Держи меня крепче (СИ)
Я озадачилась вопросом, откуда горе-мужу известно, где я живу, и с этими мыслями, потопала домой. Попав в квартиру, первым делом побежала на кухню, дверь которой была нараспашку, оттуда лился тёплый свет. Почти что утро, но кому-то не спится так же, как и мне. Я влетела в кухню, всем сердцем надеясь застать там Егора, чтобы рассказать о том, что я жуткая неудачница и спросить совета, как избегать неудач в дальнейшем. А может, просто для того, чтобы прижаться к нему и молча слушая успокаивающий размеренный стук сердца, забыть обо всех невзгодах, осознавая, что родные всегда рядом и помогут, если что случится. А для чего ещё нужна семья?.. Глупо тогда вышло, когда я, представив свой дальнейший арест, решила, что они от меня отвернутся. Да ни за что на свете. Егор так никогда не поступил бы!
Войдя в кухню, я обнаружила там только начинающий остывать чайник и чашку недопитого кофе на подоконнике у открытого окна, всё ещё горячего, разбрызгавшегося на белую поверхность, просыпанный пепел и не выветрившийся запах сигаретного дыма. И кто это у нас дома закурил? Ни один член нашего огромного семейства этой пагубной привычкой не страдал.
Помню, сто лет назад, когда мы с братом учились ещё то ли в пятом, то ли в шестом классе, во всех мальчишках-одноклассниках проснулась поголовная, кроме заядлых ботаников, страсть к сигаретам. Мой братишка не стал исключением, испробовав эту гадость он пришёл к выводу, что подобная дрянь не для него. Радует, что это он понял сам, без всяких подсказок, хотя на счёт этого есть некоторые сомнения. Потому что в тот день, придя после уроков со школы, нас встречал дядя (он всегда появляется в «нужный» момент, у него талант), которого неделю дома не было, а предыдущую до этого неделю он отсиживался в своей комнате, яростно увлечённый написанием новой книги «Крысоловка для Мышиного Короля. Сто одна хитрость извлечь халявный сыр», получив вдохновение после трёхчасового балета «Щелкунчик». Максим тут же учуял запах никотинового смрада и влепил лёгкий подзатыльник тому, кто посмел его распространять, то есть Егору, а далее разразился длинной лекцией о вреде курения, которая разрасталась на глазах, принимая невероятные объёмы и включая в качестве материала информацию о том, что вредно не только курить, то есть вредно курить не только сигареты, но и травку, наркотики; также вредно наркотики нюхать и колоть; вредно распространять всю эту мерзость и так далее. На лекцию собралась вся семья, и после неё каждый зарёкся не то, чтобы курить, но даже стоять рядом с курящим, чтобы, не дай бог, пропитаться идущим от его тлеющей белой трубочки смерти дымом, опасаясь новой лекции Максима.
Я кинула чашку в мойку, смахнула с подоконника пепел, протёрла подоконник от капель кофе, помахала немного тряпкой, чтобы выветрить запах и, удовлетворившись результатом и вскипятив повторно чайник, потому что люблю обжигающе горячий чай, заварила себе в огромную кружку местного аналога мате, затем пристроилась на диванчике у стола, рассчитывая попить его в одиночестве и поразмышлять о своей судьбе.
Обычно я пью горький чай, без сахара, потому что так вкус насыщеннее, но сейчас мне хотелось как-то подсластить горькую пилюлю, которая закисляет мою жизнь в последнее время особенно сильно, поэтому я бухнула в чай две ложки сахара с горкой, размешала и наслаждалась ароматом, поднимающимся от поверхности горячего напитка.
Но не успела я сделать и глотка, как в кухню вразвалочку ввалился дядя Максим в своём неизменном оранжевом халате с закрытыми и глазами и, открыв дверку шкафчика, стал набирать себе в карманы конфет и сахарных печенек. Я кашлянула, понимая, что он не обратит на меня внимания, просто у него снова прорезался сомнамбулизм. Правда, не знаю зачем кашляла. Естественно, я не привлекла его внимания, а вот вошедший вслед за дядей Егор увидел меня и беззвучно жестами поинтересовался что это у меня голове и откуда гипс на руке, я показала ему знак «окей», и стала открывать рот, чтобы уверить брата о своём окейном состоянии.
А Егор сделал грозные глаза, пригрозил мне пальцем, который затем подставил к сомкнутым губам, и произнёс красноречивое: «Тсс!» Далее он на цыпочках подошёл к дяде сзади и заорал ему в ухо, очень громко, оглушительно, даже я подскочила на месте, расплескав полкружки чая на стол:
— Воровство — это порок!
Что и следовало ожидать, Макс подпрыгнул, сладости разлетелись и печенье раскрошилось во все стороны, усыпав пол крошками, сам он приземлился на пятую точку, придавив ею с десяток конфет, ох, наверное, ему жутко больно. Если бы Егор провернул этот фокус на мне, я бы заикой на всю жизнь осталась. Может и дядя останется?
Он разлепил веки и осоловело пялился то на меня, то на моего брата, прикидывая в уме как он здесь оказался, в его мозгу было только одно предположение — он спит, а сны ему снятся странные и лишённые смысла.
— Доброе утро, — робко произнесла я, в надежде, что его рассудок прояснится.
— Доброе, — кивнул Максим сомневающимся тоном.
Я тоже сомневаюсь в том, что утро вообще само по себе может быть добрым. Это нечто из области фантастики. Также сомневаюсь в том, что сейчас утро. Хотя, судя по просветляющемуся небу, виднеющемуся в окошко, вроде скоро рассвет.
— Эй, Макс, хорош полы попой подметать, вставай, — хохотнул Егор и протянул ещё не втыкающему до конца дяде руку.
Тот позволил конвоировать себя на диван. С огорошенным выражением лица, по-видимому, не осознавая окружающую реальность. Теперь ясно в кого я такая засоня. Родственнички.
Потом он стал охать и ахать, разглядывая египетскую мумию, которую я вполне неплохо пародировала, опутанная бинтами. Дядя Максим не отставал, предлагал вызвать докторов. Я объясняла, что стала заложницей неудачных обстоятельств, не внося конкретику.
— Лен, ты почему одна тут? На рассвете! — брат наконец сменил тему, забавно округлив глаза, он прекрасно знал, что я не ранняя пташка, а его руки, между тем, доставали две чашки: для себя и Максима.
— Я… — вначале замялась, решая стоит ли посвящать его и дядю в свои настоящие злоключения, но затем слишком бодро заявила: — Не спится!..
Конечно, он не поверил, и у него хватило такта промолчать, он просто снисходительно пожал плечами, мол, меня это не касается. Как же мне с ним просто. Были бы все люди на планете такими понимающими, как мой любимый брат.
— А ты почему? — спросила я его в ответку.
— Не спится, — тут же нашёлся он, произнеся это как само собой разумеющееся.
— Ясно.
Он заварил себе чай, дяде — кофе, интересный факт, но я, Егор и папа предпочитаем кофе чай, а вот дядя Макс и оба его чада, Соня и Стас, предпочитают чаю кофе, но Сеня, в отличие ото всех нас, больше всего любит какао, может пить чашку за чашку, не боясь лопнуть.
Максим сделал глоток, Егорка пристроился на стульчик напротив меня и стал сверлить глазами, в которых играли озорные искорки:
— Ну, систер, что нового?
— Всё новое, — вымолвила я, не соврав.
— Да? — поднял брови и вместе с этим жестом чашку брат, в призыве чокнуться. — Выпьем за это?
— Конечно, — я подняла чашку следом и, наконец-то, пригубила напиток, половина которого уже была разлита на столе, но хозяюшка-брат протёр стол.
Впрочем, после моего глотка, остатки чая также оказалась на столе, так как я тут же выплюнула то, что только что чуть не отправила в свой желудок. Похоже, вместо того, чтобы подсахарить чай, я его посолила. К тому же он горячий, я ошпарила язык. Фу, двойная гадость.
— Тьфу, тьфу, — стала отплёвываться я «отравой», а брат к тому моменту уже вскочил на ноги, вовремя спасшись от водопада, то есть чаепада, а вот дядя подобной реакцией похвастаться не мог, так что оказался под обстрелом и отхватил прицельный плевок прямо в лицо, но я этого не заметила.
Я вообще ненаблюдательная. И несообразительная. Нужно было хватать ноги в руки и прыгать в окно, которое кто-то добрый забыл закрыть, но я же была с головой поглощена тем, что корчила рожи, морщила лоб и вообще вытащила язык наружу, пытаясь очистить его от странного неприятного привкуса, а также остудить, не замечая, что дядя мой плевок воспринял близко к сердцу и сейчас в его голове зрел план мести, а именно: он, не найдя под рукой ничего более подходящего (не кофе же, в самом деле, себя лишать), опустошил на мою макушку сахарницу, которая была наполнена неким шутником солью. Теперь я была вся покрыта солью, которая своими наждачными крупинками затесалась в моих волосах, залезла под одежду, бинты, а также свою очередную порцию «белой смерти» получил мой язык, который ещё от первой-то не оправился. Ощущения не из приятных. И это сделал дядя, разумный взрослый человек, отец троих детей?