Твой силуэт в очертании света (СИ)

Сёстры стали расходиться. Ни слова они не сказали Нинель. Заламывая руки, Люсия тоже побрела прочь — медленно, очень-очень медленно.
В конце концов, все покинули Храм, остались только она и Люсия. Сердце Нинель сжималось в предчувствии конца. Слёзы подкатывали к глазам. Она испытала желание… исповедоваться перед кем-то. Передать это своё чувство в чужие руки, что сохранили бы его даже после того… об этом она боялась думать.
— Мы полюбили друг друга, — сказала она — Люсия замерла у выхода, оборачиваясь, — чистой, непорочной любовью. Вместе, объединив силы, совместив их, мы спасали тварей от действия тумана Бездны, что захватывал их разум ненавистью к людям и богам. Наша любовь… создала нерушимую связь, соединившую души. И с обретением этой связи наши силы возросли, давая возможность помогать и тварям, и людям с ещё большим рвением. Мне… мне не о чем жалеть и нечего стыдиться.
Люсия смотрела на неё глазами огромными и влажными. Её горячие слёзы исцеляющим светом проливались на душу. Нинель улыбнулась ей, испытав облегчение — чуть меньше тяжести на сердце. Теперь об этом знает не только она. Люсия будет хранить в себе то чистое и прекрасное, что случилось с Нинель, не обвиняя её в предательстве и пороке.
— Ох, Нинель… — голос сестры дрожал, губы тряслись от еле сдерживаемых рыданий. — Мне так жаль… Мне так жаль…
— Всё хорошо, — сказала Нинель. — Просто… помни об этом, ладно?
Люсия мелко закивала, содрогаясь плечами.
— А теперь иди.
Громко всхлипнув и зажав себе рот рукой, Люсия отвернулась и бросилась из зала.
Нинель попыталась вздохнуть. Слабость разливалась по телу дрожью, страх сковывал сердце в цепи. Но самым ужасным было не это. Самым ужасным было то, что теперь, утратив свои божественные силы, она не слышала Мирея. И эта безызвестность была худшим наказанием.
Она обняла колени и принялась ждать. Чего-то, что подготавливала Фимея. Видимо, то, что она теперь пустая оболочка, лишённая благословенной сути, Матушка посчитала недостаточным наказанием.
В полнейшей тишине и одиночестве прошли несколько часов. Они тянулись, как клейкая масса, которой люди смазывали поломавшиеся вещи, чтобы те снова стали целыми. И каждая новая минута была всё длиннее и мучительней предыдущей. От страха и дум — о себе, о Мирее и о том, как глупо всё закончилось — голова начала идти кругом. Своды Храма совершали над ней оборот за оборотом, руки и ноги дрожали, а сердце стучало так быстро и часто, что начало ломить грудь. Слабая. Какая же она слабая.
Врата в человеческий мир открылись, и из потока белого света выступила Фимея. Не глядя на неё, она прошла вперёд и замерла перед постаментом в ожидании. Нинель смотрела в её идеально прямую спину и думала о том, насколько мысли сестры застит слепая преданность матери. Словно иной жизни она и не знает — не может быть жизни лучше. Но есть. Есть! И чтобы теперь с Нинель ни случилось, она была уверена: это стоило того.
Вскоре в пустой зале появилась Матушка. Она держала в руках искрящейся шар энергии, что теперь был заточён в такую же кристальную клетку, как и его обладательница.
Она не смотрела на Нинель. Её осунувшееся от глубокой печали лицо казалось холодным и неприступным.
— Всё готово?
— Да, Матушка.
— Тогда приступай, — сказала Великая Мать, взмахом руки снимая оковы вокруг Нинель. — Не забудь проследить, чтобы всё было как надо. Да прибудет с вами моё благословение.
— Да, — кивнула Фимея, склонившись перед матерью в поклоне.
Повернулась к Нинель, устремив на неё жёсткий взгляд.
— Иди к вратам.
Нинель обернулась на мать, поднимая на неё в надежде глаза. Та молчала, поглаживая рукой шар.
— Иди, дитя моё.
С трудом поднявшись на ноги, Нинель направилась к вратам. Замерла перед ними на секунду, а после сделала шаг. Провалившись в поток сияющего света, она рухнула на землю — с такой силой, что выбило дух. Она застонала, перекатившись на бок, хватая ртом воздух, что никак не желал вдыхаться.
Вокруг послышались шаги, шум и гул голосов.
— Вот она, хватайте её! — прозвучал чей-то визгливый голос.
 
Помутившимся восприятием заметила Нинель стражников Инквизиции, что подбежали к ней, звеня золочёными латами, схватили под руки и потащили куда-то. Нинель подняла голову и огляделась. Они были на площади. На центральной площади в Сото Лала — столице культа Великой Матери. Её волокли к театральным подмосткам, с которых ещё вчера лилась чудесная музыка. Теперь там стояли деревянные балки и несколько людей в странных одеяниях.
Палачи.
Безумный, немыслимый страх охватил Нинель. Она затряслась вся, не веря своим глазам. Как такое может быть?.. Матушка… Матушка скинула её в лапы Инквизиции?
— Тащите, ну же! — прикрикнул тот же высокий голос.
Нинель повернула голову. Перед глазами расплывалось, но она смогла рассмотреть визгливую особу. Высокая худая женщина в длинном золочёном балахоне, что выдавал в ней служительницу Храма, с узким, каким-то неприятным лицом и злобным оскалом. Она подгоняла солдат, шипя на них и покрикивая — юноши беспрекословно ей подчинялись, таща Нинель всё быстрее.
Её проволокли мимо площади — с ужасом осознала Нинель, что она заполнена народом. Люди посвистывали и улюлюкали ей вслед, отчего спину пробирало до мурашек.
Её втащили на подмостки и поставили между двух здоровенных деревянных балок. Двое солдат схватили её за руки, не давая вырваться — будто у неё были на это силы. Грубой толстой верёвкой примотали каждую руку по очереди — запястья заныли и налились болью. Не дыша смотрела Нинель на яростно поддерживающих действия солдат людей. В их глазах было столько злобы, что ей с трудом верилось, что ещё вчера на этой самой площади она веселилась вместе с ними, кружась в танце. Эти два образа не желали укладываться в одно, она… Она никак не могла поверить, что всё это правда. Что это не какой-то страшный сон. Что она не проснётся сейчас в объятиях Мирея, и он не погладит её по голове любящим, успокаивающим жестом.
— Вы знаете, как строги наши правила, и как жестоко мы наказываем тех, кто осмелился их нарушить! — воскликнула Служительница, которая, похоже, была Верховной Хранительницей Главного Храма. — Любой, кто посмеет преступить закон, поплатится. И, — воздела женщина палец, — тем страшнее наказание, чем страшнее грех, совершённый человеком. И лишь кровью можно смыть свой позор и очиститься от греха.
Из толпы послышались поддерживающие выкрики. Понимание произносимых Хранительницей слов приходило с запозданием. Это о ней? Она говорит о ней?
— Так скажите мне, какого наказания достойна эта лиходейка, что совершила прелюбодеяние с самим Хаосом?!
— Что?.. — прошептала Нинель.
— Казнить её! — завопила женщина средних лет из первых рядов.
— Клеймить!
— Выпороть!
— Сжечь! Очистить её сможет лишь смерть!
— Да начнётся казнь! — завопила женщина, раскинув в стороны руки. — Во имя Великой Матери!
Толпа взревела, выбрасывая вверх кулаки. Хранительница обернулась к ней, пронзая взглядом, полным одержимости. «Она безумна», — мелькнула в голове Нинель мысль. Женщина расплылась в мерзкой улыбке. Вскинула руку, описала спираль с точкой внутри.
— Да очистится твоя плоть от скверны.
Глаза Нинель в ужасе расширились. Женщина отошла в сторону, бросив на неё многообещающий взгляд.
Один из палачей разводил неподалёку костёр, у которого лежала длинная металлическая палка. Ещё двое натянули на каком-то специальном приспособлении ремень и принялись точить ножи. Позади послышался громкий хлёсткий звук.
— Подождите… подождите… За что, я не понимаю…
В следующую секунду спину Нинель пронзила ужасная боль. Она закричала. Люди у её ног взвыли от удовольствия. Слёзы брызнули из глаз. По ране на спине словно прошлись раскалённым железом. А после — ещё удар. И снова это вымораживающее чувство, словно с тебя сдирают кожу. Нинель закусила губу, чтобы не дать себе больше кричать. Она не позволит ликовать бездушной толпе.