Соединяя пространства (СИ)
— Пора идти, — проговорила она вслух. — Я оставлю тебе ключ, хотя лучше, в случае чего, выбирайся через окно на кухне.
Алексей ничего не сказал, просто подошел сзади и обнял, крепко прижав ее к себе.
— Я так не хочу никуда уходить, — чуть не плача, прошептала Юля.
— Я знаю, — также шепотом ответил Алексей.
Он бережно повернул девушку к себе и тихонько коснулся губами ее губ…
— Я тебе обещаю, все будет хорошо.
Юля кивнула, отгоняя назойливым насекомым прилетевшую мысль, что этот поцелуй прощальный…
Глава 17. Собрание
За порогом было ужасно некомфортно, не покидало ощущение, что пространство гудит как натянутая струна. И это только усиливало и без того жуткое чувство тревоги. Дышалось тяжелее обычного и немного кружилась голова. К школе Юля подошла одновременно с Алёной, она выглядела чересчур бледной с темными кругами под глазами.
— Здравствуй, Юленька, — осипшим голосом поздоровалась Алёна.
— Доброе утро. У вас все в порядке?
— Я всю ночь глаз не сомкнула, чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег, воздуха не хватало даже с открытыми окнами, — произнесла она, распахивая школьную дверь. — А еще, ты может не знаешь, вчера Севка с Виктором в город ездили, вернулись только что. Витя сказал, они не могли въехать и всю ночь проторчали на дороге, и главное, свет в будке все время горел. А утром Афанасьич от деревни пешком пришел. Увидел их, жутко разозлился, но впустил. Я пока только Вите про Женю сказала, а мальчишки не знают.
Не успели они войти, как появилась Вера с сияющей улыбкой на лице и бодрым голосом спросила:
— Ну что, девочки, готовы к переменам? В жизни же так прекрасно что-то менять! Вы не находите?
Алёна неодобрительно посмотрела на нее, и отвернувшись к стене, принялась молча переобуваться, а Юля ушла к себе в кабинет: вступать в полемику с этой женщиной не было никакого желания.
Через двадцать минут Вера изо всех сил трясла в коридоре колокольчиком, даже на уроки она не трезвонила с таким рвением. Вскоре все собрались в ее просторном кабинете, где она с важным видом уселась за письменный стол. Кроме учителей собрались немногочисленные жители деревни, пришел и Иван, после вчерашней новости он выглядел гораздо лучше, осторожно прокралась и встала с краешка Анна. Самым последним заглянул Сева, сперва его хотели отправить домой, но за него вступились мужчины, аргументируя тем, что парень уже вполне взрослый, и имеет право здесь присутствовать. Сева выглядел неважно, с потухшим взглядом, уставший, невыспавшийся, он сел за последнюю парту, стараясь прикрыть ладонью огромный синяк под глазом.
Когда все окончательно расселись, в кабинет вальяжной походкой и со злобной миной, вместо неизменной ухмылочки, вошел Андрей Афанасьевич, в потертых джинсах и кожаной куртке. Видимо, его невозмутимую веру в себя заметно подпортила необходимость напялить темные солнцезащитные очки, к которым он явно не привык, и которые не скрывали припудренную заботливой рукой Веры фиолетовость вокруг глаза. С остервенелой нервозностью, он постоянно поправлял и двигал их, но снимать не торопился, хотя ему и было жутко неудобно. На левой руке лесничего красовалась наспех сделанная повязка с отчетливо проступившими следами крови. Хотя Юля никогда не любила драки, сейчас гордилась мальчишками, которые не испугались и отлупили заносчивого мужичка.
Встав возле Веры, лесничий оглядел собравшихся и криво усмехнулся, потом медленно извлек из кармана пистолет и аккуратно пристроил на краю учительского стола. В кабинете воцарилась полная тишина, было слышно, как бьётся о стекло запоздалая осенняя муха. Выждав какое-то время для пущего эффекта, Афанасьич изобразил на лице приветливую улыбку и начал пафосную речь, вмиг обретя грамотность городского жителя.
— Зачем, значит, я решил всех вас собрать. А чтобы решить, как теперь всем нам жить дальше и чего делать. Лично я хочу сказать сразу, вкладывать сюда денег я больше не намерен, мне это неинтересно и невыгодно. Вы уж поняли все наверно, что эта брехня с камнем никому не интересна и никаких переходов, или как их там называют, не откроется. Да, собственно, с ним больше и разбираться некому, все эти ваши зеленоглазые поперевелись. Почти.
На последней фразе он бросил взгляд на Ивана и хохотнул, но тот, видимо, умел держать себя в руках и сохранил на лице невозмутимое выражение полного спокойствия. Юля разглядывала невидимые пылинки на парте, осознавая, что еще ни один человек в жизни не вызывал у нее такого омерзения и отвращения, как здешний лесничий.
— Ваня-то жив вообще-то, — раздался возмущенный голос Зинаиды.
— Ага, вижу, — словно выплюнул слова Афанасьич и вернулся к своему родному сленгу. — Ты уж прости меня, Иванушка, но толку с вас как с быка молока, тоже мне способность — в лес заглянуть да на камень полюбоваться. Ха! Зато возомнили себя тут невесть кем! Ладно, один-то кони двинул, пущай земля ему будет хоть пухом, хоть пером.
Сева дернулся, готовый вскочить и броситься на лесничего, но Иван, глядя на него, помотал головой, а сам лишь молча сжал кулаки.
— Сиди, щенок, и не рыпайся. Пристрелю, и ничего мне за это не будет, у тебя ни документов нет, ничего. Ты никто, понял? Тебя вообще в этом мире не существует.
— Андрей, ты полегче, — нервно проговорила Анна. — Это тебе Алексей неугоден, а ему он как отец был.
— Да что ты говоришь!.. — Афанасьич картинно взмахнул руками. — А чего ж ты этого отца так не взлюбила? Или забыла, как уговаривала меня старших в городской интернат пристроить, а? А не ты ли просила выдворить отсюда Алексея, чтобы в доме большом да просторном остаться, а? Испугалась, что вместо тебя другую бабу приведет? Что ты глазки в пол уставила?
Сева с Зинаидой буквально замерли с открытыми ртами, с недоверием глядя на женщину, по лицу которой расползалась алая краска стыда. А лесничий повернулся к Севе, и тыча скрюченным пальцем то в его сторону, то в сторону Анны медленно проговорил, словно к идиотам обращался:
— Полюбуйся вот, Севушка, на нее. Ты ее кем считаешь, вроде как мамкой? А это по ее прихоти, между прочим, Алексей отсюда дёру дал. А то, что он в аварию попал, так в том я не виноват, я его с дороги не пихал.
— Андрюш, — дрожащим голосом проговорила Алёна. — Но ведь ты же с самого начала ребятам помогал, еще когда они первых деток уводили. Тебе ж Гриша доверял как никому, что поменялось-то?
— Ох, Алёнушка, добрая ты душенька, — снова лицо лесничего расползлось в лицемерной улыбке, — молодой был, глуповатый. А потом понял, что самое главное в жизни торговля, выгода, денежки. Думаешь среди них, — и он снова кивнул в сторону Ивана, — продажных нет? Поверила, что там в ихних мирах так все прекрасно, и все такие правильные? А я быстренько скумекал, что там к чему, своего человечка нашел, Виталиком его звали. — Теперь настала очередь Ивана замереть с выражением удивления на лице. — Чудесный был зеленоглазый малый. Он не только детишек выводил, нет, он еще и мне приторговывать помогал. Менял хороший товар на золотишко, оно, знаешь, во всех пространствах одинаково блестит да дорого стоит. И я вместе с ними погорел, когда валун этот подорвали. А мне плевать было куда они этих детей водят и чего там с ними делают.
Сева мгновенно вскочил, загремев партой. Лесничий тут же схватил пистолет и выстрелил, сбив плафон, осколки стекла полетели в разные стороны, кто-то из женщин вскрикнул и снова воцарилась тишина.
— Хватит болтать, перехожу к делу. Итак, повторяю для особо упертых, никаких переходов тут нет. Михалыч если что и разгадал, так унес эту тайну с собой, он шельма, узнал о моих делах, ну он за это и поплатился. Чего я хочу, значит. Даю вам времени до вечера, вы все собираете шмотки, ежели надо, мне этого добра не жалко, и проваливаете из этой деревни на все четыре стороны. Кусок леса, накрытый полем двух работающих генераторов, весьма лакомый кусочек для торговли, он вполне покроет убытки, которые я понес за эти годы. На этом, пожалуй, и все.