Искры на воде (сборник)
Пока ждали разрешения на переселение, у Шухрата произошёл конфликт с сородичами, дело дошло до поножовщины. Кое-как конфликт удалось унять. По случаю Камышлеев оказался в Щетиновке. Когда Шухрат узнал, кто это такой, он подошёл и попросился к нему в деревню. Егор взял. Тем более что документы на него сразу же и отдали, отдали и часть денег, которыми руководил старший из клана. Пока Шухрат собирался, ему привели пару коней и Егору отдали остальные деньги. Кто-то из местных сказал, что в управлении по поселениям у Камышлеева есть связи. Чтобы не раздувать скандал, всё, что причиталось Шухрату, вернули. Когда приехали в Камышлеевку, Егор сразу сказал, чтобы над новенькими не было никаких шуток, и Ибрагимовых никто не обижал. Сам Шухрат оказался хорошим коновалом, лечил лошадей, выручал своих сельчан, да и из окрестных сёл приводили к нему заболевших коней.
Антип ощупал кости Шагапа.
—
Ну что, обсох? Руки, ноги целы? — спросил Антип.
—
Целы, — сказал Шагап.
—
Остальное до свадьбы заживёт. Ладно, я пойду.
Он вышел за дверь и уже оттуда сказал:
—
Шагап, у тебя конь, как собачонка, никуда не отходит. Где хозяин, там и он. Ты его не ругай, всякое случается — скотина всё ж. Человек с разумом, а что только ни творит.
—
Я знаю, он не виноват.
—
Ишь, голос услышал, ушами стрижёт. Хорош у тебя конь. Такого в плуг жалко ставить, только красоваться на нём.
Шагап покраснел, словно хвалили его самого.
—
Чего случилось? — спросил Никита, молчавший до сих пор.
—
Маркиз сбросил, — ответил Шагап. — Сперва понёсся, как сумасшедший, а потом в реку бросил меня. Шибко я ударился головой, отец твой достал меня из воды.
—
По-чудному ты назвал его. Где такое слово взял? Что такое — маркиз?
—
Дашка Антонова читала книжку, я и услышал. Что это такое, я не знаю. Наверное, что-то хорошее, как у меня конь.
—
Ладно, пойдём домой, — сказал Никита, вытирая руки.
Вороной жеребец, успокоившийся, не отходил от кузницы. Когда
Шагап вышел, конь поднял морду и фыркнул.
—
Иди, ты меня сбросил, — проговорил Шарап, отворачиваясь.
Конь зафыркал сильней, потом медленно побрёл следом.
—
Гляди, прощения просит, — удивился Никита.
—
Он всё понимает.
—
А ну-ка, прости его, чего делать будет.
Шагап погладил коня по лбу. Тот замотал головой, пристроился рядом и пошёл наравне.
—
Это ж надо? Ты специально его учил?
—
Нет, он с сосунка со мной, привык. Знает, что я хочу.
—
Маркиз. Чудно как-то, — сказал Никита и повернул домой.
Шухрат только покачал головой, когда сын пришёл домой. Мать
пригрозила ухватом, но ругаться никто не стал. Чего ругаться, если конь понёс? Раз сегодня обошлось, значит, Аллах милостив к их сыну. Не дал им Бог больше детей, сколько молилась Фатима, сколько просила. Наверное, после того и стал Шухрат ослабевать в вере. Перестал молиться, как раньше. Ничего в жизни не переменилось, значит, достаточно и того, что есть. Но кроме всего есть у Шухрата мечта — женить Шагапа. Парню восемнадцать лет, пора женить — и обязательно на татарке. Много татар в Тайшете. Поедет Шухрат в Тайшет присмотреть невесту сыну. Маленько ещё соберёт денег на калым и поедет.
27
Селезнёвы жили просто, были рады каждому дню. Легкие на подъём, пребывали в нужде, но не унывали. А когда появилась возможность куда-то поехать, да ещё за казённый счёт, да за счастливым будущим, то они ни минуты не сомневались, что это им как раз и надо. Два сына, уже достаточно взрослых и смышлёных, да младшенькая дочь — вот и всё богатство, что было нажито. Взяв с собой детей, поклонились деревне, в которой ничего не осталось, кроме полуразрушенной избушки, и пошли прочь.
Осели в Камышлеевке и радуются теперь жизни.
Парни выросли и на вечёрках уже гуляли с девчонками. Гальке было только четырнадцать, она никуда не ходила не потому, что была мала, просто ей было неинтересно.
Камышлеевка понравилась Селезнёвым сразу. Деревня стояла на чистом, сухом месте. Кругом лес, речка под горой. Главное, люди были в одинаковом положении. Все приезжие. В отличие от других, Селезнёвы не вспоминали прошлое, ничего хорошего там не было, а радовались настоящему. Сосед Андрей Козлов спрашивал:
—
Ты чему, Витька, радуешься?
—
Хорошей жизни радуюсь. Живу, как наш бывший помещик. Пара коней есть, пара коров, овцы, куры… Ну, куда с добром лучше жить? Как посмотрю, так смеюсь, что я, пожалуй, побогаче помещика.
—
Это как? — недоумевал Андрей.
—
Помещик своего богатства не знал. Был у него управляющий, вот тот знал, где помещика добро, а где уже не его. А я сам знаю, где моё, а где не моё. Тот управляющий умел прибрать к своим рукам, что плохо лежало. Так что помещик не мог радоваться своему, а я могу. Вот ты, Андрей, тоже не можешь радоваться, ты не из помещиков, случаем?
—
Какой я помещик, если с тобой вместе приехал?
—
Скрытый. Наверное, по вечерам вытаскиваешь свои денежки да пересчитываешь, — на полном серьёзе говорил Витька.
—
Чего бы я тогда поехал к чёрту на кулички, если бы денег было много? Сам рассуди.
—
Так я и рассуждаю. Ты же поехал не за свои деньги, а за казённые, а свои припрятал. Вот, можно сказать, и удвоил свои капиталы.
—
Ты чего метёшь? — возмутился Андрей
—
Метёт метла, да всё с угла, а ты к себе пригребаешь.
—
Да ты! Да ты, что думаешь? Просто так на человека поклёп! Что думаешь, на тебя управы не найдётся? — ругался сосед.
— Да.
—
Что, да?
—
Ты угадал, не найдётся, — спокойно сказал Селезнёв.
Андрей почувствовал подвох.
—
Это почему? — уже спокойней спросил он.
—
А кто её искать будет, управу эту? Ты не пойдёшь, а мне твоя правда не нужна.
—
Ты, Витька, склизкий, как налим. Вроде вот он, а возьми его, и зла на тебя не остаётся.
—
А я-то старался, думал: сейчас поругаемся с соседом, потом мировую выпьем. Вся пьянка пропала.
—
Ну тебя к чёрту. — Андрей плюнул под ноги и пошёл домой.
—
Вот так всегда, — крикнул вдогонку Витька, — пообещают выпить и не дадут, только и остаётся — смеяться. Эй, помощники! — крикнул Витька сыновьям. — Давай работать.
Они втроём достраивали новый хлев. Старый был ещё хорош, но маловат, для всей скотины не хватало. Теперь будет в самый раз.
—
Что рты разинули? — спросил он сыновей. — На речку удрать хотели?
—
Была надежда, что вы с соседом сообразите на двоих, — сказал Вовка. — Тогда бы и можно было.
—
У куркуля не выпросишь сухаря, давайте-ка накроем быстренько крышу да вместе сходим, сполоснёмся.
—
Слово? — спросил младший Данилка.
—
Слово! Только когда я его держал, не помню.
—
Так сегодня и начинай.
—
Если от матери сумеем удрать, то так и быть, держать буду.
—
Мы у неё спросим, она отпустит, — сказал Данилка.
—
Вот ты большой уже, а не знаешь, что если пойти с разрешения, то или вода будет холодная, или поскользнёшься. В общем, удачи не жди.
Переговариваясь, подтрунивая друг над другом, Селезнёвы быстро закончили работу. Убрали из-под ног остатки досок да весь мусор. Отец с сыновьями пошли на речку. Когда вернулись, на скамейке у дома сидела мать с вожжами на коленях.
—
Я говорил про ремень, а здесь ещё и хуже, — сказал Данила.
—
Накаркал, — фыркнул Вовка.
—
Вот тебе и полверсты, а то он на пять вёрст видит, — сказал отец.
—
Ну, с кого начнём? — строго спросила мать.
Сыновья, не сговариваясь, пальцами показали на отца.