С чего начиналась фотография

Этот ход Дагера оказался наиболее верным. Особенно повезло ему в этом смысле с Араго, знаменитым физиком и астрономом, ректором Парижской обсерватории, непременным секретарем Парижской Академии наук, депутатом палаты, личности весьма влиятельной в научных кругах. По слухам Дагер знал, что Араго - человек в высшей степени энергичный, настойчивый и, что самое важное для Дагера, принципиальный. Поэтому он не побоялся рассказать ученому о своем изобретении и даже показать весь процесс получения снимков. Сразу же выяснилось, что все красноречие Дагера, к которому он решился прибегнуть с целью рекламирования своего изобретения, оказалось ни к чему: на редкость острым умом Араго и без того понял как саму сущность изобретения, так и открывающиеся широкие перспективы его применения.
Бульвар. Дагеротип Л. Дагера. 1838 - 1839 гг.
Обрадованный Дагер - наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки! - -поспешил поделиться столь приятной новостью с И. Ньепсом. В письме от 2 января 1839 г. он написал: «Наконец-то я повидал г. Араго; он восхищен открытием и, судя по вопросам, с которыми он ко мне обращался, он считает его не менее интересным и с научной точки зрения… Всецело одобряю мысль г. Араго, которая заключается в том, чтобы устроить покупку этого открытия правительством; оно берет на себя сделать соответственные шаги в Палате. Я уже виделся с несколькими депутатами, которые держатся того же мнения и поддержат его. Этот способ, как мне представляется, имеет больше шансов на успех. Я полагаю, таким образом, дорогой друг, что это наилучшее решение, и все внушает мне надежду, что нам не придется раскаиваться. Для начала г. Араго должен говорить об этом в ближайший понедельник в Академии наук и должен направить ко мне ряд депутатов, чтобы они казались благоприятно настроенными».
Сразу же после этого, в самом начале января, лабораторию Дагера посетили - на сей раз официально - А. Г. Гумбольдт, Д. Ф. Араго и Ж. Б. Био, которым Да-гер показал сфотографированные им достопримечательности Парижа, в том числе «Вид Сены и некоторых мостов», «Вид большой галереи, соединяющей Лувр с Тюиль-ри», «Бульвар» и другие. А уже 7 января с сообщением об этом посещении Араго выступил на заседании Академии наук, на котором он, в частности, отметил, что «г. Дагерр открыл способ получения особых экранов, на которых оптическое изображение оставляет хороший отпечаток… Исключительная чувствительность препарата Дагерра (8 или 10 мин на солнце, летом около полудня) явйяется не единственной чертой, которой изобретение отличается от несовершенных попыток, предпринимавшихся, чтобы рисовать силуэты на слое хлористого серебра».
Роли Ньепса в этом изобретении Араго посвятил всего лишь одну фразу (подсказанную, разумеется, Даге-ром): «Изобретение г, Дагерра является плодом многолетних исследований, в течение которых он имел сотрудником своего друга, покойного г. Ньепса из Шалона-на-Сене». И только! На большее Дагера не хватило…
На этом же заседании Академии выступил и Био, который также дал высокую оценку новому изобретению. Затем Араго заявил, что, учитывая огромную важность дагеротипии, «которая должна стать достоянием государства, народа, человечества», он намерен обратиться с предложением о покупке изобретения непосредственно к правительству Франции.
Выступления Араго и Био вызвали в стране небывалый резонанс.
«Мало открытий вызывали столь большую сенсацию, как дагерротипия», - отмечал с восхищением известный французский художник Ж. Беллок.
А вот что, вспоминая об этих днях, писал в своей книге французский математик Ф. Н. М. Муаньо: «Я всегда буду помнить об огромном впечатлении, которое произвело сперва в Академии, а затем во Франции устное сообщение, сделанное г. Араго в заседании от 7 января. Это открытие, столь неожиданное и столь великолепное, приобрело широкую известность, и имя Дагерра стало наиболее известным в Европе в то время».
 
Академик П. Ж- Ф. Тюрпен, вспоминая о сообщении Араго, вынужден был признаться: «…когда нам впервые сказали о произведениях г. Дагерра, нам трудно было поверить в них, и мы отвергли бы эту новость, как басню, изобретенную для развлечения, если бы не высокообразованные и высокоспособные люди, которые их видели, не удостоверили бы нам этот факт».
Еще накануне сообщения Араго, 6 января, «Газетт де Франс» выступила с краткой информацией о том, что благодаря стараниям Дагера стало возможным закрепление световых лучей в камере-обскуре. Вслед за «Газетт де Франс» многие французские и зарубежные журналы поспешили опубликовать выступление Араго перед членами Академии или сообщения об этом выступлении. 27 января в «Л'Артист» опубликовал свою, наделавшую много шума, статью об удивительном изобретении Дагера популярный театральный критик и фельетонист Жюль Жанен. Сравнивая, в частности, дагеротипию с графикой, он отдавал первой явное предпочтение, находя в ней большие достоинства и блестящие перспективы. Статья Жанена положила начало бурной полемике, развернувшейся на страницах периодической печати. Как часто бывает в таких случаях, образовались два непримиримых лагеря сторонников и противников изобретения. Если большинство первых составляли ученые, то в числе последних преобладали люди, причастные к изобразительному искусству: живописцы, граверы, рисовальщики, литографы. Они стали опасаться (этому невольно способствовала статья Жанена), что дагеротипия отберет у них заработок, вынудив бросить прежнее занятие. Так как эта группа была достаточно многочисленной и имела определенное влияние в обществе, то у нового изобретения появился серьезный противник.
А тут еще неожиданно появился конкурент, да к тому же заморский. 29 января 1839 г. Араго и Био получили письмо своего английского коллеги Ф. Талбота (с ним мы познакомимся в следующей главе), в котором тот доказывал свои права на приоритет на «фиксацию изображения в камере-обскуре». В ответном письме, движимый беспокойством за приоритет своего соотечественника, Араго безапелляционно заявил: «Мы докажем, что г. Дагерр еще при жизни своего друга (имелся в виду Н. Ньепс. - И. Г.), умершего 5 июля 1833 г., уже обладал совершенно новым способом, которым он пользуется ныне, и что многие снимки, которыми так восторгалась публика, существовали в то время». Чем было вызвано столь явно ошибочное утверждение Араго - патриотическими побуждениями или же заблуждением, в которое его ввел Дагер, - осталось неизвестным. Однако Талбота оно убедило, и он счел более разумным и полезным заняться усовершенствованием своего процесса, а не встревать в спор.
Не менее серьезный конкурент появился и в самой Франции. Им оказался никому дотоле не известный клерк Ипполит Баяр, который уже в марте 1839 г. показал свои снимки тем же Араго и Био. С Баяром, благо он был соотечественником, было проще - его, дабы не умалять достижения Дагера, о котором уже заговорил весь мир, уговорили повременить с сообщением о своем изобретении. Поэтому только 2 ноября 1839 г. о способе Баяра было сделано сообщение в Парижской Академии наук, да и то краткое.
В это же самое время послышались голоса, правда малочисленные, но тем не менее настойчивые, в защиту приоритета Н. Ньепса. Они принадлежали друзьям и почитателям покойного изобретателя. Чтобы доказать право своего бывшего клиента именоваться первооткрывателем фотографии, хорошо знакомый нам оптик Венсен Шевалье передал Парижской Академии наук гелиографию Н. Ньепса, которую тот подарил ему еще в 1829 г. Видя столь вопиющую несправедливость по отношению к изобретателю гелиографии, подал из Англии свой голос протеста член Королевского общества Ф. Бауэр, с которым Ньепс познакомился и подружился, будучи в Англии в 1827 г. В письме на имя Араго английский ученый обвинил своего французского коллегу в пристрастности к Дагеру и несправедливом отношении к памяти
Н. Ньепса. Как и следовало ожидать, эти одинокие голоса утонули в невообразимой шумихе вокруг Дагера и дагеротипии. На них попросту не обращали внимания.