За семью замками. Снаружи (СИ)

Вот, кажется, и пришло время поболтать.
Агата попросила, чтобы он приехал. По возможности, чтобы сделал это, когда Кости не будет дома.
Выдержав паузу, которую явно брал, чтобы подумать, Гаврила согласился.
К сожалению, в последнее время Гордеев будто прописался дома. Не уезжал ранним утром и приезжал поздним вечером, как обычно, а то и дело присутствовал.
Агата понимала, зачем. Агату это бесило.
Он резко решил стать заботливым, внимательным, бесконечно терпеливым…
Опять включил режим «идеальность». Проблема лишь в том, что всё это — напускное. Верить в это — вести себя, как дура. А по факту… Его вечное нахождение поблизости просто бередило душу.
Конечно, он уезжал по делам. Но приезжал слишком быстро. Много времени проводил в своем кабинете, который в доме тоже имелся.
Но, вероятно, не упускал ни единого шанса, чтобы склонить ее к разговору. К которому она не была и никогда не будет готова.
У нее в приоритете совершенно другой разговор — с верным Гаврилой.
По его словам, через час Костя точно уедет, вернется поздно — у него несколько встреч и эфиры. И вот когда Костин Мерс вырулит с территории, сюда приедет человек, который должен ей помочь. Просто обязан. Потому что… Альтернативы нет. Не существует.
* * *
Гаврила не соврал. Уже из комнаты Агата следила за тем, как Костя выходит из дому, направляется к машине, переговаривается с водителем, садится на заднее…
Агата поражалась собственному хладнокровию, но она не волновалась. Была на пороге решающего боя, если можно так сказать, но совершенно не волновалась.
Не пыталась ни ставки делать, ни убеждать себя в том, что всё будет хорошо. Так, как ей надо. Ни в чем не убеждала. Просто ждала.
Не наяривала Гавриле, не дергала.
Ему виднее, когда лучше приехать. Когда удобно приехать.
Увидев, как на территорию въезжает уже его автомобиль, не ждала, когда поднимется и позовет пройтись. Спустилась сама. Вышла из дому, пошла по дорожке навстречу…
— Чувствую себя дорогим гостем, хозяйка…
Завидев ее — снова обнимающую себя за плечи, бледную, худую, серую, Гаврила не подал виду, что зрелище это — плачевное.
Делал шаг за шагом, улыбаясь, пробегаясь взглядом по «хозяйке».
— Ты как, сестренка? — а когда Агата оказалась совсем близко, зачем-то потянулся к ее щеке, по шраму провел… Ласково так, будто погладил, и сказал так же…
Даже больно стало. Немножечко. Потому что это действительно очень походило на заботу. Будто ему не всё равно. Будто хоть кому-то в этом мире до нее есть дело. До ее боли. До ее страха. До ее чувств.
Не Косте, который что-то там плетет о любви. Не Сене, который давным-давно мог на уши весь мир поставить, чтобы ее найти. Не миллиону и миллиону людей, на чьих глазах творится такое безобразие. А одному конкретному Гавриле.
Правда и это — обманчивое впечатление. Потому что Гаврила — один из миллионов. Только еще хуже. Он все понимает. Он все знает. Он ничего не сделает, чтобы ей помочь. Разве что она сможет его убедить…
— Давай пройдемся? — игнорирую нежность и вопрос, Агата отклонилась, кивая в сторону полюбившейся качели. Услышала, что по дорожке к ним несется Бой, вместе с Гаврилой следила, как лошадка приближается…
Перед псом Агате было стыдно. Она совсем его забросила. Не пускала больше в спальню. Реагировала отказами, когда он тыкался носом, приносил игрушки и просил уделить ему внимание.
Она совершенно утратила вкус к жизни. Она не видела смысла. У нее не было сил.
И сейчас он тоже первым делом потянулся к ней, но увидев, что отступает, посмотрел грустно, попытал счастье с Гаврилой.
Тот оказался не таким скупым. Почесал за ухом, поднял с земли мяч, метнул…
— Давай пройдемся…
И пока дог был занят — несся за снарядом, Гаврила кивнул, следя за тем, как Агата разворачивается, делает первый шаг, попытался подстроиться…
Не торопил ее с началом разговора. И сам тоже не торопился. Мудрый все же.
Мудрый и сознательно беспринципный. Страшный человек.
Опасней Кости, наверное. Хотя… У этого есть тормоза. У того — не встроено.
 
Прежде, чем заговорить, Агата долго вела Гаврилу подальше от человеческих ушей. Озиралась, проверяла, прокручивала в голове. В итоге вздохнула, опустилась на качели…
— Сядь, пожалуйста. Мне так… Легче, наверное.
Посмотрела на мужчину снизу-вверх, даже не пытаясь скрыть, сколько во взгляде слабости. И сколько просьбы.
Прекрасно понимала, что её сейчас сломать — просто дунуть. И что готовится вверить свои самые большие страхи человеку, который откажет скорее всего, тоже понимала. Но выхода не было.
Да и первую просьбу Гаврила исполнил.
Несколько секунд смотрел на нее задумчиво, потом опустился рядом.
Устроил локоть на колене, чуть повернулся, чтобы ему удобней было смотреть в лицо, а Агате было все равно. Она смотреть не собиралась.
Начала говорить, глядя на раскрытые ладони…
— Я Косте не сказала… И я ему не скажу. Я не буду рожать, Гаврила. Не могу.
Знала, что из нее льются слишком тихие слова. Вероятно, находись Гаврила дальше — мог бы не расслышать. Но потому и попросила сесть. Осознавала, что выталкивать из себя будет сложно…
К ним подбежал Бой, опустил у ног Гаврилы мяч, радостно понесся, когда мужчина повторил фокус…
И только после этого Агата продолжила. Глядя уже в сторону.
— У меня живот тянет… Я думаю… Ну я думаю, что… Это не нормально. Наверное, какие-то проблемы…
— Тебе к врачу надо, сестренка. Ты много нервничаешь. Ты себя загоняешь. И Костя тоже, не смотри на меня так…
«Так» Агата смотреть перестала. Снова опустила взгляд на руки.
— Мне надо к врачу. — Кивнула, закрывая на миг глаза, сжимая кулаки, чтобы сил себе придать, а потом посмотрела на Гаврилу. С мольбой… — Пожалуйста, помоги мне сделать аборт, чтобы Костя не узнал. Я умоляю тебя. Я на колени встану, если хочешь… — плакать не хотела, манипулировать тоже, но слезы как-то сами… И только остается, что потянуться пальцами, сгоняя с щек… — Я все сделаю. Что скажешь. Все деньги отдам. У меня есть квартира. У меня есть часть еще одной… Я их перепишу на тебя. Но пожалуйста… Я не могу просто… Я просто не могу… Я смотрела, как самой… Ну можно ли самой… Но у меня смелости не хватит. Я боюсь боли. И умереть я тоже боюсь. Но я не могу так, пожалуйста… Помоги мне, Гаврила. Вытащи меня отсюда. Я не могу так… Просто не могу… Я не могу с ним. Он меня уничтожит. Он наиграется и выбросит. И если я рожу — вместе с ребенком. А мне что с ним делать? Я же инвалид практически… Недочеловек… Я же не смогу просто… Я сделала большую глупость. Я сама допустила, что так получилось… В этом моя огромная вина, я очень жалею… Но если ты мне не поможешь… Я таблеток наглотаюсь. Добуду как-то и…
— Ты что такое мелешь, сестренка? Ты что несешь? — даже через пелену слез, которые мешали видеть толком, Агата замечала, как с каждым ее словом лицо Гаврилы сначала становится все более суровым, а потом брови начинают взлетать.
В итоге он не выдержал. Перебил. За запястья схватил, заставил повернуться к нему, взгляд поймал…
— Ты херню нести перестань, поняла меня? — сказал требовательно, абсолютно игнорируя то, что Агата кивает вроде, а сама жмурится, заходясь плачем… Потому что не сработало. На это нельзя было надеяться, но всё равно биться о дно отчаянья — больно. Последний шанс просран. Потрачено. — Слышишь, дурочка? Ты меня точно слышишь?
Гаврила отпустил запястья, взялся за плечи, тряхнул слегка, заставляя снова открыть глаза. Вцепился в ее лицо взглядом так, что не отвернешься.
— Ты мысли эти брось… И в жизни не говори такого. И думать не смей. Ты запуталась, это нормально. Тебя зажали со всех сторон, ты сама себя зажала тоже. Напридумала. Накрутила. Но так не будет, Агата. Поверь мне, так не будет. Костя приедет — ты ему скажешь…
Гаврила начал «строить план», Агата замотала головой, рыдая еще сильнее.