Опасные манипуляции 4 (СИ)

— Я все протянул на два раза, но на этот раз еще не заводил.
Мне очень хотелось выяснить, что значит — на этот раз, но нас, глупо, прервали.
Что-то коротко прошуршало в воздухе, и гладкая глиняная поверхность в паре метров от нас вспыхнула коричневым пыльным облачком. Даже я, человек абсолютно не милитаризированный, поняла, что это.
— Коленька, в нас что — стреляют?
— Точно! — Николай, обхватив меня за плечи, очень быстро толкал меня, удерживая перед собой, в сторону машины, возле которой с лаем метался Никсон.
— Это что, милиция?
— Нет, это точно не милиция — муж до конвоировал меня до машины, впихнул на переднее сидение, приказав пригнуться, и обежав машину по кругу, бросился на водительское место. Над самой головой что-то снова прошуршало. Николай быстро перекрестился и повернул ключ зажигания. Машина молчала. Николай повернул ключ снова. Результат был аналогичным.
  
Глава 5 
 
Головокружение от успехов.
Николай Жемчужный — чемпион по движению накатом.
Я второй раз повернул ключ зажигания, но ответом мне была тишина и полное отсутствие реакции. Не лампочки на приборной доске, не дернулись стрелки, машина притворялась мертвой. Но этого быть не должно. Аккумулятор относительно новый, еще полчаса назад четко выполнял свою функцию, когда я поправлял клеммы и протягивал гаечными ключами все соединения, давал искру в положенные моменты, но на этом все. Конечно, советско-российский автопром часто давал такие результаты, но выполненные мной манипуляции должны были оживить машину, но все было напрасно, в то время как наши преследователи сильно приблизились к нам, приобретя различимые очертания.
В полном отчаянии, я открыл дверь, ухватившись рукой за руль и навалился плечом на стойку кузова. Первый шаг был самым сложным, но я его сделал и, зарычав от ярости, сдвинул машину на пол метра, потом еще, а дальше пошло легче, машина медленно, но покатилась сама, зацепившись колесами за спуск с Саянского перевала. Я заскочил в кабину, захлопнул дверь и скосил глаза на зеркало заднего вида — первые всадники уже выскакивали на асфальт федеральной трассы и устремлялись за нами. Наша машина ускорялась, но ускорялась слишком медленно, от чего расстояние между нами и всадниками неуклонно сокращалось. Люда, прижавшись ко мне плечом и не отрывая взгляда от отражения в боковом зеркале, что-то бормотала, шевеля тонкими пальцами рук, то ли молилась, то ли плела какие-то заклинания. Никсону, которому передалось наше волнение, встал на заднем сидении, злобно рыча на приближающуюся погоню.
Не знаю, что было причиной, усталость лошадей, которые проскакали до дороги пару километров или волшба жены, но темно-гнедые, как на подбор, лошади наших преследователей, постепенно сбивались с галопу на неторопливую рысь, несмотря на все понукания седоков. Но это было всего лишь временная передышка. Я потерял слишком много времени, когда пытался завести машину. Если бы я сразу столкнул машину в сторону спуска, как только услышал первые выстрелы.
Нас спасла встречная фура. Огромный тягач, ревя мощным дизелем, с натугой тащил к верхней точке перевала длинный полуприцеп. Двигатель огромного грузовика, с длинным, выступающим вперед на пару метров, наверняка американского производства, плохо чувствовал себя на высоте больше двух километров. Из хромированной трубы, торчащей над кабиной, рвались клубы вонючего черного дыма, а саму машину мотало по дороге. Когда мы сблизились с этим безумным чудовищем, колеса полуприцепа в очередной раз соскользнули с тверди асфальта и покатили по высушенной местными ветрами обочине, мгновенно подняв гигантское облако пыли и разбрасывая во все стороны мелкую гальку и кусочки шлака. Я даже не успел испугаться, когда мы впритирку прошли мимо серого борта полуприцепа, и покатили дальше. Через минуту я вновь взглянул в зеркало заднего вида, где сумасшедший автопоезд, медленно, из последних сил переваливал через гребень перевала, а наши преследователи, еле видимые в завесе поднятой пыли, никак не могли совладать с мечущимися по дороге лошадей. Один из них, заставив своего коня стоять спокойно, вскинул длинную винтовку, попытавшись прицелится, но мы, уйдя в очередной поворот, скрылись из вида. Еще через пару минут наша машина разогналась до скорости быстро скачущего всадника, продолжая неуклонно ускорятся, а погоня в зеркале заднего вида превратилась в несколько далеких, еле различимых точек.
 
Местами мы разгонялись до ста километров в час, продолжая быстро спускаться по инерции в высоты перевала, тормозя лишь на самых крытых поворотах, проехав таким образом, по инерции больше десяти километров. Почти скатившись в долину, я, по какому-то озарению, повернул ключ зажигания, и случилось маленькое чудо — загорелись лампочки на приборной доске, а через минуту, спокойно, как будто он совсем недавно не притворялся мертвым, завелся двигатель, и мы покатили по дороге как все нормальные люди. Только после этого я смог позволить повернуть голову к своей спутнице:
— Любимая, не подскажешь, что это было?
— Скажу. Я взяла чужую вещь, мне намекнули, что ее надо оставить на священном дереве, на перевали, а когда я этого не сделала, за нами послали этих людей.
— Люда, ты понимаешь, что если бы еще пару минут, и мы бы уже никуда не уехали, и, наверное, нас бы там прикопали возле священного дерева. Может быть стоит отдать то, что не твое. Вон видишь, еще одно дерево с ленточками. Свернуть к нему?
— Нет! — девушка неожиданно взвизгнула: — Не смей!
Я нажал на тормоза, свернул на обочину и остановил машину.
— Люда, или ты сейчас объяснишь мне, что с тобой происходит, или я к ебеням сорву с тебя эту ленту и сам повяжу ее на это чертово дерево. Если надо, я тебя замотаю скотчем и дальше ты поедешь в багажнике.
— А пупок не развяжется? — мне в глаза смотрела не моя жена, не та женщина, которую я взял в жены и с которой готов был пройти оставшийся мне жизненный путь. Мне в глаза уставились две черные от ненависти точки, я хотел вымолвить слова примирения, но не смог, почувствовал, что язык не шевелится, а где-то, в груди, в сторону сердца, скользнул ледяной червячок, на пути которого все умирало.
В это время на заднем сидении горестно взвыл Никсон и сунув морду между нашими лицами, кинулся с остервенением вылизывать нас.
— Фу, фу! Никсон, прекрати! — прежняя Люда, отплевываясь, отталкивала от своего лица собачью морду. Справившись с этой задачей, она вытерла тщательно вытерла лицо носовым платком, намоченным водой из бутылки с минералкой, после чего повернулась ко мне и спросила, как ни в чем не бывало: — Коля, а что мы стоим?
— Мы стоим, потому что минуту назад ты чуть не убила меня. Если это была не ты, то значит у меня большие проблемы с сердцем, и я в любой момент могу умереть. Во всяком случае у меня такое ощущение. В таком состоянии я вести машину не могу, вдруг умру за рулем, и вы разобьетесь.
— Ты что такое говоришь? — девушка отреагировала на мои слова, как обычная женщина, схватила меня за руку, пытаясь нащупать пульс и вглядываясь в мое лицо, после чего, посидев с минуту, посчитав сердечный ритм, спросила: — Где у нас аптечка?
— Люда, не переигрывай. Тут аптечка не поможет.
— Ну как не поможет? Там же должен быть нитроглицерин или валидол?
— Милая, давай вопрос с аптечкой оставим в сторону и вспомним то, что ты говорила и делала за последние пару минут, когда я тебя попросил оставить чужую вещь вон на том дереве.
Жена на секунду задумалась, после чего немного побледнела и растеряно посмотрела на меня.
— Вспомнила? Когда ты сказал, что у меня может развязаться пупок, я почувствовал, что у меня что-то потустороннее, холодное, как ледышка, пробирается от горла к сердцу, замораживая все на своем пути. Остановилось оно вот здесь. — я ткнул пальцем себе в грудь: — И если бы Никсон не бросился тебе лицо лизать, я не уверен, что эта штука остановилась бы. И я не уверен, что это вообще была ты.