RS-9.Элоиза и Себастьяно, или Тёмные стороны (СИ)

— Я думаю, что всё закончилось хорошо. Для вас. Меня не интересует этот ваш непонятный субъект, которого больше никто не любит, и даже ваши подружки меня в этой истории не интересуют. Мне важны лично ваше спокойствие и душевное здоровье, я воевал за них.
— Спасибо вам. Без вас я бы не справилась.
— С Полем — справились бы, но, возможно, не за один день.
— Я сохраню в памяти момент, как вы говорили с Муазеном.
— Рад, что вам понравилось. А вот скажите, сердце моё, где во всей этой истории другая ваша сестра? Её не было на фото, и в Париже воочию тоже не было.
— Линн не участвовала в наших шалостях. Она смеялась, когда мы с Марго ей что-нибудь рассказывали, называла нас непечатными словами по-русски и шла заниматься тем, что ей интересно. У неё, знаете ли, свой мир развлечений, ничуть не меньше, и уж не знаю, можно ли там чем-то шантажировать.
— И что у великой Лианны за хобби?
— Историческая реконструкция и ролевые игры живого действия. Да-да, поехать в лес, надеть костюмы и болтаться там неделю под дождём. Или наоборот, по ненормальной жаре. Или с насекомыми и в грязи. Там разные варианты, в общем. Потом возвращаться домой, мыться, греться, сушиться, приводить в порядок костюмы и начинать придумывать что-нибудь на следующий год.
— А когда она вам что-то такое рассказывала, что вы говорили?
— Знаете, местами тоже крутила пальцем у виска. И это я остепенилась, она-то до сих пор раз или два за год ездит на что-то такое. И нет, мне ни разу не захотелось поехать с ней в лес в костюме. Я лучше в том же костюме на паркет. Но с удовольствием потом слушаю её рассказы. Можно в прозе, а лучше — в песнях.
— Она не только поёт, она ещё и складывает песни? Как Лодовико?
— Да, до сих пор. Если ей рассказать о нашем приключении — она и о нём песню сложит. Но я поостерегусь — в этом случае песня может быть и неприличная, вы ведь понимаете?
— Понимаю, — рассмеялся он. — И хочу рассказать вам об одной моей странной идее. Раз оказалось, что вы не прочь фотографироваться обнажённой, то подумалось мне, что вас нужно сфотографировать подобным образом.
— С ума сошли, да? — Элоиза потрогала ему лоб. — С одним еле разделались, вам ещё нужно?
— Не обижайте меня, сердце моё, я ж не ваш коллега по философской кафедре, у меня мозги заточены под хранение разнообразных тайн. Сделаем несколько кадров хорошей камерой и будем хранить там, где нет доступа ни к какой сети.
— А камеру вы у Лодовико возьмёте? — нахмурилась она.
— Я одолжу её вместе с хозяином.
— Совсем умом тронулись, — покачала головой Элоиза. — Мне казалось, что из нас двоих вы более вменяемый и здравый.
— То есть, вы против? Я не обижаюсь, я уточняю.
— Я подумаю, — рассмеялась она.
Вот не было печали! Но раз уж рассказала, то теперь так.
  
11. Интермедия
 
Вечером понедельника Кьяра сидела на бортике фонтана в саду его высокопреосвященства. Наступил вечер, жара поуменьшилась, можно было выходить на улицу без солнечных очков и кепки. Или шляпки. Шляпки у Кьяры не было, но это и не важно.
Важно, что у неё сегодня день рождения. Если бы он выпадал не на каникулы, то она бы непременно что-нибудь устроила. Да хотя бы просто пошла куда-нибудь посидеть с Франческой и Джованниной. Но обе они в отъезде и вернутся только в воскресенье.
Но было очень приятно получить от них поздравления — от обеих. Франческа даже припрятала для неё в гостиной подарок — очень красивый жемчужный браслет, как раз к её принцессиному платью.
А ещё ей прямо с утра принесли огромную корзину белых роз от дона Лодовико. И он позвонил и поздравил её, и это было необыкновенно.
И «под крылом» ей тоже весь день писали поздравления.
Даже встреченный в коридоре монсеньор очень тепло улыбнулся, сказал, что слышал — у неё день рождения, и поздравил. Вот уж от кого вообще невозможно было ничего подобного ожидать!
Зато родители никак не дали о себе знать. Совсем. Год назад, когда в жизни всё было очень плохо, мама хотя бы позвонила. И произнесла какие-то обычные слова, ну, как положено. Спросила, как у неё дела, получила ответ — что все нормально, и положила трубку. Кьяра тогда потом полдня проревела. Потому что никак не могла рассказать правду про свои дела.
 
Не то, чтобы Кьяре сегодня очень не хватало этих слов, но было не по себе.
Впрочем, позвонил младший брат. И поздравил типа от всех. Она его поблагодарила и сказала традиционное — что у неё всё хорошо.
А как у неё на самом деле — она не знала.
Она не услышала шагов — слишком в себе была, да и ходил он всегда бесшумно, прямо как монсеньор.
— Кьяра, — Гаэтано стоял перед ней и улыбался.
— Привет, — она была рада его видеть.
Он классный, что ни говори. Жить с ним всю жизнь, конечно, и думать нечего, он не для семейной жизни, но как друг он ей нравился. И секс с ним ей нравился.
И тут Кьяра поняла, что с конца зимы ни одного парня даже не поцеловала, не говоря о чём-то большем! Дожила, называется.
— С днём рождения, солнышко, — он ловко вытащил из-за спины большую красную розу и протянул ей.
— Спасибо, — она улыбнулась и взяла цветок. — Очень красивая. Мне нравится.
— Скажи, почему это ты в такой день сидишь тут одна-одинёшенька?
— А что я должна делать? Бегать по дворцу? — рассмеялась Кьяра.
— Как-нибудь праздновать, — он улыбался как-то особенно лукаво.
— Знаешь, я никогда не праздновала день рождения, как бы мне хотелось. Я даже не знаю толком, как бы мне хотелось. Раньше я всегда была в этот день дома, с семьёй. А год назад мне вообще было ни до чего.
— Тогда самое время начать пробовать всякое и разное, — подмигнул он. — Что ты скажешь в ответ на приглашение поехать в город и посидеть в хорошем местечке?
— Сейчас? С тобой? — надо же, как бывает!
— Конечно. Вот прямо сейчас, — он взял её за руку и помог подняться. — Идём в гараж и вперёд. Кстати, ты на чём хочешь поехать — на машине или на мотоцикле?
Прямо сейчас? Поехать с ним куда-то? На мотоцикле? Конечно да!
Она просияла улыбкой и ответила ему.
Кьяра глянула в телефон — без пяти пять. Утра. Ну ничего ж себе!
Гаэтано тем временем принёс из гостиной бутылку вина и бокалы.
— Держи, — налил и протянул бокал ей.
— Спасибо, — она взяла бокал, потом дотянулась и поцеловала его.
Нет, сначала ничего не предвещало. Они приехали в крошечный ресторанчик, там ели креветок и маленьких осьминогов, и какую-то невероятно вкусную рыбу. Потом катались по ночному городу. Потом приехали в палаццо Эпинале, и тут можно было поцеловать его и сбежать, но он спросил — поднимаемся ко мне? И она согласилась — поднимаемся. И они поднялись, и он запирал двери, и потом раздевал её, и она раздевала его, и они были вместе, и это было хорошо и правильно.
— Скажи, мне теперь оторвут голову? — улыбнулся он.
— Кто бы взялся, — рассмеялась она.
— Как кто — дон Лодовико. Стоило ему уехать, так я тут как тут.
— Знаешь, он мне давно говорил, что пусть я уже найду себе парня, какого хочу. Он, конечно, осмотрит и выскажется, но если я попрошу, то отрывать голову не будет.
— А ты попросишь? — он смотрел ей в глаза, и от этого взгляда внутри что-то переворачивалось.
— Если дойдёт — то попрошу. А вообще, ты не боишься? — подмигнула она. — Дон Лодовико бывает суров, и он очень тепло ко мне относится. Никто в моей жизни не относится ко мне так, как он.
— Вообще нет. Я побольше твоего знаю про суровость дона Лодовико. А ты очень классная, с какой стороны не посмотри — классная. И если надо подставить голову — значит, так тому и быть. Потеряю работу — найдётся новая.
 
— Ты тоже классный, — она улыбнулась и отдала ему бокал. — Но я совсем не уверена, что ты не побежишь завтра за какой-нибудь новой юбкой. У тебя обязательно случатся не серые глаза, так золотые локоны. Поэтому не жди, что я завтра сюда вернусь.