Право на одиночество (СИ)

Я засмеялась.
– Чем, интересно? Просто… Максим, ты извини меня, но я… Я на тебя даже немного зла.
– Это почему? – Громов с интересом посмотрел на меня. Я укоризненно покачала головой и села рядом. Он тут же взял меня за руки.
– Странно, что ты этого не понимаешь. Когда Лике было двенадцать, она узнала, что вся её жизнь была ложью. Любящие родители – это притворство, фантазия. А на самом деле у мамы куча любовников, и папа живёт с ней только из-за общих детей. Девочка переживала, замкнулась в себе, начала грубить – это поведение типично для подростков, когда у них происходит нечто подобное. Почему Лена так ничего и не добилась от своей дочери, я прекрасно понимаю – она вообще не способна на какие-либо переживания, поэтому Лика и не открылась ей. Но ты, Максим… Ты просто переключил своё внимание на Лисёнка, потому что она была младше и больше на тебя похожа. И оставил несчастного подростка разбираться в своих комплексах самостоятельно.
Максим чуть сжал мои пальцы. В его глазах я увидела искреннее сожаление о тех временах.
– Ты права, родная. Я понимаю, что все мои оправдания глупы, но всё же… Когда перед тобой растёт точная внешняя копия жены, поневоле начинаешь думать, что и характером Лика пойдёт в Лену.
– Она совершенно не похожа на Лену.
– Теперь я это понимаю. Но когда в двенадцать лет Лика начала грубить и капризничать, я решил, что природа берёт своё… И переключился на Лисёнка. Ей было семь, она только-только пошла в школу. Что и говорить, общаться с ней было куда приятнее, чем с Ликой.
Максим замолчал. Я понимала, что в этой ситуации говорить больше нечего – что было, то было, не исправить и не изменить… Главное, что он действительно понимает, в чём была его ошибка.
Я отогнула ворот платья и показала Максиму медальон. Его глаза вспыхнули удивлением.
– Она отдала его тебе?!
– Как видишь.
– Надо же…
– Я сама не ожидала. Лика сказала, что никто не относился к ней так, как я.
– Так оно и есть, – тихо сказал Максим, горько усмехнувшись. А потом, поддавшись внезапному порыву, крепко обнял меня. Я прижалась щекой к его груди, чувствуя, как бьётся сердце под тонкой рубашкой.
– Ты необыкновенная, – прошептал Громов. Я улыбнулась и вздохнула, наслаждаясь терпким запахом его тела.
– Лика прекрасно рисует. Кстати, ты знал, что последний месяц она рисует только меня?
– Что? Нет… не знал. С ума сойти можно…
– Зачем? – я рассмеялась. Максим приподнял мой подбородок, наклонился и прошептал, легко касаясь своими губами моих:
– Не зачем, а от чего, дурочка. От тебя с ума сойти можно. От твоего присутствия, от запаха твоих волос и тела…
– Погоди сходить с ума, – улыбнулась я, чмокнув его в нос. – Я ещё твой подарок не открыла.
– Тогда открывай скорее!
Зашуршала обёртка. Под ней оказалась небольшая красная коробочка. Сняв крышку, я с изумлением уставилась на тонкий серебряный браслет с маленькими синими камнями.
– На этот раз я решил обойтись без книг, – прошептал Максим мне на ухо. – Тебе нравится?
– Очень.
Я сказала правду. Несмотря на то, что раньше мне не хотелось получать от Громова дорогих подарков, это оказалось очень приятно… неожиданно.
– Вот теперь можно сходить с ума, – сказала я, поворачиваясь к Максиму лицом. И в следующую секунду нам стало не до разговоров.
А за окном кружился снег. По-новогоднему волшебный снег. Он тихо шелестел за окном, ложился на подоконник, залетал в открытую форточку и тут же таял.
Я давно уже перестала быть снежной королевой. Но поняла это только в ту новогоднюю ночь, когда под поцелуями Максима во мне растаяла самая последняя льдинка.
  
38
 
Следующие несколько дней прошли в тепле и спокойствии. Мы гуляли, катались с горки в парке, смотрели разные фильмы. Девочки так объедались конфетами, что я всерьёз стала опасаться, не слипнется ли у них чего-нибудь. Но обошлось.
Лика подарила-таки мне один из своих рисунков. Выбрать она мне не дала, просто первого января вручила мне листок бумаги, сказав, что именно этот портрет должен быть у меня, и всё тут. А если мне ещё что-нибудь нравится, то она мне тоже это подарит.
 
На портрете были изображены мы с Максимом. Он стоял боком и улыбался, глядя на меня. А я смотрела на него, чуть запрокинув голову, и на моих губах расцветала чудесная улыбка, а глаза светились, почти как у мамы. Не знаю, как Лике удалось создать настолько «живой» портрет… Очень талантливая девочка всё-таки.
Пятого января возвращалась Лена. С самого утра девочки и Максим уехали в аэропорт, встречать её, а я, обрадовавшись, решила повидать Мира. Тем более что он сам звонил уже дважды и предлагал встретиться, но каждый раз я отказывалась, чтобы не расстраивать Лику, Лисёнка и Максима. А тут такая прекрасная возможность – пока они там повидают Лену, пока Громов отвезёт Лисёнка в гости к подружке, а Лику – в художественный кружок (на пятое января почему-то назначили первое занятие в этом году), потом пока он до дома доберётся… Мы с Миром как раз успеем наговориться.
Чтобы не терять время на дорогу, мы встретились в кафе неподалёку от моего нынешнего дома. Рашидов, в джинсах и чёрной рубашке, немного напоминал мне Стива Джобса.
– Привет, – я тут же кинулась к Миру и крепко обняла его. – С Новым годом!
– Здравствуй-здравствуй, – он радостно улыбнулся и чмокнул меня в макушку. – И тебя с прошедшим. Рассказывай, как дела. Как отметили?
Минут пятнадцать я рассказывала про новогоднюю ночь. Мир удивлённо приподнял брови, когда услышал про подарок Лики.
– Впрочем, чему я удивляюсь. Ты любого способна покорить, девочка моя, – тут же рассмеялся он.
– Ладно тебе, – я смутилась. – Я ведь не ставлю себе такой цели…
– Вот именно поэтому. Если бы ты ставила себе такую цель, это было бы неестественно. А так девочка почувствовала, что ты искренна с ней на самом деле, и прониклась. И я её прекрасно понимаю. Будь у меня такая мамаша, я бы уже давно из дома ушёл. Не повезло Максиму с женой.
– Да уж, – я вздохнула.
– Зато ему повезло с тобой, – Мир ободряюще улыбнулся и пожал мою руку.
– Ну а ты как встретил Новый год?
– О, замечательно. Со своим младшим сыном и его семьёй. Жена Артура, Лида, нравится мне гораздо больше, чем жена Сергея, она как-то мягче и спокойней. Так что я наелся от пуза, вдоволь наигрался с внуком и лёг спать в три часа ночи.
Внуков у Мира трое. И он уже несколько раз жаловался мне, что давно мечтает о внучке – всё-таки у самого два сына, и у тех тоже сыновья… «Настоящая футбольная команда», – качал головой Рашидов, рассказывая мне о них.
Мы обменялись подарками, и я ещё минут пять восторгалась большой коробкой со швейцарским шоколадом и огромной пачкой китайского чая, на котором не было ни слова по-русски.
– Это чёрный чай с мёдом, – пояснил Мир. – Попросил друга привезти из командировки. Настоящий китайский чай – это что-то потрясающее.
Нам как раз принесли кофе и пирожные, когда, случайно посмотрев на входную дверь, я увидела Громова.
Максим входил в кафе, мрачный, как предгрозовая туча. И что-то мне подсказывало, что здесь он не просто так… Да и вообще, как он может быть здесь?! По моим подсчётам, у нас с Миром ещё около двух с половиной часов…
Увидев моё изменившееся лицо, Рашидов обернулся. И окаменел, заметив Максима. Последний подошёл к нашему столику и просто встал рядом, сложив руки на груди. Его серо-жёлтые глаза сейчас казались мне просто серыми, а губы превратились в тонкую ниточку.
Громов злился. И я прекрасно понимала, на что…
 
– Как ты здесь оказался? – ляпнула я, решив прервать молчание. Право слово, лучше бы я ничего не говорила… Потому что после этого моего вопроса Максим, помрачнев ещё больше, прошипел:
– Я? Как я здесь оказался? А ты, Наташа? Как ты здесь оказалась в компании этого человека?
– Максим… – только и успела сказать я, как вмешался Рашидов: