За семью замками. Снаружи (СИ)

— Дом в твоем распоряжении. Нравится играться в пленницу — на здоровье. Надоест — выйди. Осмотрись. Ты тут хозяйка вроде как. Сегодня в обед приедет Гаврила…
— Да в жопу иди со своим Гаврилой…
Костя начал ее «учить», Агата тут же не выдержала.
Отвернулась спиной к нему, лицом к окну. Подтянула колени повыше к животу, смотрела перед собой, стараясь успокоиться… Не хотелось скатываться до банальной истерики, но как-то так получалось, что раз за разом…
Не слышала, чтобы Костя двинулся или хоть как-то отреагировал. Стоял. Молчал. Смотрел скорее всего на ее спину. Что думал себе — непонятно. Да и неважно.
— Агата, — окликнул, она только плечом повела. Мол, вали, куда шел. Я всё сказала… — Смирись. Мы оба знаем, что вдвоем нам хорошо.
Быстро не выдержала — фыркнула, закрыла глаза, сглотнула…
Очень хорошо… Ей прямо-таки очень-очень-очень хорошо. Сдохнуть хочется, как хорошо.
— Ненавижу тебя.
Агата снова выплюнула, чувствуя, что гнев затапливает, начиная плясать перед глазами белыми вспышками. Взять бы что-то и запустить…
Как когда-то в прошлой жизни во время ссор в её квартирке. Но почему-то рука не поднимается. Нет в ней больше той смелости. Той дерзости. Того чувства… Что они равны что ли…
Он доказал, что нет. Есть он. Его воля. Его желания. Его представления.
И ничего этого нет у неё. Потоптались по твоим чувствам? Глотни и улыбайся. Радуйся, что замуж взяли. Предпочли Полине…
Обычно после её «ненавижу» Костя разворачивался и уходил. Сегодня же нет.
Агата продолжала чувствовать спиной взгляд. Одновременно бояться и наслаждаться тишиной…
Потом вдруг дыхание затаила, услышав:
— Займись шрамом. Ты хотела.
Переваривала сначала, потом выдохнула, не выдерживая, снова поворачиваясь к нему, поднимаясь на локтях, глядя в лицо…
— Я хотела, чтобы ты меня не трогал. Я хотела, чтобы ты испарился. Я хотела, чтобы ты сдох в какой-нибудь канаве, а я даже не узнала. Я не просила привозить меня в этот говнодом. Не просила портить документы. Забирать, нахрен, телефон. Это точно я в пленницу играю? Ты кем себя возомнил вообще?
Наверное, впервые за прожитые в этом доме две недели, Агата позволила себе разом вывалить на Костю столько возмущения и столько текста. Потому что очень устала. И очень хотела свернуть с разговора о шраме. Посрать уже на шрам. Пусть будет. Это сейчас меньшая из её проблем.
Тем более, что сдавать анализы, если их результаты донесут до… Мужа… Она не станет. А их ведь донесут…
Борьба взглядов длилась не меньше минуты.
Агата смотрела яростно. Костя — убийственно спокойно. Он был зол — потому что по скулам волнами желваки. Но Агате это только удовольствие доставляло. Плохо должно быть обоим. Чем хуже ему — тем быстрее психанет. Как — уже не столь важно.
— Я помню, как ты рыдала, Агата… И ты тоже это помнишь…
Костя же внезапно ударил по самому больному — по той слабости, за которую Агата сама себя не могла простить. Что не сдержала слезы, не смогла толком выгнать. И пусть Костя прав — они наверняка были очень красноречивыми, но это не отменяет тот факт, что предателей прощать нельзя. Тем более, нельзя расслабляться рядом с беспредельщиками.
— Я рыдала, потому что видеть тебя не хотела. Ты всё испортил. Ты меня предал. Я просила очень мало. Но и это для тебя оказалось слишком сложно. Я тебя ненавижу. И не прощу никогда.
— Я не был с Полиной. Говорил уже. И не раз.
Костя повторил то, что действительно звучало в стенах этой спальни уже не единожды. Но Агата всегда реагировала одинаково — фыркала, кривилась, а потом иногда смеялась, иногда начинала плеваться желчью еще сильнее.
Потому что в грудной клетке каждый раз пожар. Лучше злиться, что считает тебя конченной дурой, способной в такое поверить, чем страдать из-за глупого желания, чтобы сказанное им было пусть нелепой, но правдой.
Ведь ему нельзя верить. Больше ни за что нельзя…
— Мне посрать, с кем ты был, а с кем не был. Со мной ты больше не будешь. Хоть до старости держи — ничего не получишь.
— Проверим…
 
Агата надеялась, что её слова Костю заденут, он же только плечами передернул. Взял телефон, положил в карман брюк, пошел в сторону двери…
Снова победитель. Хозяин, сука, жизни.
И в принципе. И её жизни тоже.
И поверх сжимающего горло гнева, девятым валом накрыло страхом… Отчаянным и сильным.
— Кость…
Агата окликнула мужчину шепотом, когда он успел приоткрыть дверь. застыл, повернул голову, кивнул, ожидая…
— Отпусти меня, пожалуйста. Мне очень плохо здесь. Я не могу здесь. Мне страшно. Я хочу домой. Пожалуйста…
Девушка ещё ни разу не опускалась до просьбы. Наверное, потому что боялась, что получив отказ на неё — просьбу — просто не вынесет. Но ей действительно становилось с каждым днем всё хуже. И чем это закончится — Агата просто не знала.
Костя не спешил отвечать. Долго смотрел, задумчиво, спокойно, уже не так, как придя за ней. Он вообще будто успокоился с тех пор. Будто самого важного добился. Остальное — нюансы.
— Нет, Агата. Прости. Ты в безопасности. Остальное решаемо.
— Я хочу быть в безопасности от тебя… — Агата и сама не знала толком, зачем говорит. Потому что в душе мертвела последняя надежда. В нём нет к ней жалости. К сожалению, нет.
— Когда ты в безопасности от меня, мне слишком плохо. Мы пробовали. Мне не понравилось.
Костя сказал, соскочил взглядом с её лица, снова отвернулся, открыл наконец-то дверь, вышел в коридор, оттуда по ступенькам вниз…
Явно не собирался ни объясняться, ни облегчать её участь.
* * *
Костя снова ушел, Агата снова злилась. Прокручивала в голове утренний разговор и каждый раз практически доходила до состояния кипения. В итоге не выдержала: схватила с тумбы часы — разбила о пол, представляя, что запускает… В мужа.
Смотрела потом долго под ноги, на разлетевшиеся осколки, понимала, что дышит глубоко и яростно…Пожалела почти сразу, опустилась на кровать, закрыла лицо руками, попыталась успокоиться, с собой же договориться, что в последнее время было довольно сложно…
Агату бесило, что даже эмоциями собственными она управлять не может. Вечный скачки. Вечные слезы. Иногда казалось, что мозги начинают плавиться. Теряется острота и скорость. Она меняется…
Костин ребенок растет и ведет себя четко, как папашка — подстраивает окружающую среду под себя. А окружающая среда для обоих — это она.
Ребенку удобно, чтобы она была туповатой, неподвижной, плаксивой, льнущей к папашке. Именно в эту сторону он её и склоняет. В принципе, Костю устраивает тот же расклад. Просто он еще не знает, что у него есть союзник.
Но обоим нужно сопротивляться, Агата понимала. С каждым днем это становилось делать всё сложнее. И с каждым днем это было всё более важным.
Ей как-то нужно было уйти из этого дома. Как-то нужно было избавиться от беременности. А потом бежать, сверкая пятками, подальше от этого самовлюбленного психа.
Которому не понравилось без неё. Который будто в упор не видит, что он сам виноват в том, как всё случилось. В том, что ничего не получится больше. Разлетелось, как часы.
* * *
Как Костя и анонсировал, ближе к обеду в дом приехал Гаврила.
Первой караулившая у окна в Костиной спальне Агата увидела машину, для которой специально открыли ворота. Потом и самого вышедшего из нее мужчину в костюме.
Гаврила пожал руку кому-то из подошедших служащих. Дальше они вместе двинулись в сторону дома, переговариваясь. А Агата поняла — нужно настроиться.
Он приехал поговорить с ней.
И пусть она не надеялась, что хоть кто-то из окружения Гордеева может стать ее союзником, но лютых врагов наживать ей тоже нельзя.
В моменты, когда не крыло из-за поведения, слов, действий, присутствия Кости, в Агате снова включался режим наблюдателя. Ей страшно было передвигаться по дому, наполненному незнакомыми людьми, но и позволять себе совершенно забить на изучение обстановки Агата не могла.