Запретное целительство. Сеньорита Смерть (СИ)

Когда у тебя мало силы, ты используешь все инструменты, что у тебя есть, чтобы добиться желаемого.
– И все же ты не ответила на мой вопрос, – мягко сказал Рихтер. – Рената, тебе нужна моя помощь?
– Нет. С чего бы? – я с притворным равнодушием пожала плечами. Историю появления Лучиано на свет я точно не собиралась рассказывать, поэтому и обсуждать угрозы Нери не имело смысла. – Я рассказала всё, что знаю, Корбин. Нет причины больше меня обхаживать. Гораздо лучше тебе поможет Нери, или любой из старых магов, которые помнят те времена. Я лишь провинциальная целительница. И ваше внимание... может доставить мне лишь одних проблем.
Рихтер должен был разозлиться на меня. Какая-то слабая магичка упрекает его в назойливости. Или же, хотя это менее вероятно, понять, почему я столь осторожна. Зря что ли я столько распиналась обо всём этом?
Но уж точно я не ожидала, что он развернет меня к себе и попытается поцеловать. Его губы почти коснулись моих, когда я просто вскочила.
– Что вы творите, сеньор?!
  
Глава 28. Он запутался
 
Щекотать самолюбие девицы полезнее, нежели играть у ней на нервах. 
К.Прутков
Корбин Рихтер.
– Что вы творите, сеньор?! – с полным непониманием и ужасом в глазах спросила Рената, будто Корбин только что на её глазах попытался напасть на человека и съесть его заживо.
А что он в самом деле творит? Точнее, почему пытается поцеловать лермийку в столь неподходящий, и явно не романтичный момент? Ему только что сказали, что его внимание неуместно, а он...
Ты слишком легко относишься к поцелуям.
Ха, ему ведь это говорила одна весьма симпатичная, и очень сердитая фрау, в которую он был влюблен, и чьи поцелуи пытался неоднократно украсть (иногда это получалось). Но сейчас он не собирался флиртовать, или соблазнять Ренату.
Так. А что он тогда собирался делать? К чему должен был привести этот поцелуй? Может, это был поцелуй «давай будем дружить» или даже «поцелуй благодарности» для своего любимого доктора. Или попытка доказать Ренате, что он не так уж и плох.
Ах, как приятно заниматься самообманом! Правда же была в том, что он совершенно не представлял, что ему нужно от Ренаты. Он просто хотел, чтобы она ем поверила. Но её реакция на его спонтанный жест очень расстраивала. Он ведь не делал ничего плохого, и уж тем более не хотел на неё накидываться, прижимая к кушетке и срывая одежду.
Вроде бы. Теперь он ни в чем не был уверен. И стоило подумать, как интересно можно было бы использовать этот кабинет и кушетку...
– Прости, – искренне сказал он. – Я поступил необдуманно и ты имеешь право на меня злиться. Но на самом деле я не хочу извиняться. Я хочу понять, почему ты делаешь вид, что я тебе совсем не нравлюсь. Мне показалось, что между нами что-то такое появилось...
– Вы себя обманываете, сеньор, – фыркнула Рената.
– Так докажи, что равнодушна. Поцелуй меня, – словно змей-искуситель предложил Корбин. – И если ты ничего не испытываешь, я поверю, что совершенно тебе не интересен.
– Думаете, я ребенок, которого можно взять на слабо?!
– Ну, это часто срабатывает, – ответил маг, нисколько не смутившись.
– Я не собираюсь вас целовать. Никогда, – отчеканила лермийка, сверкая темными, удивительно завораживающими в гневе глазами. – И лечить буду только при свидетеле. Нет, даже пяти свидетелях!
– Думаете, это меня остановит? – искренне удивился повелитель стихий. – И свидетели нужны только на свадьбе или дуэли. К чему из этого мы собираемся перейти?
Он думал, что Рената ответит ему колкостью, или напомнит о правилах приличия. Он снова извинится, переведет все в шутку, и в следующий раз будет контролировать свои спонтанные действия лучше.
Но меньше всего он ждал, что из глаз прекрасной сеньориты хлынут слезы. Не одна грустная слезинка, или даже красиво вытекающие из уголвков глаз капли. Нет, самый настоящий водопад.
– Рената, я... Что я такого сказал?!
Целительница, как ему показалась, немного удивленно коснулась своей мокрой щеки, и тихо всхлипнув, выбежала из медицинского кабинета, оставив Рихтера в полной растерянности. Он просто оцепенел. И может, к лучшему. Потому что в ином случае охотничий инстинкт полицейского заставил бы его преследовать драпающую жертву. И стало бы еще хуже.
 
Меньше чем через минуту Рихтер услышал шаги. Более тяжелые, чем могли быть у Ренаты. Он скорчил раздраженную гримасу, понимая, кто именно идёт по его душу.
Интуиция не обманула. Сам дож Конте стоял в дверном проеме, насмешливо кривя красиво очерченный рот.
– Ну и что же вы, сеньор Рихтер, такого ужасного сделали, что девица убежала в слезах, не разбирая дороги? Кстати, в меня врезалась и даже не извинилась. Я, конечно, догадывался, что мой повелитель стихий потрясающий человек, но не думал, что потрясать ты будешь душевное равновесие хорошеньких целительниц.
– Не начинай, Лауро, – поморщился грейдорец. – Мне и так погано.
Но любопытство сиятельного патриция было так прост не утихомирить
– Что там между вами? Неужели я вижу начало зарождения чувств? Может, мне стоит подтолкнуть сеньориту к тебе? Сыграть роль злодея... или великодушного покровителя, благословляющего расцветающую любовь!
– Нет!
– М-м-м? Звучит неубедительно.
Обычно Рихтер сам любил издеваться над людьми. Редко когда кому-то удавалось подловить его самого в самых растрепанных чувствах. Что хуже, хоть Фоскарини и насмешничал, взгляд его оставался неприятно внимательным и цепким. Какие выводы он сделает, если поймет, что наблюдал не ссору возлюбленных, и что Рихтер несколько преувеличил свою близость с целительницей, желая ее защитить от ухаживаний дожа?
– Просто произошло недопонимание. Я решу его сам.
Лауро пожал плечами. Единственный глаз его на мгновение закрылся, а когда дож снова посмотрел на Рихтера, то взгляд его был серьезен.
– Как твое состояние, друг? Боюсь, твоя беспомощность перестала быть секретом, и наши враги зашевелились, желая воспользоваться моментом. Агастус не просит, требует отправить тебя в Орлэнду, чтобы дать объяснения по поводу стихийного бедствия.
– Как кого? Потерпевшего, свидетеля или подозреваемого?
Дож хмыкнул.
– Не указано. Пока они все еще опасаются в открытую обвинять тебя.
– Разве случившееся относится к Святому Престолу?
– Как правитель Конте я обладаю почти всей полнотой власти в провинции. Но вот согласно одному старому, и довольно неудобному для нас закону, все беды, вызванные колдовством рассматриваются и судятся церковниками.
– И нет повода, чтобы отменить этот закон?
– Если только мы сами создадим прецедент, который вынудит Престол убавить амбиции. Но как понимаешь, это будет не просто. Одевайся, Корбин. У нас куча дел, а ты, кажется, немного заскучал.
– Почему о моем досуге волнуются только те, кому от меня что-то надо? – проворчал маг, натягивая рубашку.
Дож рассмеялся.
– Понимаю, что ты бы хотел проводить время не со стариком, а с милой сеньоритой, но если пойдешь сейчас за ней, лишь только всё испортишь.
Рихтер потер шею, отмечая, что в теле вновь появилась легкость, а усталость ушла. Кажется, его не только немного помучили ради восстановления каналов, но и заодно поделились силой. Целительница была слишком добра к нему, притом себе в ущерб. «Ох, Рената, Рената... Ты ведь не равнодушна ко мне. Почему же тогда испугалась, когда я попытался тебя поцеловать?».
– Женщин так сложно понять, – вздохнул грейдорец.
– Их не надо понимать. Женщины предназначены для любви и восхищения. И если ты не можешь дать это, то и не надо морочить сеньорите голову.
Интересно, как слова Лауро соотносились с его жизненным опытом? Или он любил каждую из своих любовниц? Но Рихтер просто не мог позволить раздаривать свои чувства направо и налево. Получается, ему и предложить то нечего, и он всего лишь один из тех назойливых пациентов, что грязно пристают к хорошеньким медичкам ради того, чтобы поразвлечься. По крайней мере, так это могло показаться Ренате, если не хуже.