На свои круги (СИ)

Баронесса серьёзно потратилась: недавно она уже сделала подарок одному из парней в её окружении, но для Эрвина она сумела выделить большую сумму, и её хватило купить хорошие доспехи и турнирную лошадь. Со слезами на глазах баронесса Айрин проводила Эрвина на турнир.
И вот он здесь.
Турнир устраивал граф Адерн у стен города Берд. На большой поляне прямо у городских стен построили площадку с длинным канатным барьером и зрительскими местами и галереями, натянули шатры, построили коновязи. Всё заполняли люди: зрители, крестьяне и горожане, рыцари и их пажи, и оруженосцы, герольды и глашатаи, съехавшиеся со всей округи бароны и графы со своими жёнами, сыновьями, дочерьми и воспитанниками.
Всё это увлекало Эрвина. Ему нравилась эта бурлящая людьми и событиями жизнь, нравилось то чувство, что захватывало сердце, нравились бои, от которых дух перехватывало странной смесью страха, волнения и азарта, риска и молодого тщеславия.
За эти дни он успел поучаствовать в групповых встречах, когда сражались конные рыцари командой на команду. Эрвин не получил ранений, лишь несколько ушибов, зато познакомился со многими рыцарями и побывал на вечерних пирах.
Многие уже знали его, да и узнавали по доспехам, ведь на щите и временном гербе Эрвина красовалась голубка баронессы Айрин. Все знали о баронессе и её «птенцах», у двух рыцарей Эрвин сам видел подобных его голубю птиц, расположившихся в четвертях их щитов. Это значит, что они ещё не нашли себе сеньоров и продолжают странствовать с гербами своей покровительницы.
Один из них даже подошёл к Эрвину справиться о здоровье и благополучии баронессы. Да, эта женщина сыграла большую роль в судьбе многих, и Эрвин был в их числе. Если бы баронесса не встретилась на его пути, он бы по-прежнему оставался в среде горожан или ремесленного цеха, и сейчас был бы не участником турнира, а наблюдал за всеми со зрительских рядов, и то не с самых первых.
Для всех Эрвин сохранил своё имя, но был теперь странствующим рыцарем из Одерна. Вряд ли кто-то узнал бы в нём потомка графских корней. Он изменился. Не только внешне, но и внутренне.
На щеке остался шрам, сам Эрвин коротко постригся, да и телом – вытянулся, похудел и стал более подтянутым, жилистым, как молодая сосна, выросшая на холодных камнях скалистого отрога.
Заботы о пристанище, о куске хлеба взрастили его куда быстрее, чем все годы сытой беззаботной графской жизни в безопасном замке.
Теперь он – странствующий рыцарь, озабоченный поиском сеньора, и, если ему не повезёт, Эрвин будет переезжать от турнира к турниру, сияя одернским голубем баронессы на своём щите, и все будут говорить ему «птенец» баронессы Айрин. Ему же хотелось стать слугой нового сеньора, получить свой герб, определиться, наконец, в жизни.
Кто знает, если всё сложится удачно, то именно его сеньор сможет помочь ему вернуть свой титул, свои земли, своё доброе имя.
Но сейчас Эрвин должен был достойно выступить на этом турнире, прославить имя баронессы Айрин, и не получить увечий и травм. В его положении они будут роковыми, придётся распрощаться со всеми своими надеждами.
* * * * *
Левая рука немела, и лёгкая ноющая боль поднималась вверх, до самой головы, от неё, казалось, гудело даже в висках. После перелома прошло уже полгода, а рука всё равно оставалась чужой, той, прежней силы, надёжности в ней не было. И это злило.
Это значит, что в любом бою эта рука может подвести, она не выдержит того напряжения, что должна, а ведь она правит конём, держит щит и, если ранена будет правая, возьмёт и меч, и копьё...
Он понял это с первых же дней турнира, с первых схваток, ещё командных. По жребию их поделили на две группы. В первые два дня шли именно схватки – меле, когда рыцари на конях, группа атакующих и группа защищающихся, рубили друг друга затупленными мечами.
Именно тогда Орвил получил несколько ударов по щиту и почувствовал, что его левая рука потеряла чувствительность и практически перестала слушаться.
 
Проклятый перелом!
Видно, кости срослись неправильно, и это делало его неполноценным воином, и Орвил скрывал это от всех, может, только оруженосец, помогающий ему во всём, догадывался о чём-то.
К вечеру сил не оставалось, а всех участников турнира приглашали и ждали на банкете, там были танцы и музыка. Все эти дни Орвил не ходил на них, отлёживался в бане в горячей ванне. Пытался унять боль в ноющей руке, приучал себя жить с нею, смириться и не замечать её.
Сейчас он лежал в собственном шатре, глядел в натянутый полог потолка и слушал звуки далёкой музыки. Все на пиру, танцуют и пьют вино, девушки улыбаются рыцарям, вручают призы победителям сегодняшнего дня. А простолюдины танцуют и играют под музыку прямо под открытым небом, их-то музыку и слушал сейчас Орвил.
Кто же сегодня будет победителем? Кого назовут?
Наверное, опять его, того, с голубем на щите. Он из тех, кому помогла баронесса Одернская, странствующий рыцарь без наследства. Вовремя она пригрела его, сделала роскошный подарок. Говорят, это его первый турнир. Первый и такой удачный для него.
Он показал себя ещё в командных схватках, вёл смелые атаки и наносил, по словам соперников, мощные тяжёлые удары.
Орвил усмехнулся. Теперь от этих его ударов руки болят и плечи в синяках у всех, кто с ним сталкивался.
Впереди ещё поединки – джоусты и, скорее всего, этот парень примет в них участие. Он не остановится, будет добиваться новых побед, и, может быть, Орвил ещё встретиться с ним в поединке на конях через барьер.
Орвил вздохнул.
Он и сам-то не думал, что попадёт на этот турнир. Всё складывалось как-то так... странно, будто само собой.
Задумался, вспоминая последние месяцы своей жизни. После того случая в январе с баронессой Анией, когда в ярости отец проклял его, сломал ему руку и отрёкся как от сына, много воды утекло. Как ещё он не убил его собственными руками? Спасибо барону Доргскому, сам случай и божественное проведение привели его с женой в эти дни в Дарнт. Барон Годвин буквально держал разъярённого отца за руки.
Вот это предательство! Такого он точно не ожидал!
До сих пор, через столько месяцев, вспоминая эти моменты в своей жизни, Орвил содрогался от пережитого. От ярости отца, от его гнева, от страха за баронессу.
Что он тогда говорил ей?
Он, кажется, признался ей в любви...
Сколько было нежности и теплоты в его сердце тогда, он вспоминал эти чувства всё это время, хотел запомнить их на всю жизнь, пронести через всё, что выпало на его долю... И тут этот проклятый барон со своей яростью, с проклятьями и болью! Он всё затмил!
Орвил вздохнул.
Всё затмил отец. Всё-всё...
Это потом была дорога, холод и полное отчаяние. Какие доспехи? Какой конь? Этот старый дьявол вышвырнул его из замка в чём был, отправил на все четыре стороны в январе. Конечно, он надеялся, что сын-предатель замёрзнет на улице, сгинет без следа, и, слава Богу. Но барон Годвин и тут помог. Он подкупил охрану на воротах, чтобы пустить по следам опального сына своего оруженосца. Этот верный человек нашёл Орвила и тайно доставил в замок Доргских земель. Как это было, Орвил помнил плохо. С тех событий он долго болел. Обрывками вспоминались лица, фразы, прикосновения рук.
За ним ухаживала баронесса Марин, улыбчивая и внимательная, наверное, она мечтала о большем, может быть, хотела добавить его имя к списку своих побед. Но мысли Орвила были заняты только баронессой Анией, мачехой. Все эти бесконечные дни болезни и тайны в Дорге он думал только о жене своего отца.
Что он сделал с ней? Какая участь постигла её? Жива ли она, в конце концов?
От отца можно было ожидать чего угодно. Если он родного сына чуть не убил, то, что говорить о жене, которую он, видно, посчитал изменщицей.
Как и обещал ей, Орвил молился за неё, каждый день перед сном поминал её имя, просил защиты для неё.
Это потом он узнал, что барон сослал её в монастырь, подальше от себя, узнал и готов был бежать за ней, чтобы увидеть, чтобы забрать с собой. И сам-то не знал, что будет с ним завтра!