Измены (СИ)
— Давай возьмем, — тут же соглашается.
Мы нанимаем добродушную женщину-пенсионерку, которая забирает Андрея из садика и сидит с ним пару часов по вечерам в будние дни. Так я теперь могу находиться на работе подольше, тем самым показывая свое стремление трудиться. Стоит отметить, что отношение начальства ко мне после этого стало чуть получше. По крайней мере мне уже разрешают присутствовать на совещаниях. Я сажусь в самый дальний угол и стараюсь быть максимально неприметной.
Вот и сейчас я сижу на совещании по ребрендингу автозаправок нашей компании. У нас крупнейшая сеть заправочных станций по всей России.
— Нужно максимально широко осветить ребрендинг в СМИ. — Говорит наш самый главный начальник Сергей Борисович. — Отправить фотографии по газетам, на одну из заправок привезти съемочную группу. Пусть снимут, как наш гендиректор заправляет свой автомобиль.
— Да, отличная идея, — тут же с ним соглашается Николай Васильевич, который брал меня на работу. Поворачивается к своему заму. — Тоня, организуй съемки.
— Конечно.
— Извините, мне кажется, это плохая идея. — Неожиданно даже для самой себя я произношу это вслух.
Десять человек за столом тут же поворачивают головы к моему углу и в недоумении на меня смотрят. А я тем временем уже залилась краской и стала похожа на помидор.
— Не понял, — сурово произносит Сергей Борисович.
Я вжалась в стул и боюсь пошевелиться.
— Аня, объяснись, — требует Николай Васильевич.
— Да уж, милочка, будь добра, — хмыкает Антонина Павловна.
Я встаю со своего стула.
— Ну, бензин и выхлопы от него же очень плохо влияют на экологию. Люди вряд ли положительно отреагирует на увеличение количества наших автозаправок и их ребрендинг. Скорее, будет негативная реакция, что мы засоряем окружающую среду и портим воздух.
Собравшиеся за столом громко смеются.
— Дорогуша, собственный автомобиль есть почти у каждого. Бензин и автозаправки — это необходимость, — продолжает Антонина Павловна.
— Да, но люди не любят, когда им напоминают о том, что они сами портят окружающую среду. Это как люди, которые с удовольствием едят колбасу, но не любят думать, что ради этой колбасы были убиты животные. То же самое и с заправками. Они всем нужны, у всех есть машина на бензине, но это не мешает гражданам возмущаться тем, что в стране портится экология и детям нечем дышать. У меня самой маленький ребенок, и я знаю, о чем говорят молодые мамы возле песочниц. Все жалуются на плохой воздух, но при этом у всех них есть свой автомобиль, и им не нравится мысль о том, что воздух портят они сами. Поэтому мне кажется, что широкое освещение в СМИ ребрендинга наших автозаправок вызовет только волну недовольства ухудшающейся экологией, и обвинят в этом нас.
Я выпаливаю все, как на духу, и тут же замолкаю. Участники совещания за столом переглядываются между собой, а я уже мысленно готовлюсь к увольнению. Сергей Борисович снова поворачивается ко мне и внимательно смотрит.
— А ты вообще кто? — Спрашивает, прищурившись.
Не успеваю я открыть рот, чтобы представиться, как меня опережает Николай Васильевич.
— Это новая стажерка Анна Устинова, еще студентка.
Сергей Борисович кивает головой.
— Молодец, здравая идея, — поворачивается к людям за столом. — Странно, что такое верное замечание звучит из уст стажера, а не из ваших, коллеги. Вы тут все уже сколько лет работаете?
Участники совещания молчат, уткнувшись в бумаги на столе, а я без сил опускаюсь на стул в своем углу. Сергей Борисович переходит к следующему вопросу, а я пытаюсь отдышаться и прийти в себя.
Это что только что было? Меня похвалили?
А вдруг Николай Васильевич меня теперь уволит???
Господи, лучше бы я молчала.
Когда совещание заканчивается, и все выходят из зала, я плетусь на выход последней. Неожиданно мне на плечо опускается тяжелая ладонь.
— Молодец, Анюта, — говорит Николай Васильевич и устремляется вперед.
После этого случая ко мне перестают относиться, как к девочке на побегушках, и даже иногда поручают важные задания. Я без особых проблем закрываю летнюю сессию, Юра поступает в аспирантуру, и мы проводим еще одно беззаботное лето. У меня есть интересная работа, у Юры в строительной компании тоже все хорошо складывается, Андрей растет, и мы счастливы.
В конце августа Юра начинает заводить разговоры о втором ребенке. А у меня до сих пор глаз дергается каждый раз, как я вспоминаю первый год с Андреем.
— Юр, ну ты чего? Какой еще второй ребенок? Только Андрей успокоился. — Говорю ему как-то раз в кровати.
Муж притягивает меня к себе и просовывает ладонь под ночную сорочку. Ведет ее вверх по ноге и задерживает на ягодице. Склоняется губами к шее, поддевает пальцем трусики и тянет их вниз.
— Юра, никакого второго ребенка! — Протестую, но не останавливаю его поцелуи.
— Ну почему ты не хочешь?
— Потому что мы только отмучались с Андреем!
— То есть, ты вообще никогда теперь не хочешь второго ребенка? У нас будет только один сын?
— Нет, ну почему… — Тут же капитулирую назад. — Я не против второго, но не сейчас.
— А когда?
— Попозже.
Муж внимательно смотрит на мое лицо.
— Да лучше сразу отмучиться с двумя маленькими, чем растягивать это.
— Но я только устроилась на работу!
Юра аккуратно целует меня несколько раз в губы.
— Чего ты боишься, Ань? Мы справились с Андреем, справимся и со вторым ребенком. Зато у них разница в возрасте небольшая будет, они смогут дружить. Да и мы сами, если долго затянем со вторым, то потом вообще его уже не захотим.
Что-то в интонации Юры заставляет меня прислушаться к его словам. Я кладу ладонь ему на затылок и притягиваю к себе для поцелуя. Впервые после рождения Андрея мы занимаемся любовью без презерватива. Спустя месяц частого незащищенного секса, у меня не идут месячные и начинается легкая тошнота по утрам.
Юра счастлив, а вот меня одолевает тревога. На работе только-только меня стали воспринимать всерьез, а я сейчас возьму и уйду в декрет. О моем интересном положении приходится сообщить начальству раньше, чем я планировала. Начало беременности оказалось очень тяжелым, и я загремела в больницу. Токсикоз выжал из меня все силы.
Я отношу больничный лист в отдел кадров и иду в кабинет к Николаю Васильевичу.
— Поздравляю, — говорит совсем не поздравительным голосом.
— Спасибо.
— И когда ты в декрет?
— Наверное, в апреле.
А сейчас декабрь.
— Ясно. — Больше Николай Васильевич ничего мне не говорит, и я ухожу из его кабинета.
Меня снова перестают принимать в расчет, меня больше не привлекают к важным вопросам и на совещания я ходить перестаю. Ведь зачем им тратить на меня время, если через несколько месяцев я уйду в декрет минимум на год? Все это меня слишком угнетает.
В начале июня у нас рождается девочка, которую мы называем Василисой. Мои страхи очередных криков и бессонных ночей так и остаются страхами. Вася оказалась на удивление спокойной. Она просыпается пару раз за ночь, я ее кормлю, и дочь тут же засыпает. Вообще, она подает голос, только когда хочет есть. Все остальное время она или спит, или молчит.
— Я говорил тебе, что все не так страшно будет, — Юра держит на руках спящую девочку и любуется ею. Рядом с ним на диване сидит Андрюша и с любопытством рассматривает сестренку.
— Сплюнь и постучи три раза.
Я опять становлюсь домохозяйкой. Утром провожаю Юру на работу и отвожу Андрея в садик, в течение дня вожусь с Василисой и параллельно занимаюсь домашними делами. Мамочки у песочницы снова становятся моим единственным кругом общения.
Юру все устраивает, а вот я жду не дождусь, когда Васю можно будет отдать в ясли, чтобы снова выйти на работу.
— Через пару лет можно будет еще третьего ребенка! — Мечтательно говорит Юра.
— Нет!!! — Тут же восклицаю. — Двое детей и точка.
— Ань, ну вот ты единственный ребенок в семье, и я тоже единственный. У наших детей даже нет двоюродных братьев и сестер.