!
Отошла от двери, походила по комнате. Туда-сюда. Нет, а я виновата, что у метаморфов так устроенно?!
На глаза попало зеркало. И я подошла к нему.
Обычная я. Неприметная, невзрачная, серая. А если вспомнить, что у меня достаточно сильный дар, то… Внешность у меня соответствующая.
Я знаю, как выгляжу. И знаю свои недостатки. Но…
Крепко зажмурилась.
Распахнула глаза.
На меня смотрела невероятная красавица. Яркая, обалденно красивая. Утонченные черты лица. Лукавые, глубокие, как озера, глаза. Блестящие волосы, падающие водопадом.
Такая красивая. Такой не то, что вслед будут оборачиваться, когда она пройдет мимо. А штабелями будут укладываться.
Криво усмехнулась, смотря, как моя внешность поплыла, изменяясь. И в зеркале снова отражаюсь обычная я.
«— Весней, ты уже третий день не снимаешь личину. Все хорошо, милая? 
— Да, пап. 
— Почему тогда ты так ходишь?
— Я не хочу ее снимать, — ответила нехотя. 
— Почему? Твой резерв не безграничен. 
— Все хорошо, — попыталась я улизнуть. 
Но меня перехватили сильные руки отца. Он мягко развернул меня к себе и тепло позвал.
— Весней?
По щекам потекли слезы. Я не хотела, но слезы все лились и лились, как я не старалась их вытереть. 
— Весней, умница моя. Хорошая. Что случилось, красавица моя? — нежно спрашивает отец. 
А я начинаю рыдать еще громче. 
Папа подхватывает меня и усаживает к себе на колени. Ласково начинает гладить по ярко рыжим кудрям. 
А мне становится стыдно. Папа всегда говорил, что ему нравятся мои волосы. Я же считала их блеклыми. 
— Солнышко мое. 
— Па-а-ап. Я не красивая, — прорыдала я. 
  
56
  
— Солнышко мое. 
— Па-а-ап. Я не красивая, — прорыдала я. 
— Кто тебе такое сказал? Ты очень красивая.
— Не-е-ет. Не красивая. Я блеклая. К-как привидение. Как моль!