Двадцать три часа (СИ)

— Ты что, блин, оракул? — повторил он. — Никольский тоже приказал поискать. И вот результат: телефон Плотниковой, куча детских вещей на продажу.
— Ну и что странного? — буркнул Юрка, как будто не сам подобное предположил. — Ребенок вырос, вот и продает?
— Смотри, аналитик, накличешь себе карьерный рост, — пригрозил Лагутников. — Иришка из экономики ей уже с утра прозвонила. Вещи на вырост. Продаются. На выбор. Сам лично слышал, Никольский специально дверь не закрыл до конца. Так что подъем, следак приехал один, без помследа, вали вести протокол.
Юрка кое-как причесал пятерней вихры, прикинул, как выглядит со стороны его физиономия. По ощущениям выходило, что как с перепоя. Еще не до конца проснувшись, он шел по коридору, подталкиваемый заботливым Лагутниковым.
Следователь расположился все в том же кабинете Никольского, куда уже успели притащить пару стульев и ноутбук.
— Трщ майор, я его привел! — объявил Лагутников и вытащил из-за стола за шиворот совершенно очумевшего Салагина. Тот метнул на Юрку страдальческий взгляд. Было видно, что Салаге очень хочется застать самое интересное, но глаза у него уже были красные, как когда-то у самого Юрки — от написания кода.
Юрка вежливо кивнул следователю — тот вернул ему сдержанное приветствие — и мельком глянул, что уже успел наваять в протоколе Салага. Как оказалось, Юрка пропустил весь официоз, и теперь ему предстояло услышать, наверное, развязку всего этого дела.
Плотникова успела рассказать о том, как заходила в магазин, как бегала и искала коляску, кое-что о своей семейной жизни с Легковым... ничего нового. Юрка встряхнулся как пес и приглашающе пощелкал мышкой.
— Геннадий Михайлович, — плаксиво попросила Плотникова, — может, вы все-таки отпустите меня домой?
— Ваша квартира под наблюдением, а вы нужны нам здесь, — спокойно, терпеливо объяснил следователь. Видимо, он повторял это уже не впервые. — Если похитители вам позвонят, лучше, чтобы наши сотрудники находились рядом. От того, как быстро мы сможем засечь звонящего, зависит и то, как быстро мы найдем вашего ребенка.
Юрка удивился, но виду не подал. Главное, чтобы этой ерунде поверила Плотникова.
— Вы не слишком ладили со своим сожителем, так?
Плотникова замялась.
— Все люди ссорятся, — вздохнула она.
Юрка старательно записывал.
— До такой степени, что соседи раздумывают, не вызвать ли полицию?
— Да!.. — крикнула Плотникова и тут же осеклась. — Ну вы же понимаете.
— Понимаю, — кивнул следователь. — Последняя ваша ссора когда произошла и что было ее причиной?
Плотникова потерла лицо рукой — она давно размазала всю косметику — и принялась бессвязно рассказывать. Выходило, что ссора была то ли на почве ревности, непонятно только чьей, то ли из-за уборки, то ли еще из-за какой ерунды.
— Послушайте, — сказала она наконец. — У меня украли ребенка. При чем здесь мои отношения с мужем?
— При том, например, — устало ответил следователь, — что некоторые свидетели вашего мужа вчера видели в Селезнево.
— Он был на работе, — буркнула Плотникова, потом недолго подумала. — Ну... может быть, конечно, и не был, только я его вчера не видела.
— Мы с вами уже перебрали знакомых, которые могли бы желать вам зла. Таких нашлось довольно немало, только вот сомневаюсь, что кто-то из них стал бы вымещать свое зло на ребенке. Хотя бы потому, что годовалый ребенок создает слишком много проблем, — следователь поднялся и заходил по кабинету. — Ваши родители в Гусе весь вечер были дома, что и неудивительно, вчерашний снегопад и трактор, точнее, нетрезвый тракторист, Гусь отрезали от мира, наши сотрудники туда еле добрались. Трактор сбил мачту освещения, — пояснил он, — и она лежит в сугробе поперек единственной дороги. И вообще, как это ни рассматривать, вокруг Гуся девственный снег. Даже лесом никто до трассы добраться не попытался, мы проверяли.
Юрка потряс немного затекшей рукой.
— Мы сейчас отправимся к вам домой, — ровно сообщил следователь и замолчал, выжидая реакцию Плотниковой.
Юрке стало понятно — ему известно уже абсолютно все, даже их с Лагутниковым беспредел. Он старательно уткнулся в монитор, чувствуя на себе пытливый взгляд и гадая, чем им это будет грозить. Потом все-таки осторожно покосился на следователя — тот смотрел сурово, но вдруг незаметно для Плотниковой подмигнул.
 
— Зачем вам идти к нам домой? — Плотникова была растеряна. — Я устала, я спать хочу. Вы моего ребенка ищите!.. Пожалуйста.
Следователь указал ей на дверь.
— Собирайтесь потихоньку.
Плотникова медленно, словно желая отсрочить неизбежное, поднялась, неверяще посмотрела на Юрку, потом на следователя, и так же медленно, запинаясь, вышла из кабинета.
Юрка никогда не злился, если ему говорили — молод, учись, вникай. Он признавал, что оперативная хватка приходит с опытом. Таким, например, как у Лагутникова, который знал, когда и что можно нарушить — исключительно в интересах дела. И сейчас он понял, что Никольский и Красин дожимали Плотникову не просто так. Уставшая, после бессонной ночи, она не стала бы запираться и оговаривать непричастных людей. Возможно, многие посчитали бы это жестокостью, но Юрка уже успел уяснить, что сочувствия достойны лишь истинные потерпевшие.
Истинным потерпевшим в этом деле был годовалый ребенок. И ради него все пошли на оправданный риск и жертвы. Его нужно было найти как можно скорее.
Юрка решился.
— Вы все уже знаете, товарищ майор?
Следователь прищурился.
— Знаю? — переспросил он. — Сдается мне, ты знаешь побольше моего, лейтенант. Или нет?
Юрка покраснел. Что ответить, он не нашелся не сразу.
— Вы тоже решили, что она про похищение врет?
Следователь вдруг улыбнулся.
— Это же было очевидно с самого начала, парень, — дружелюбно сказал он. — Или почти очевидно. Ты же первый нашел коляску. Ты даже правильно задал вопрос.
— Когда? — оторопел Юрка. — Какой вопрос? Кому?
— Насчет закрытой коляски, — пояснил следователь. — Ты верно заметил, все ты верно заметил, если ребенка из коляски достать, то, держа его в руках, коляску закрывать неудобно и бессмысленно. Только выводов верных не сделал.
— Но шеф... то есть, я хотел сказать, полковник Красин сразу понял, что она причастна?
У следователя был суровый вид, наверное, из-за густых, «брежневских» бровей, а еще он был относительно, по Юркиным меркам, молод — около сорока лет, но уже совершенно седой. А взгляд у него был усталый и умный, и следователь совершенно не собирался обрушивать на повинную Юркину голову праведный гнев сотрудника органов юстиции.
— А вот это, лейтенант, уже оперативный опыт, — он, все еще улыбаясь, снял со спинки стула куртку и стал одеваться. — Поработаешь и поймешь, что женщина, у которой украли ребенка, так себя не ведет. Правда, за этот опыт ты дорого заплатишь... молодостью, — с грустью добавил он, — но, понимаешь ли, оно того стоит. Быть тебе отличным опером, лейтенант. Одевайся, поедешь с нами.
Глава седьмая
Пока Юрка бегал, сшибая сонных коллег, по зданию ОВД — то в туалет, то за курткой, то за фотоаппаратом, потому что единственный эксперт свалился с ног от усталости еще два часа назад, — группа постепенно собиралась. Возглавлял ее неутомимый Лагутников, который выстраивал отловленных оперов в коридоре и ласково подбадривал мотивирующими матюгами. Впечатление было такое, что сам он всю ночь благополучно продрых, настолько он был свеж и бодр. С Лагутниковым ненавязчиво перелаивался сонный Андрей.
Юрка выпил чей-то холодный кофе, забежал в кабинет к Красину — за переходником — и был одарен бутербродом с салом. К сожалению, Юрка немного утерял бдительность. Он присоединился к остальным в коридоре, довольный и гордый — потому что на него смотрели как на героя, — а Лагутников, которому слава приелась еще лет десять назад, смотрел на бутерброд. Пока Юрка выгибал грудь, как тощая модель на подиуме, Лагутников, недолго думая, изъял у него даже не надкусанный бутерброд и схавал его раньше, чем Юрка успел возразить.