Измену не прощают (СИ)

— Как бы то ни было, — продолжает, — а это ваши со Станиславом личные дела. Они касаются только вас двоих. Не понимаю, почему из-за ваших разборок я должна быть лишена общения с внучкой.
Включаю посудомойку и захлопываю дверцу, тщательно мою руки в раковине и, наконец, разворачиваюсь всем корпусом к Светлане Михайловне.
— Я понимаю, что Стас — ваш сын, и вы всегда будете на его стороне. Я тоже всегда буду на стороне Вероники, потому что она моя дочь. Но у меня была объективная причина так поступить. Я застукала Стаса в постели с другой девушкой. И даже сейчас, зная все подробности случившегося, я все равно считаю, что это была измена. Когда я вошла, Стас уже был в сознании и понимал, что происходит. Он мог сбросить с себя незнакомую девушку. Мог. А не сделал этого.
На мою тираду Светлана Михайловна лишь снисходительно улыбается.
— Милая моя, ты понятия не имеешь, что такое настоящая измена.
— А вы имеете? — хмыкаю.
— Я имею.
Осекаюсь и оторопело гляжу на Светлану Михайловну. Возникает пауза. Она затягивается.
— Мой муж изменял мне, — говорит после долгого молчания, а у меня глаза на лоб лезут. — Причём не просто изменял, а именно предавал. Знаешь ведь, что между изменой и предательством есть разница?
Отрицательно качаю головой.
— Это одно и то же.
— Нет, — тихо смеется. — Это далеко не одно и то же. Измена — это просто один половой акт на стороне. Как правило, даже для самого мужчины он ничего не значит. А предательство гораздо глубже. Предательство — это когда мужчина влюбляется в другую женщину, когда начинает доверять ей больше, чем тебе, когда ставит ее выше, чем тебя. Предательство — это когда у мужчины появляется новая родственная душа. Ведь муж и жена не просто супруги, они еще и друзья, партнеры, союзники. И вот когда у мужчины появляется новый союзник, не ты, вот это настоящая измена и предательство.
Я стою в полном шоке и не знаю, что сказать. Она сейчас говорит о себе? Или это общие философские рассуждения?
— Мой муж изменял мне, — отвечает на мои незаданные вопросы, чем повергает меня в еще больший шок. — Измен было много, и все они для Сергея ничего не значили. Угрозы нашему браку не было. Но однажды у Сергея появилась постоянная женщина. Она фактически стала ему второй женой. И вот тогда появилась угроза для брака.
Я приросла к одной точке и не могу пошевелиться. У меня в прямом смысле слова открылся рот.
— Сергей бы ушел от меня, оставив одну с ребенком, но все оказалось до банального просто, — снова смеется. Как у нее получается говорить о ТАКОМ и смеяться? — Та вторая женщина, во-первых, не могла иметь детей, а во-вторых, оказалась обыкновенной аферисткой. Она разводила Сергея на деньги, а тот так влюбился, что не замечал этого. Но потом, к счастью, понял. Сергей не терпит лжи, поэтому оборвал связь с ней. Ты, наверное, хочешь спросить, почему я все это прощала?
У меня нет сил говорить, поэтому просто киваю.
— Я много раз задавала себе этот вопрос. Каждый раз ответы были разными. Сейчас по прошествии лет могу сказать, что из-за ребенка. Я хотела, чтобы мой сын рос в полной семье, и у него был отец.
Голова непроизвольно поворачивается в сторону окна. Там Вероника катает снежный шар, а Стас стоит рядом и разговаривает с отцом. Нормально так разговаривает, обычно. Вот сейчас оба смеются.
Я помню, что у Стаса хорошие близкие отношения с отцом. Они очень дружны. И Стас никогда, ни разу не обмолвился мне о том, что его отец изменял матери.
Какой ужас! Бедная Светлана Михайловна! Как она все это вытерпела?
— Ты, наверное, думаешь, что измену не прощают? — спрашивает Светлана Михайловна.
Поворачиваю одеревеневшую шею обратно к матери Стаса. Киваю. Она снова смеется, показывая этим, какая я глупая.
— Моя дорогая девочка, в тебе говорит максимализм. Измену прощают. Вот только не забывают.
  
Глава 41. Тебя одну хочу
 
Остаток дня проходит как в тумане. Я не могу думать ни о чем, кроме рассказа Светланы Михайловны. Когда Вероника, Стас и его отец возвращаются в дом, я смотрю на Сергея Евгеньевича совсем другими глазами. Раньше я относилась к нему с уважением, теперь же этот мужчина вызывает во мне отвращение вплоть до тошноты. У меня не укладывается в голове, как можно так планомерно унижать и растаптывать свою жену. И не просто жену, а мать твоего ребенка!
 
Мне противно с ним разговаривать, я не хочу, чтобы он подходил к Веронике. Но мне приходится держать на лице маску приличия. Хотя желание схватить дочь и убраться отсюда на фиг все сильнее и сильнее.
Вечером мы перемещаемся к камину. Светлана Михайловна зажигает новогодние огни и выключает свет. В уютном полумраке она разливает всем чай и раздаёт эклеры ее собственного приготовления. Это самые вкусные эклеры в моей жизни, но я в таком состоянии, что кусок в горло не лезет. Стас сел на диван рядом со мной и без стеснения закинул руку мне на плечи, притянув к себе.
Мне интересно, Стас знает об изменах своего отца? Я наблюдаю за ними. У них такие хорошие отношения. Ну просто замечательные. Весь день разговаривают друг с другом, смеются. Стас очень близок со своим отцом.
Боже мой, неужели Стас не знает!? Или знает, но ему ОК с этим?
А Светлана Михайловна? Она действительно каждый раз все прощала? За ней тоже наблюдаю. Как она общается с мужем, как себя с ним ведет, как он на нее смотрит. Если бы я не знала правды, то подумала бы, что они идеальная пара, пример для подражания. Раньше я так и считала. Семья Стаса всегда казалась мне образцовой, даже лучше, чем моя.
В моей семье был и есть абсолютный матриархат, мама всю жизнь подавляет отца, а он и не сопротивляется. А вот в семье Стаса мне очень нравилось, что Сергей Евгеньевич такой серьёзный и деловой, занимается бизнесом, а Светлана Михайловна слабая хрупкая женщина за его каменной спиной. «Муж — голова, а жена — шея. Куда шея повернёт, туда голова и смотрит» — это точно про родителей Стаса. Вернее, я думала раньше, что это про родителей Стаса, а теперь я в таком ужасе, что не передать словами.
В десять вечера Веронике пора спать. Светлана Михайловна показывает мне комнату, которую они приготовила для ребенка.
— А комната Стаса ты помнишь, где, — говорит, оставляя меня вдвоём с дочерью.
Вот так, даже не спросив, она поселила меня вместе со своим сыном. Хотя чего удивляться, он весь вечер вёл себя так, будто мы снова вместе. Уложив дочь и сходив в душ, я иду в спальню Стаса. За пять лет здесь ничего не изменилось. Отсутствие вещей на столе, тумбе и комоде говорит о том, что хозяин комнаты здесь не живет.
В глубоких раздумьях я приваливаюсь лбом к окну и, не мигая, гляжу на летящие снежные хлопья под светом фонаря. Я не слышу, как открывается дверь в комнату, и Стас подходит ко мне. Вздрагиваю, только когда его руки обвивают меня сзади.
Стас прижимается ко мне голой грудью, на обнаженном плече чувствую капельки воды, в нос проникает приятный запах мужского геля для душа. Стас несколько раз целует меня в щеку, шумно выдыхает мне в висок, проводит ладонями вниз-вверх по шелковой ткани моей ночной сорочки.
Кожа мурашками покрывается. Мозг плавится от ласки и нежности, которой меня окутывает Стас. Он целует шею, и я не в силах сопротивляться. Откидываюсь затылком ему на плечо и блаженно прикрываю веки. Нежность сменяется страстью. Стас разворачивает меня к себе и припадает к моим губам. Целует властно, настойчиво, вжимает меня в подоконник, а потом и вовсе усаживает на него.
Невесомыми движениями смахивает лямки моей сорочки вниз, оголяя грудь. Рассматривает меня голодным взглядом, гладит. Затем снимает меня с подоконника и несёт на постель. Нависает сверху, заглядывает в глаза.
— Моя любимая, — хрипло произносит. — Моя.
С тех пор, как мы вернулись из командировки, Стас постоянно называет меня «своей». Каждый раз я хочу возразить, но от этого слова такой адреналиновый взрыв происходит, что я немею. Вот и сейчас вместо того, чтобы расставить точки над «и», молчу и лишь часто-часто дышу.