Измену не прощают (СИ)
Наш спор бессмыслен. Стас будет защищать отца-изменщика. Как у него вообще язык поворачивается говорить что-то в оправдание человека, который последовательно унижал свою жену? Мне противно находиться со Стасом в одном помещении. Моя обида на него снова становится на первое место.
— Тебе пора, — сухо говорю и отворачиваюсь.
Я хочу, чтобы Стас ушел. Не хочу его видеть, не хочу разговаривать с ним.
Но вместо того, чтобы пойти к двери, он направляется ко мне. Смыкает на мне свои руки и шумно выдыхает в затылок.
— Почему мы ссоримся из-за них?
— А мы и не мирились.
— Поль, ну хватит. Я — не мой отец. А ты — не моя мать.
— Вот именно, я не твоя мать, и я никогда не прощу измену.
Слова вылетают сами собой, но они попадают точно в цель, идеально описывают то, что я чувствую.
Стас аккуратно разворачивает меня к себе, берет в ладони мое лицо и поднимает на себя.
— Поля, я люблю тебя. Я никогда не буду тебе изменять. Клянусь. Поверь мне, пожалуйста. Что касается того раза… — запинается. — Да, я виноват перед тобой. Я сам себе не могу это простить. Но специально, намеренно… Я никогда тебе так не изменю, — припадает лбом к моему лбу. — Поля, ну у нас же все наладилось, нам же хорошо вместе, мы счастливы. Зачем ты это рушишь?
— Это ты счастлив, — шепчу, потому что ком в горле не позволяет говорить громче.
— А ты разве нет?
— А у меня картина перед глазами: ты и она…
Я не выдерживаю и начинаю тихо плакать. Стас прижимает меня к себе, зарывается лицом в мои волосы на затылке, а я реву в его грудь. Не отталкиваю от себя, наоборот, цепляюсь пальцами за его плечи. Я всхлипываю, кричу, выливаю всю боль, что скопилась во мне.
Стас держит меня, пока я сама не отстраняюсь. Вытираю ладонями лицо, размазываю по щекам косметику, громко втягиваю воздух через забитый нос.
— Я ничего не могу с собой поделать, — выдавливаю сипло. — У меня эта картина перед глазами. Она не уходит.
— Прости, Полина…
— Я понимаю, что ты сам пострадал. Я понимаю, что ты не изменил бы мне намеренно. Но я не могу развидеть ту картину. Просто не могу. Я пыталась, а не получается.
Отхожу к раковине, хватаю кухонное полотенце и принимаюсь промокать лицо. Затем беру стакан и наливаю воду прямо из-под крана. Осушив его до дна, ставлю на кухонную столешницу.
— Поля, пожалуйста, поверь мне. Я никогда-никогда больше тебе не изменю. Я клянусь тебе. Мне никто не нужен кроме тебя. Я люблю тебя и хочу быть с тобой. Что касается моих родителей, то это их жизнь и их выбор. К нам это не имеет отношения.
Выбор. Вот главное слово. Я должна наконец-то сделать выбор. Нельзя и дальше зарываться головой в песок. Как бы больно мне ни было, а необходимо принять решение.
И я его принимаю.
— Тебе пора.
Два слова звучат твердо. В воздухе повисает звенящая тишина, прерываемая только моим шумным из-за слез дыханием.
Стас больше ничего не отвечает. Молча разворачивается и уходит.
Глава 43. Картина
Я не сплю всю ночь. За это недолгое время я так привыкла засыпать вместе со Стасом, что без него постель кажется пустой и холодной. Лежу, свернувшись калачиком, и смотрю на соседнюю подушку. Его подушку. Тянусь к ней рукой, притягиваю к себе и вдыхаю запах Стаса.
Горло сразу стягивает колючей проволокой, а из глаз брызжут слезы. Сердце ноет тупой болью, кровоточит. Я не могу быть ни со Стасом, ни без него. Но неопределенность не могла продолжаться дальше, нужно было делать выбор. И я его сделала. Как и пять лет назад.
Утром на работе больше всего боюсь встретить в коридоре Стаса. Когда его секретутка вызывает меня по рабочему телефону, я просто отказываюсь приходить. Тогда мне напрямую на рабочий телефон звонит Стас. Не отвечаю. Через пять минут от него приходит сообщение на мобильный:
«Зайди ко мне. Это по работе»
Я верю, что по работе. На прошлой неделе я отдала Стасу черновик стратегии. Но я не могу сегодня с ним видеться, разговаривать. Мне морально тяжело. Пускай это непрофессионально, пускай я смешиваю работу и личное. Мне все равно.
«Не сегодня»
Стас ничего не отвечает, и остаток дня я провожу в полной прострации. Мне плохо. Мне натурально плохо. Меня ломает без Стаса, меня ломает вместе с ним. Я ненавижу себя, его, нас. Я хочу к Стасу, но перед глазами стоит картина его измены, а в ушах звенят слова с оправданиями измен отца.
Ровно в шесть часов я встаю с кресла и собираюсь домой. Я не сделала на работе ровным счётом ничего. Целый день пялилась в одну точку и глотала слезы. Когда жду лифт, слышу за спиной до боли знакомые шаги. Мне хочется убежать, провалиться сквозь землю, спрятаться.
Стас, не торопясь, подходит ко мне ровно тогда, когда открываются дверцы лифта. Стараюсь прикрыть ненакрашенное заплаканное лицо волосами, но Стас все равно все видит. Ну и ладно.
— Поля… — выдыхает и берет меня за руку, когда лифт начинает ехать вниз.
— Пожалуйста, не надо, — выдергиваю ладонь.
На мое счастье на шестом этаже лифт тормозит, и заходят несколько человек. Как только мы доезжаем до первого этажа, я сразу устремляюсь вперед, стараясь затеряться в толпе спешащих с работы сотрудников. Я забыла вызвать такси, а стоять у офиса и ждать машину не буду, потому что тогда неминуемо снова окажусь рядом со Стасом. Бегу вперед по тротуару.
Впрочем, это оказывается бесполезно, потому что Стас поспевает сзади.
— Полина, подожди!
Ускоряюсь. Он, безусловно, меня догонит, поэтому направляюсь к проезжей части, чтобы поймать машину. Вытягиваю вперед руку. Но, конечно, так быстро никто не останавливается, в Москве вообще давно не принято ловить попутки, так что Стас мгновенно оказывается возле меня.
— Полина, давай поговорим, — крепко хватает меня за предплечье, не давая вырваться.
— О чем поговорим?
— Почему мы ругаемся из-за моих родителей? Это их жизнь, они прожили ее, как сами захотели. К нам это не имеет никакого отношения.
— Мы ругаемся не из-за твоих родителей, а из-за твоего отношения к изменам. Мне все понятно. Изменять можно и даже нужно, если жена наскучила. Ты тогда не сбросил с себя проститутку, потому что я тебе тоже наскучила?
Он хочет поговорить? Хорошо. Поговорим еще раз. Если вчера все точки над «и» не расставились, то расставятся сегодня.
— Да нет же! Я просто объяснил тебе, почему стал изменять мой отец. Это не значит, что я согласен с его доводами.
— Как это ты не согласен? Ты очень даже согласен. У тебя всю жизнь был перед глазами пример, когда муж ни во что не ставит свою жену. Для тебя это норма.
— Нет, Полина, для меня это не норма. И если я сейчас спокойно отношусь к изменам своего отца, это не значит, что я всегда относился к ним спокойно. Просто к тридцати годам мне стало безразлично, что там у родителей, потому что у меня давно своя жизнь.
— Как вообще можно разговаривать с человеком, который привёл в дом любовницу? — не унимаюсь. — Даже если это родной отец. Ты ведь сам застал своего отца на измене.
— Да, и тогда я со всей силы дал ему кулаком в морду, а его шлюху выкинул голой в подъезд. Мне было семнадцать лет, силы позволяли. Но все же он мой отец, я никуда от этого не денусь. Хороший или плохой, но он мой родной отец.
Это признание повергает меня в шок. Молча таращусь на Стаса. Мы стоим под фонарем возле проезжей части, уже давно стемнело, в воздухе кружат хлопья снега. Они садятся на волосы Стаса и тут же тают, превращаясь в капельки воды.
— А что касается мамы, то я сам неоднократно предлагал ей развестись с отцом. Она не хотела. Говорила, что из-за меня. По ее мнению, в полной семье я буду счастливее, чем в неполной. Но я не просил ее делать ради меня такие жертвы. Я всегда жалел маму, когда видел, как она страдает, и только недавно понял, что она банально не хотела лишиться комфортной жизни. Ведь в случае развода ей бы пришлось пойти работать.
Стас переводит дыхание после долгой тирады.