Безликий и Чудовище (СИ)

Когда Бальтазар, облокотив несчастную свою голову на кулак, в сотый раз скучающим взглядом рассматривал оркестровую яму, в зале наконец-то погас свет, что повлекло за собой воцарившуюся на секунду тишину, которую уже через мгновение завершили бурные аплодисменты. Кулисы раздвинулись, дирижёр взмахнул палочкой, волшебство началось.
На красочные декорации упал свет, и вот, меж ними начали ходить, бегать и временами плясать (по ходу сюжета) люди, повествуя об уже давно известной молодым принцам истории. Пусть было и так, но вот лично Бальтазару всегда хотелось увидеть не просто черно-белые строчки, а живое исполнение. Наверное, даже несмотря на его, бесспорно, богатое воображение, именно поэтому он до сих пор любил книги с картинками. И пусть его старшие братья-близнецы всё не унимались, пусть, хоть и притихший, но всё же гомон в зале мешал слушать выступление, пусть пара актёров в замызганных и нестиранных костюмах, видимо, чисто для храбрости, перед своим выходом хлебнули лишнего и путались в словах — это всё ничего. Бальтазар никогда не пожалеет, что всё-таки решился приехать туда в тот самый вечер. Потому что именно в тот самый вечер, на двадцатой минуте представления, в полутени, словно робко восходящая молодая звезда, главных героев, на сцену выпорхнул… ангел.
Это была роль не то что не первого, но даже и не второго плана, но один лишь случайный взгляд на это вместилище человеческой души заставило Бальтазара напрочь забыть о том, зачем он сюда пришел и что он тут делает. Её нельзя было назвать красавицей… Она не была похожа на тех излюбленных золотоволосых и голубоглазых красавиц, которые невинными ночными бабочками порхают над сценой и вызывают тем самым неприкрытое умиление и даже сочувствие окружающих, как к осиротелому ребёнку. Мало кого вообще может украсить вышеописанная внешность… Светло-голубые глаза так вообще чаще всего напоминают пустой бассейн, освещенный со всех сторон, что только еще жирнее подчёркивает всю его неглубокость, что приводит лишь к разочарованию. У этого невиданного существа напротив — глаза были тёмные. Темнее самого тёмного шоколада. И прищуренные. Причём это явно не была не причудливая особенность внешности, а родовое, то есть девушка пришла издалека.
Как уже говорилось, не была она красавицей: лицо было круглое, и походило на смуглую луну, в плечах она была широка, и оттого немного грубовата, из-под белой косынки выглядывала длинная черная коса, которая была похожа скорее на тугую веревку. Она была тёмным фоном, но лишь на таком фоне могут засиять звёзды первого плана. Так оно и было…
Бальтазар совсем не заметил, как поднялся с кресла и облокотился на перила ложи. Еще секунда ему понадобилась для того, чтобы осознать, что он практически не дышит. Через неопознанный звон в ушах со стороны слышались какие-то отрывочные возгласы. Перешептываются… Ну и пусть. Бальтазар бы себе просто не простил бы, если бы не взглянул бы на это явление ближе хоть на метр с небольшим. И она это явно чувствовала. Чувствовала пристальный взгляд сбоку. Но она не смела даже мельком взглянуть в ту сторону. Она не имеет права. За такое наказывают. И она терпела. Лишь бы не переволновалась… Лишь бы не запнулась, обрывая звон чугунного колокола её голоса, резко и четко распевавшего каждое слово… И она не запнулась.
Под завершающий аккорд, бойкая служанка звучно откусила кусок от сочного яблока, прямо перед носом распутного графа, и удалилась за сцену, и вместе с бурными овациями наконец-то отпущенный из лап этого дьявольского наваждения принц рухнул на кресло, точно сраженный еще одной пулей прямо в грудь.
Решение идти на сегодняшний бал, на котором, как уже и до этого знал Бальтазар, будут присутствовать ещё и актёры того самого театра, было предсказуемым. Хоть принц по началу не представлял, как он подойдёт к этой девушке и что будет ей говорить, но всем известное волшебное снадобье под названием «Валерьянка» тут же придало ему уверенности. Лишь бы она пришла…
И она пришла. Сначала Бальтазару подумалось даже, что ему показалось, но в конце концов ему всё-таки удалось меж летающих пышных платьев, больше похожих на слоёные торты, и среди силуэтов снующих там и тут благородных господ, особо не отличавшихся тонкостью своего тела, принц разглядел в уголке знакомое лицо.
 
На однотонном фоне особенно сильно выделялся её не слишком богатый наряд, наверняка взятый из реквизита театра. Но оно и хорошо. Это позволяло не потерять её в толпе. А хотя… Она и сама не особо куда-то торопилась уходить. Сидя среди подруг, она, как по ней было видно, сама не осознавала, что она тут делает.
После минутных колебаний, Бальтазар на ватных ногах двинулся к цели и по дороге то и дело озирался по сторонам, чтобы убедиться, что на него обращают не слишком много внимания. Пару раз заинтересовавшая его личность вроде-как даже взглянула на него, но не заметила.
Наконец, настал момент истины. Выпрямившись и сделав важное лицо, принц широким шагом, будто бывалый военный подошёл к злополучной скамейке и учтиво извинился. Тут же похожие на начищенные дворцовые люстры актрисы, что-то самозабвенно обсуждавшие в своём тесном кружке, переключили внимание на гостя, в котором не сложно было узнать особу королевских кровей, и тут же в адрес Бальтазара полетели кокетливые словечки подхихикивавших и закрывавших напудренные лица девушек. Дождавшись нужного момента, не убирая широченное улыбки с лица, спокойный как удав принц прервал своих собеседниц фразой: «При всём к вам уважении, леди, но я обращался немного к другому лицу».
Все тут же уставились на сидевшую и смотревшую куда-то в пустоту всё это время темноволосую девицу. Та, видимо, в первые мгновения даже не поняла, что происходит, но когда до неё дошло — можно было даже воочию увидеть, как на лбу бедной девушки выступила спарена, а её узкие глаза разверзлись на пол лица. Спутницы счастливицы, на удивление, не стали бросать на неё каких-то завистливых взглядов, а совсем наоборот, начали с утроенной силой перешептываться, подхихикивать и подмигивать своей подруге, мол, да чего же ты ждёшь? Та, в своё время, лишь вцепилась побелевшими руками в скамью и не могла даже двинуться. Бальтазар в ответ начал настаивать. Девушка в ответ лишь натужно мотала головой, в какой-то момент даже пробормотала, что танцевать не умеет, но в конечном итоге сдалась.
Как раз в этот момент начался новый танец.
Бальтазар хоть и не был силён в хореографическом плане, но, как знатную личность, его на самый базовый уровень как-то натаскали.
В первое время диалог не особо задался. В большей степени это было потому, что юный принц большую часть своего внимания по вышеуказанной причине уделял тому, чтобы ни в кого не врезаться и не отдавить ноги своей пассии, которая была внутренне напряжена до предела. Взволнованы были оба, но в какой-то момент Бальтазар всё же решился первым начать разговор.
Первое, что принц решился отметить, это то, что он при всём бы желании, несмотря на сказанные ранее его спутницей слова, не поверил бы, что актриса не умеет танцевать. Собеседница лишь качнула головой, не отрывая взгляда от пола. После посыпались банальные подмечания того, что людей на такие мероприятия стоило бы приглашать поменьше, что стол сервировали на сегодня очень «жирно», и опять всё придётся доедать целую неделю, что Бальтазару очень нравится сдержанность наряда его партнёрши и прочее, и прочее, и прочее. Последняя на всё это отвечала лишь сдержанным «угу» или «у-у» (в зависимости от вопроса или обсуждаемой темы). Так в сплошном монологе пролетело целых два танца. Подруга уже начавшего чувствовать себя достаточно неловко принца ничего не говорила, не пыталась убежать, она будто бы покорно ждала, когда его высочество само соизволит её отпустить. Осознавая это, Бальтазар предпринял последние попытки.
— Вам нравится со мной танцевать? — Наконец-то задал самый актуальный вопрос юноша.
— Угу. — Всё так же коротко ответила девушка.
— Вы не стесняйтесь, если вас что-то не устраивает — я вас не держу, только скажите! Вы устали? Вам что-то не по нраву?