Ваши не пляшут (СИ)

Так, стоп! Какая, к ипеням собачьим, кузня? Какой отец? И вообще, что за ерунда со мной происходит? Я Илья Борисович… гм-м, Муравьев-Глинский… Впрочем, не буду самого себя смешить — Мурашкин я Илья, пол мужской, тридцать восемь полных лет, ну и так далее … Так, а почему я ощущаю себя еще и Зубовым Владимиром Прохоровичем четырнадцатилетним сыном Прохора Петровича и Прасковьи Григорьевны Зубовых? А еще у меня неведомо откуда нарисовались старшая сестра Анюта и два брата-акробата, тоже старших Петр и Василий.
Мля, допился! Как мало нужно человеку, чтобы получить диссоциативное расстройство идентичности. Кажется именно так мое теперешнее состояние называется по-научному. Нет, не хочу стать клиентом какого-нибудь профилактория, огороженного от мира высоким бетонным забором с колючей проволокой поверху. Мне сорока еще нет, считай, вся жизнь впереди. Прочь шиза, прочь! И вообще, в дальнейшем воздержусь от употребления любых спиртных напитков. Да здравствуют кока-кола с пепси, а также наш традиционный русский квас! Только бы отпустило. Господи, прости мя грешного! Сделай так, чтобы навязчивый образ крестьянского парнишки навсегда ушел из моего воспаленного сознания.
Однако Всевышний остался глух к моим мольбам. И немудрено, поскольку не могу назвать себя настоящим христианином. Крещен по младости лет, благодаря стараниям истопника нашего интерната моего благодетеля Ильи Борисовича Иншакова. Однако постов не соблюдаю, храмы посещаю по случаю, ежели кто-то из знакомых помрет, либо венчается. Еще пару раз на крестинах присутствовал. Ну не нравится мне в церкви, не ощущаю ожидаемой благодати, запах ладана и воска раздражают мое тонкое обоняние. Но более всего, вызывают неприятие вечно мельтешащие в притворе и торгующие свечами и прочей церковной утварью старухи, назначившие себя блюстительницами церковного правопорядка. Достаточно взглянуть на их жадные наглые рожи, изображающие вселенскую святость, и желание посетить храм мгновенно улетучивается. Когда-то в далеком детстве одна из таких «праведниц» дернула меня за ухо пребольно, еще и отчитала прилюдно, дескать, слишком громко разговаривал. С тех пор моя вера в справедливого боженьку сильно пошатнулась. Вполне допускаю, что я мог бы стать истовым христианином, но между мной и Господом однажды встало чудовище в образе злой бабки с притвора со злым фанатичным взором и трясущимися от гнева брылами. С тех пор всякие попытки заманить меня в храм натыкались на мое внутреннее противление.
Как бы, в наказание за мой атеизм, навязчивая сущность Володьки Зубова начала обрастать разного рода подробностями, будто на самом деле параллельно с моей реальной жизнью безродного детдомовца впоследствии профессионального картежника я прожил почти пятнадцать лет в теле парнишки из крестьянского сословия, живущего в небольшом сельце Бобровка, Климовского уезда, Воронежской губернии в полутысяче с половиной верст южнее столицы Российской Империи города Москвы. На дворе одна тысяча девятьсот двадцать третий год от рождества Христова или семь тысяч четыреста тридцать первый от Сотворения Мира.
Оба-на! Надо же, как глубоко пустила корни проклятая шиза в моей башке! Я ведь явственно представляю лица своих якобы родителей, сестрицы и братанов и еще кучи много народа, существующего в моем воспаленном сознании. Сука, мне теперь точно не миновать пристального внимания психиатров ибо при таких обстоятельствах таиться смысла не имеет — лечиться, лечиться и лечиться, батенька, как завещали величайшие столпы психиатрии Сербский и Кащенко. Главное, чтобы мое состояние не переросло в неуправляемое буйство, а по-тихому, никому не мешая, можно жить и среди людей. Глядь, когда-нибудь и рассосется.
Ладно, отставим покамест в сторонку навязчивые мысли, принадлежащие якобы реально существующему парнишке.
С трудом разлепив глаза, поохал от невыносимой рези, но на сей раз мне удалось удержать веки в открытом состоянии. Резкость, правда, хреновая, все плывет. Пока восстанавливалось зрение, поводил вокруг себя руками. Блин, это я что, на травке валяюсь? А я-то думаю, что это мне так жестко. Ладно нажрался до белой горячки, а вот каким образом за городом очутился? Непонятно. Ясное дело, в Москве на газоне или в парке мне разлеживаться никто бы не позволил. К тому же, не слышно шума снующих туда-сюда автомобилей и голосов людей. Значит, я за городом, скорее всего в лесу или в поле.
 
Сфокусировавшееся наконец зрение показало довольно неприглядную картинку. Угрюмые серые небеса. Воздух сырой, ноздри щекочет запах какой-то дряни. Принюхался, определенно несет тухлятиной, если по-научному — активно разлагающейся органикой животного происхождения. Я хоть институтов не заканчивал, но мой пытливый ум налету хватает и усваивает всякую информацию, коей в наше время отовсюду льется бурными потоками, хотя бы из утюга.
«Гнилое болото, — подсказала моя вторая крестьянская сущность, — клюквы, брусники, даже гонобобеля тут отродясь не бывало».
Какие, на хрен, гонобобели?! Я и слов-то таких не знаю… перед внутренним взором тут же нарисовалось ведерко до краев наполненное сизой крупной ягодой. Ну так бы и сказали — голубика. Об этой ягоде я, разумеется, представление имею. Самому собирать не доводилось, но на рынке и у придорожных торговок при случае частенько покупаю вместе с прочими продуктами питания домашнего производства. Мне известно, о ней лишь то, что растет на болотах, а еще нравится она мне, оченно вкусна. Ну все, прочь всякая ерунда и головы! Чапай думать будет.
Тяжело с невыносимым скрипом заработали мозговые шарики-подшипники, шестеренки и прочие маятники с рычажками. Постарался отринуть навязчивые воспоминания мальца. Вроде бы получилось. Итак, что мы имеем? Последнее, что я запомнил, салон графини Луговской и нашу с хозяйкой игру в штос, где ставками на кону были с одной стороны миллион долларов США, с другой — моя бессмертная душа. Чушь какая-то. После проигрыша я, вроде как, лишился чувств. Теперь осознал себя лежащим на травке в каком-то непонятном месте.
Неужто обобрали и вывезли в лес? Но кто? Вполне вероятно, покинув гостеприимный дом графини, я с горя надрался в ближайшем кабаке и чтобы не рисковать правами, вызвал такси. Приехавший меня забрать какой-нибудь житель гор или азиатских степей, да хотя бы, коренной русак, национальность не играет роли, воспользовавшись моим невменяемым положением, завез пассажира в глухомань, ограбил и оставил на произвол судьбы. Благо, жизнь сохранил. Нижайший поклон ему за это и благодарность. Хе-хе! Найду суку, в знак благодарности ребра переломаю, заодно руки и ноги! Будет пожизненным инвалидом.
Нервный стресс, явно пошел мне на пользу. После того, как нашлось более или менее правдоподобное объяснение ситуации, в которой я оказался, в голове прояснилось, и резь в глазах практически прошла. Вместе с этим накатила боль во всем теле, будто перед тем, как уехать, неведомый таксист или частник изрядно обработал мое недвижимое тело посредством кулаков и ног. Садюга, мля. Найду, конечности ломать не стану — пришибу сразу.
— Люди, никогда не доверяйте непроверенным таксистам, — хриплым голосом выдал я, скорее для поднятия собственного настроения. Не прокатило, из-за сильной боли в основательно отбитых мягких тканях настроение подниматься ну никак не желало.
Попытался пошевелить конечностями. Получилось, при этом резкого обострения болевых ощущений не произошло. Значит, кости не сломаны, внутри, вроде бы, тоже ничего не отбито. А то, что мышцы все до одной болят, так дело знакомое, бывало, во время боксерских тренировочных спаррингов похлеще прилетало. Отлежусь десяток минут, и способность совершать нормальные телодвижения должна вернуться.
Десяти минут не потребовалось. Боль начала отступать практически сразу, и вскоре я почувствовал себя довольно сносно. Получив возможность шевелить руками, первым делом ощупал себя со всем возможным тщанием.
Что за хрень?! Ясное дело, кожаного плаща обнаружить я и не надеялся. Костюмчика, пошитого из шотландского твида, дорогущих итальянских полуботинок крокодиловой кожи, Ролекса в платиновом корпусе с платиновым же браслетом, смартфона — всего этого также не нашлось. Однако абсолютно голым я не был. Перед тем, как оставить под кустом, меня зачем-то переодели в футболку и шорты по колено. Даже на ноги нахлобучили что-то матерчатое на резиновой подошве и заботливо завязали незамысловатым узлом. «Кеды», — всплыло откуда-то из глубин сознания. А еще мои руки нащупали поясной ремень. На котором болтался здоровенный такой тесак, сработанный из большого напильника, умыкнутого по случаю у бати. Бати?!» Какого, на хер, бати? Чур меня, чур? Снова шиза со мной чудит. А я-то посчитал, что она меня покинула.