Заброшенный сад Персефоны (СИ)

Когда Виктор увидел сооружение целиком, то его поразила гармоничная и чужая красота здания. Может, и из-за контраста так казалось. Несмотря на частично обрушившуюся колоннаду и облезлые стены, выглядело оно куда лучше остальных домов.
Подойдя к лестнице, Виктор остановился. На ступеньках лежали останки человека в лохмотьях. Выбеленный солнцем череп щербато улыбался, глядя на город. Кости рук сжимали почти рассыпавшийся в труху металл. Наверное, остатки оружия. Видимо, человек охранял когда-то вход и погиб на посту.
Аккуратно обойдя кости, Виктор вошел в здание. Пыль не смогла полностью скрыть рисунки на полу, но понять, что там изображено, было невозможно. Солнце проникало сквозь круглые окошки в куполе, и потревоженная шагами пыль серебрилась в столбах света.
Виктор прошел около половины пути до центра зала, затем стер ногой пыль, чтобы получше рассмотреть рисунок. И вздрогнул. Под ногами оказалось небо. С облаками и птицами, глубокое, холодное… Виктор невольно отступил от протертого «окошка». Изображение было настолько реалистичным и глубоким, что, казалось, можно провалиться в неведомое небо. Он прошел немного вперед и снова разгреб пыль. Здесь тоже было небо, только заметно светлее. Да и цвет немного изменился: стал немного зеленоватым. В центре зала за расчищенным «окошком» виднелись пузырьки. Разноцветные, сцепленные и разнесенные, соединенные плавно утончающимися к центру нитями. Неведомый художник ухитрился сделать и эту композицию объемной. Все очень реалистично, легко, ажурно. Пузыри, скорее всего, что-то должны были означать. Возможно, надо видеть всю картину, чтобы понять значение фрагментов, но, к сожалению, разгрести всю поверхность пола — дело даже не одного дня.
В центре зала находился невысокий постамент. Виктор хотел подойти к нему, но долго не решался сделать шаг. Казалось кощунством идти по произведению искусства. Но любопытство пересилило.
Постамент был богато украшен довольно аляповатыми рисунками, выполненными из блестящих нитей. По-видимому, металлических. Вообще, в этом зале он выглядел лишним. Виктор осторожно разгреб пыль у возвышения и вздрогнул: на полу был нарисован огромный глаз. Очень живой, с бирюзовой радужкой. Вот только кто-то догадался установить дурацкую тумбу точно на зрачок. Виктор как мог разгреб пыль. Брови, ресницы, морщинки в уголках, махонькая родинка над веком. Именно в этих бесконечных глубинах, только зеленых, а не бирюзовых глаз, он когда-то тонул. Он вспомнил, как на самом донышке вспыхивали яркие смешливые или гневные искорки…
Чей или даже, скорее, чьи портреты изображены на полу, Виктор понял. И даже пузырьки эти имели непосредственное отношение к женщинам. Но кто, когда и зачем создал эту картину?
Виктор решил выйти из зала на улицу. В конце концов, чем бы ни был тот Свет, что когда-то давал жителям города все, он исчез. А стоять на таком изображении было очень неправильно, нехорошо.
Но едва инспектор сделал шаг к выходу, как позади раздалось знакомое жужжание. Он обернулся и увидел своего соглядатая. Робот безучастно уставился на Виктора блестящими окулярами, словно пытался разглядеть, какие изменения произошли с человеком.
— Опять ты здесь… — покачал головой Виктор и взглянул на пол.
Внезапно голова закружилась, а под ногами разверзлась бездна. Он словно завис в какой-то точке пространства, где находился художник, сотворивший картину. Все встало на свои места, детали обрели четкость, и стало видно, что Леда смотрит куда-то в сторону. В место, находящееся левее и позади Виктора. Он проследил ее взгляд и увидел пульсирующий сгусток тьмы, похожий на тот, что поглотил Кира. Вот только здесь в центре трепещущего мрака что-то поблескивало. Виктор прошел к сгустку, присмотрелся и увидел, что там словно бы плавает какой-то блестящий предмет. Кубик… Столь знакомый по снимкам первопроходец межзвездных путешествий. Кусок иридия, прошедший сквозь пространство и застрявший во времени.
Виктор почувствовал, что мир замер. Исчезла пульсация сгустка, кубик словно бы вплавился в темноту. Исчезли все звуки. Не хватает сил, чтобы отодвинуться подальше. Из пространства ушло Время.
 
Человек здесь не мог двигаться. И не только. Виктор осознал, что не дышит, не чувствует, не видит и не слышит. Отключились все органы чувств, осталась только возможность мыслить. А значит, согласно Декарту, это означало жить. Выходит, мысль — огромная сила, раз позволяет существовать сознанию в остановившемся пространстве.
— Сделать шаг…
Мысль прогудела набатом. Да, можно шагнуть, надо шагнуть. Необходимо преодолеть барьер, дотянутся и выбить из мертвого темного пространства этот кусок иридия. Завершить неудачный Эксперимент.
Единственный спасительный пузырек, крохотная вселенная, единственное место в бесконечных пространствах, где нет ветвлений. Ключевая точка, от которой зависит не жизнь или смерть людей, а самое существование Мироздания.
Где-то в сознании возник темный провал с крохотной точкой. Тьма теперь внутри, а не снаружи. Не важно, что все замерло, теперь нет нужды в ногах. Маленький шажок. Не важно, что руки не действуют, — есть мысль. Осталось немножко потянуться, взять этот кусок металла… Силы! Как они быстро тают.
На сознание временами наползала серая пелена.
— Сделай, Вик! Прошу тебя! — жалобно, со слезами в голосе, попросила Леда.
Никто ничего не говорил. Виктор знал, он был абсолютно уверен, что сейчас бесконечность неподвижна. Он один жив. Он — единица минус бесконечность. И если все так останется, он один будет всегда знать, что Леда погибла из-за него. Она теперь будет погибать в каждом его пространстве, через которое пройдет мысль. Застынет ударившийся о скалы планер. Пластик и металл раздерут плоть. Пока жив его, Виктора, разум, смерть станет постоянной ее пыткой.
Виктор рванулся вперед. Кубик увеличился в размерах, но оставался недосягаемым. Еще полшажочка. Нет! К черту шаги! Надо не приближаться к тьме, а слиться с ней, превратиться во тьму, а для этого недостаточно идти — надо полюбить мрак. Виктор вспомнил темноту «Дилоса» и Юлию с Акони, пляж и Кэй. И когда они с Ледой шли по лугу, споря о цвете неба и облаков. Тогда в какой-то момент девушка повернулась и вдруг очутилась в объятиях Виктора.
— Вик, я вижу закат, и он цвета твоих глаз.
— Леда…
Он нежно обнял ее и ощутил, что готов достать звезду с неба, если попросит любимая. Любое тяжелое горячее светило, даже если оно будет в миллионы раз больше Солнца.
Ладони обожгло, по глазам резанул яркий свет. Виктор на миг зажмурился и закрыл лицо ладонями. Дышалось тяжко, словно после долгого бега. Дышалось! Глаза! Руки!
— Черт! — Виктор закашлялся и потряс головой.
Похоже, что все обошлось, раз пыль все так же танцует в лучах света. Инспектор посмотрел себе под ноги и увидел, что пол состоит из хорошо пригнанных каменных плит без всякого намека на рисунок. Тумба в центре зала отсутствовала. Еще под ногами блестел гранями знакомый кубик из иридия. Как ни странно, но на Виктора легендарный артефакт не произвел впечатления. Куда больше удивлял робот. Доселе спокойная машина теперь носилась над полом кругами.
— Успокойся, старина, — крикнул ему Виктор. — Я тут, все в порядке.
Но робот продолжал метаться. Виктор подобрал тяжелый кубик и положил его в карман. Затем огляделся, словно прощался с помещением, и направился к выходу. Робот на уход подопечного не обратил никакого внимания.
Почему-то Виктору казалось, что теперь все должно наладиться. В конце концов, Эксперимент завершен, кубик в кармане и ничем не угрожает множеству миров. Однако стоило выйти за дверь, как реальность явила всю свою неприглядность.
За ближайшей к двери колонной устроился здоровенный охранник. Он бил короткими очередями по жутковатого вида повозке. Оттуда отвечали одиночными выстрелами. Пули цокали, выбивая кусочки камня из каннелюр и базы. Виктор шмыгнул за колонну, стоявшую по другую сторону от входа. И вовремя: несколько пуль ударили в ступени. Охранник же, видимо, принял Виктора за кого-то из своих.