Драгоценность черного дракона (СИ)
тварь
А дальше… её маленькое личное счастье. Счастье — это горячая ванна, вкусный ужин (правда, ей из-за голодания нельзя было есть слишком много, и достался лишь горячий бульон с хрустящими гренками), теплая добротная одежда. Счастье — это когда нет изнуряющей боли и висящего над головой смертного приговора. Как мало на самом деле людям надо для счастья.
- Отдыхай, ириссэ, — услышала сквозь сон — и провалилась в темноту, полную кошмаров, боли и издевательств. Только здесь не было выхода. Здесь её никто не спасал — от чужих липких рук, от злых слов, от яда злобы и зависти.
Сколько она так кричала, барахтаясь, не в силах совладать с собой, задыхаясь от бессильной ненависти? Только в какой-то момент тьма кошмаров отступила, укутывая прохладой чужого тела рядом. Стало вдруг тепло и спокойно — как будто она вернулась в детство. Что-то пушистое и теплое укутало покрывалом, отрезая от действительности, и Йаррэ окончательно уплыла в сон.
Следующую череду дней она только и делала, что ела, лечилась — вернее, её лечили — и снова один из альконов, на этот раз незнакомый, и спала. Каждый раз во сне её начинали мучить кошмары, теперь чередующиеся её видениями жестокой смерти Аррона, и каждый раз во сне к ней кто-то приходил, укутывая своей силой и давая возможность успокоиться и отдохнуть. В тот день, когда она впервые пришла в себя после произошедшего, знакомый невысокий юноша передал приказ Первого алькона явиться к нему в апартаменты. То же, что произошло потом… Риаррэ и по сей день не может забыть.
Они шли по коридору галереи — как удалось выяснить — в настоящий момент они находились в малом дворце. Высокие потолки, колонны, искусно вырезанные барельефы. Наверное, это должно было быть красиво, но вызывало лишь отвращение — каждый барельеф представлял собой сцену из войны пришлых с альконами и другими изначальными расами, оказывавшими им поддержку. Каково им — жить здесь, где победитель ежесекундно напоминает о твоем унижении? Вдалеке раздался раздраженный дребезжащий, то и дело срывающийся на визг голос.
- Кланяйся мне, тварь! Я сказал — кланяйся! Да ты сапоги мне должен лизать, ничтожество, вы все — жалкие ублюдки, живущие из милости ирра!
Она дернулась, рванулась вперед, но неожиданно жесткая ладонь спутника вцепилась в локоть.
- Не надо.
- Что? — быть может, она ослышалась?
- Не нужно встревать в чужие отношения, драгоценная, — снова это прозвище! — нельзя. Поверьте, от этого будет только хуже — и вам, и тому, кто… — он замялся, но продолжил, — кого наказывают. Пойдемте, я проведу вас другой дорогой.
Она хотела бы пойти в другую сторону. В крови вскипела ярость — огнем, пламенем карающим! Потому что как можно так жить — и спокойно смотреть на чужие унижения?! Она хотела резко ответить — и споткнулась об усталый, все понимающий взгляд. Сейчас спутник уже не казался юным мальчишкой, напротив…
- Наше время ещё придет, Риаррэ, — потемневшие до грозовой синевы глаза смотрели внимательно, а на их дне… бездна ненависти и отчаянья. И уверенности в том, что все изменится. Что все ещё возможно изменить.
Так ждет терпеливо змея, придавленная рогатиной, но не лишенная ядовитых клыков.
- Наше? — выдохнула растерянно, уже ничего не понимая.
- Идем.
И резко потянул её в сторону.
- Не всякое сражение можно выиграть одним наскоком, Риаррэ. Нам надо быть более осторожными… поверь.
- Как я могу верить, если даже имени вашего не знаю?
— Найларэ. Мое истинное имя. Ты не сможешь назвать его никому, кроме нашего народа, также, как и свое. А теперь идем. Верховного не следует заставлять ждать.
Острые уши алькона нервно дернулись, шевельнувшись, прижались плотно к голове. Войдя в боковой проход и пройдя насквозь несколько пустынных залов, они оказались у двери кабинета — уже словно приветственно распахнутой.
- Проходите быстрее, — хозяин кабинета был очевидно чем-то сильно недоволен, поскольку слова прозвучали резко до надменности.
Её проводник поспешил толкнуть Йаррэ вперед, тут же скрывшись из виду, и она шагнула через порог. Проклятье, ноги дрожат! И маленькие блестящие коготки на пальцах — тоже.
- С-стоять, драгоценная моя!
От этого обращения её передернуло. Холодно, как же холодно… не телу — душе. Как согреться, если нет сил? Нет желания. Только чужие сиреневые глаза держат на поверхности, не давая захлебнуться окончательно.
Глава 4. Мертвый город
Нельзя сдаваться не только после одного, но и после ста поражений.
Авраам Линкольн
Арка портала стремительно закручивалась, готовясь поглотить свою очередную жертву, но, наверное, никто так не жаждал шагнуть в него, как сейчас Риэррэ. Теплый плотный плащ с расправившим крылья вороном приятно грел, сытый желудок не бурчал, а на душе было… можно сказать, что умиротворенно. Она поймала себя на том, что по губам скользит треклятая улыбка. Кривая, неумелая. Может, даже больше похожая на оскал.
Её лиловоглазая личная тварь оказалась вовсе не такой уж страшной. Для неё.
- Я не могу отпустить тебя. Не могу отменить наказание. Но я могу тебе помочь и буду помогать дальше, если ты выполнишь условие нашей сделки, — мгновение назад бывшие серебристыми-синими, сейчас глаза сидящего напротив мужчины стали темно-лилового оттенка, — подойди ко мне. Ближе!
Он не повысил голоса, но не повиноваться было бы невозможно, хотя ни в тоне, ни в жесте не было ничего унизительного. Длинные, оканчивающиеся острыми когтями пальцы коснулись запястья, смыкаясь на нем капканом и подтягивая поближе. На мгновение возникло ощущение удушья.
- Успокойся, — и снова эти мурашки ужаса по коже. Как будто сквозь оболочку, так похожую на человеческую, проглядывает нечто совсем иное. Беспощадное, ядовитое, смертельно-опасное. Темная тварь…
- Да, я тварь, — он усмехнулся, показывая тонкие иглы клыков. Казалось, алькон играет. Его забавляет её страх, смешит ситуация, и это пугало, но вместе с тем вызывало яркую злость, — я тварь, девочка, но если бы я был так безумен, как ты думаешь, стал бы я тебя спасать?
Он двигается быстро. Слишком быстро. Миг — и чужое дыхание уже касается щеки, заставляя коротко выдохнуть сквозь стиснутые зубы. По телу проходит дрожь от ощущения чужака — так близко! Зверь этот тихо и довольно урчит рядом, закутывая её в тьму-паутину, принюхивается, легонько касаясь кончиками пальцев лица — будто незрячий здесь он. Хотя… её зрение вновь прояснилось, став в десятки раз ярче.
Йаррэ прищуривается, медленно выдыхая.
- Может быть, у вас были собственные мотивы, о которых мне неведомо. Я ведь лишь очередная фигура в вашей игре, Драгоценнейший? — титул она почти выплевывает, но смотрит ядовито-ласково, как на любимого дядюшку, обладающего огромным состоянием.
- Может, так и есть, — пальцы касаются спины, легонько пробежавшись от шеи вниз, к пояснице. Не прикосновение — сквозь одежду то, не ласка… но отчего-то снова бежит по телу дрожь — странная, тягучая. Её кровь вкрадчиво нашёптывает что-то, что она пока не в силах услышать.
- Но, ириссэ-ээ, — он тянет протяжно это слово, выдыхает — почти у краешка её губ, и эта игра снова заставляет кровь быстрее бежать по венам, прогоняет апатию, — даже если и так, мои мотивы пока лишь тебе на пользу, согласись? Ты смешна в своих подозрениях, девочка. Для них уже слишком поздно, тебе не кажется? Все, что отделяет тебя от пропасти и безумия в твоей крови — я.
Хищное жесткое лицо очень близко — почти кожа к коже, почти сливаясь дыханием. Какая же он тварь! Играет, не задумываясь, чужими чувствами, чужой беспомощностью, протягивает руку, но лишь затем, чтобы потом посмеяться. Её жизнь ничего не значит для алькона. Впрочем, могло ли быть иначе?
- Вы так и не сказали мне ни слова правды, — голос звучал надломленно. Противно. Противно от самой себя…
- Ты просто не желаешь меня слушать, — почему его усмешка кажется грустной? Ярко-сиреневые глаза напротив потемнели, и алькон резко отошел. — Так что вернемся к делу. Как мы уже говорили, ты отправишься в Иррилим. К слову, лучше раньше, чем позже, — усмехнулся чему-то и приказал, — руку дай.