Город Мертвых Талантов (СИ)

“Кто же распутает пряжу, кто тучи разгонит?
Пленник крылатый томится средь праха и тлена”
И на зловонный некрополь смотреть не желает”
— Крылатый пленник — Пегас? А что такое некрополь?
— Дословно —” мертвый город”. Кладбище.
— Похоже на правду. Средь праха и тлена… А может — Город Мертвых талантов? — осенило Сашу, — Или… некрополь… город, где некра?
— Черная гора… — пробормотал Филибрум.
— Смотреть… не желает… — бормотала Саша, — Что она имеет в виду? В этом стихотворении любое слово можно понимать по-разному. Поди догадайся — фигурально или буквально… Смотреть. Не желает.
— Ну, следующие две строчки мне кажутся совершенно прозрачными, — уверенно ответил мэтр, — вот послушайте:
“Ждет избавленья от сумрачной дочери дальнего края
Девы, чей холоден взор и чье сердце как факел пылает…” — Это, Сашенька, просто ваш портрет.
— Это у меня-то холоден взор? — удивилась Саша.
— В зеркало на себя посмотрите. — улыбнулся Филибрум.
— Ну допустим…
“В непроницаемом мраке насмешливо каркает Ворон,
Глядя, как валится мир в ненасытную черную прорву.“
— Ворон с заглавной буквы.… Кроме Невермора некому.
— Филипп Брунович, а вот… ненасытная черная прорва? Что-то вертится в голове… Как вам кажется, что это такое?
— Ненасытная Черная Прорва… — это не “что”, а “кто”. — глухо ответил Филибрум.
— Ну конечно! Ненасытная! Как ее — Утроба? Битва с Пегасом! Но я была уверена, что это легенда!
Саша бросила бумажку на низкий столик, откинулась на спинку дивана, прикрыла глаза, забормотала себе под нос:
— Пегас томится на каком-то зловонном кладбище и ждет от меня избавленья… Это, конечно, полный бред, но… Филипп Брунович, — она подскочила — получается… мне надо в Город Мертвых талантов…
— Саша! — покачал головой Филибрум, — Вы не понимаете. Вы, наверное, думаете, что это просто город со странным названием. — Он покачал головой. — Это страшное место. А выбраться оттуда… Не всякой музе это удается. Они томятся там веками! Да и как вы туда попадете? Через башню? Вас никто не пропустит!
— Неужели нет другой дороги? — Саша пристально посмотрела на Филибрума. — Филипп Брунович, я по вашему лицу вижу, что вы что-то знаете! Признавайтесь, есть другая дорога!
— Даже не думай об этом. — резко сказал Филибрум и с трудом поднялся с кресла. — Ничего тебе не скажу. И зачем я только завел этот разговор! — он заковылял взад-вперед, сердито стуча тростью, — Может, это вообще чья-то глупая шутка… И не надо прожигать меня взглядом! Нет туда дороги. Никто тебя не поведет.
“Да? А вот посмотрим.”
***
Марк нес свой тайный караул возле Клариного дома. Прятался в кустах жасмина, ждал.
Когда пошатнулся его рассудок, то мысли понеслись по кругу, как лошадки на неисправной карусели, спотыкаясь, застревая и скрежеща. Зато чувства обострились и никогда не подводили. Особенно предчувствие беды. Из-за него он почти перестал спать, но сколько раз оно его выручало! Если бы не эта проклятая муха, огромная муха в его голове!
…Еще немного, и он спас бы Ариадну от той страшной женщины! Ему почти удалось… Но эта летучая гадина начала жужжать в самый ответственный момент и все испортила!
Она сказала — “ Марик, помоги, спрячь меня!” Он вел ее по лесу, она шла с ним рядом, держала его за руку! Он был счастлив. Еще чуть-чуть и он привел бы ее в такое место, где ее никто бы не нашел. Он почти спас ее. Но муха проснулась и зажужжала… Он пытался ее прогнать, но она жужжала прямо в голове, все громче и громче, так, что его несчастная голова чуть не лопнула. Он пытался прогнать муху — махал руками, подпрыгивал, тряс головой. Она не улетала. Тогда он попытался ее прибить — стукнул себе по лбу несколько раз. Муха притихла, затаилась. Но Ариадна исчезла. Ее не было. Только мертвая птица лежала. Он заботливо укрыл ее мхом, и сел ждать Ариадну. Он долго ждал, она все не возвращалась.
Тогда Марк сказал себе — она спит. Проснется и придет. Но она не приходила. Он стал ее искать. Искал повсюду, долго искал и все не мог найти. А потом вдруг испугался, что не узнает ее, если встретит. Он ведь так давно ее не видел! Он стал рисовать ее. Очень похоже получалось. Но эта суровая женщина, Бэлла, почему-то сердится, когда находит его рисунки. Смывает их грязной тряпкой и ругает его на чем свет стоит. Она вообще-то добрая. Кормит его, подарила теплое одеяло. Почему же ей не нравятся рисунки? Он, должно быть, разучился рисовать, у него получается плохо, вот она и злится. Надо лучше стараться! И он рисовал Ариадну снова и снова.
 
Так и жил. Искал, рисовал, прятался, сражался с мухой. Ждал.
А потом он встретил Сашу. Она похожа на Ариадну так, что щемит сердце. Она добра к нему. И она тоже в опасности — он ясно видит, как к ней тянутся черные лапы из-за каждого дерева. Это руки той страшной женщины.
Он один это видит, он один знает, никто ему не поверит, никто не поможет. Что ж! Ему не привыкать действовать в одиночку. Он решил держаться поближе к Саше и следить, чтобы с ней ничего не случилось. Так он и делал — всегда был рядом, на случай, если понадобится его помощь. И вот сбылась его мечта! Саша попросила его о помощи! Сама попросила! Он был счастлив, он старался изо всех сил!
Но ему снова не повезло. Муха. Она жужжала как полоумная. Это было невыносимо! Пока он воевал с мухой, Сашу схватили альбинаты. Еще хорошо, что этот парень, как там его… оказался поблизости. Он ей помог. Молодец. Но Саше рядом с ним опасно. Ему нельзя доверять.
Темное облако висит вокруг него, одним краем цепляет Сашу — Марк это ясно видел. Из-за облака чуть проглядывает солнце. Холодное солнце, бледное.
Марк начинал беспокойно метаться, комкал свое одеяло, тревожно принюхивался. Чуял недоброе.
В этот вечер он тихонько спал под кустом, завернувшись в свое любимое одеяло, когда кто-то толкнул его в бок. Он проснулся и подскочил, тревожно озираясь. Было темно, но Марк сразу понял, что один в своем укрытии, а разбудила его тревога. Он закрыл глаза, попытался настроиться на Сашу и понять, откуда грядет беда.
— Близко… близко, — бормотал он, — В лесу… Нехорошо. Опасно.
Он встал, пригнулся, и, забыв под кустом одеяло, бесшумно двинулся вперед. Калитка, лес… кажется все верно. Сигнал тревоги все сильнее. Следуя за ним, Марк свернул с тропинки в сторону болота. Он был уверен, что идет правильно. Никаких сомнений.
А в лесу темно. Деревья стоят, погруженные в сон, и нет им дела ни до чего. Они будут спать сотни лет. Никого не останется на свете, а они будут стоять и мох с них будет свисать. И туман желтой змеей будет ползать между стволами.
“Марик!” — послышалось невдалеке. Он замер. Только Ариадна называла его так! Вот опять… “Марик!” Это не Ариадна. Это птица кричит. Откуда она знает, как его зовут? Надо найти ее, говорящую птицу. Может она склюет муху? Марк прибавил шагу. Вот она закричала ближе. Он сделал еще пару шагов и впереди разглядел темный силуэт. Еще не видя лица он знал кто это.
Знал, потому что рядом на земле лежала мертвая птица. Как в тот день. Марк беззвучно загребал ногами пышный мох. Он подошел к ней совсем близко.
— Ариадна… — прошептал он, — ты уже проснулась?
Птица тихонько плачет где-то рядом так заунывно, что голова тяжелеет, закрываются глаза.
— Как ты, мой бедный? — спрашивает Ариадна, не оборачиваясь.
— Я хорошо. — радостно шепчет он, не чувствуя, что слезы катятся по щекам. — Только скучаю по тебе. И голова болит. И муха жужжит.
— Знаю.
— Прогони ее. — жалобно попросил он.
— Сейчас она улетит. А ты спи. Ты давно не спал.
Она всегда его понимала. Только она. Вот и сейчас — она одна знает, как давно он не спал. Марк радостно вздохнул, опустился в мох. Ариадна села рядом, протянула руку, погладила его по голове. От ее прохладного касания становится легче. Голова перестает болеть и жужжание, что мучает его уже много лет, становится тише. Только очень холодная у нее ладонь. Его пробирает дрожь. Где же он потерял одеяло? Сейчас бы оно пригодилось. Его руки, привыкшие собирать что-то вокруг себя, цепляются за мох. Он мягкий, теплый. Как Бэллино одеяло. Такой большой кусок, что в него можно завернуться. Если натянуть его на голову, будет не так холодно. И жужжания почти не слышно. Как же он раньше не догадался? Всего-то и надо было… Мучился столько лет, а лекарство было у него под рукой. Муха еще жужжит, но лениво, устало. Наверное, ей тоже хочется спать. Еще бы — столько лет без отдыха! Бедная муха. Все, заснула. Тишина. Так хорошо. Так спокойно…