По образу и подобию (СИ)

Но рук не разжал, словно боялся, что сбегу.
— Я вот тут подумал, переезжай ко мне. Нет, правда, а чего тянуть? Хочешь, давай свадьбу сыграем. Знаешь, как мне без тебя плохо.
От такого заявления мое сердце тоже чуть не выскочило.
— Ром, давай не будем спешить. Твой отец ведь и правда в чем-то прав.
— Этот Ланаор играет с тобой как кот с мышью, Оль, зачем он тебе, — проговорил Ромка.
Спорить не хотелось, потому просто сменила тему.
— Там у вас дома Агнесса Ильинична, хочет тебя видеть. Пошли?
— Не понял, — Ромка расцепил руки и оторопело на меня уставился.
Смотрю на него, жду, когда дойдет.
— Так ты… в Ленинграде была, что ли? — наконец выдает догадливый.
После утвердительного кивка Ромка еще с минуту думал. Видимо, решал, сейчас начать допрос с пристрастием или на потом отложить.
— Ладно, позже расскажешь. Я мигом, только переоденусь.
Вот что значит военная выправка, не успела и глазом моргнуть, как мой летчик предстал при полном параде. Летная форма очень идет Ромке, я даже невольно залюбовалась. А еще подумала, что Агнессе Ильиничне точно понравится, каким он стал.
— А давай на машине поедем, — предложил этот подтянутый красавчик, — знаешь, хочется как-то по-человечески, что ли, не этими твоими антинаучными перемещениями.
От возмущения я даже слов не могла подобрать. Увидев выражение моего лица, Ромка спохватился:
— Оль, я не хотел тебя обидеть.
— Еще ведьмой назови, чего уж там, — выдавила я.
— Ну прости меня, дурака, я просто с тобой хочу подольше побыть, вот и ляпнул, — отчаянно взмолился Ромка.
А потом мы с ним целовались, забыв про все на свете.
— Переезжай ко мне, — шептал Ромка.
— Это не очень хорошая идея, у тебя могут быть проблемы.
— Да плевал я на все эти проблемы. И вообще, кому какое дело. Но в остальном, ты согласна?
Он выглядел таким счастливым. Как я могла отказать?
— Почему бы и нет, давай попробуем. Может, что и получится.
Машина долго кружила по освещенным фонарями улочкам Тиильдера, мы никуда не спешили, обсуждая наше будущее.
— Оль, а ты точно не передумаешь? — переспрашивал Ромка несколько раз.
— Уже начинаю сомневаться, — не выдержала я.
— Все-все-все, больше никаких глупых вопросов. Кстати, а ты у своих уже была?
Перед Конерсами мне было очень стыдно.
— Так давай сначала до твоих, — Ромка понимающе улыбнулся.
Это было правильным решением. В присутствии Ромки папа Виттио с мамой Элоей ругать меня сильно не стали, а после рассказа о Ленинграде и вовсе переполошились.
— А что как портал перестанет работать, пока ты там, ты ведь не сможешь вернуться, — запричитала мама Элоя.
— Теперь не перестанет, — уверенно ответила я.
— И все же будь осторожна, не бросай нас, — попросил папа Виттио.
— Ну что ты такое говоришь, я никогда вас не брошу.
Я была совершенно уверена в своем ответе, но родители, похоже, мне не очень поверили.
И только у Лин радостно блестели глаза:
— А можно мне с тобой? Покажешь свой мир?
— Даже не думай! — воскликнула мама Элоя.
Пришлось беспомощно развести руками, отчего Лин рассердилась и больше не сказала ни слова.
— Она даже меня с собой не зовет, — пожаловался Роман, желая как-то ее подбодрить.
Мы еще немного посидели и поехали к Карпенко.
Чем ближе был дом родителей, тем задумчивее он становился. От веселья не осталось и следа.
Подъехав к калитке, Ромка заглушил двигатель и замер, уставившись в одну точку. В гостиной ярко горели окна.
— Ром, ну ты чего? — трогаю его за плечо.
— Ладно, пошли.
Наш приезд никто не заметил. Из гостиной доносился застольный разговор.
— Товарища Сталина им тут не хватает, — рубанул кулаком по столу разгорячённый вином Егор Николаевич, только тарелки жалобно звякнули, — молодежь старших не уважает, чуть с горшка, а все туда же, мнят себя взрослыми. А сами пороху не нюхали, в окопах не сидели, траву не жрали. Смерти в лицо не смотрели. Что они знают о жизни?
— Ничего, Егорушка, ровным счетом ничего, — стала поддакивать Наташа, — да ты закусывай. У тебя желудок больной, разве можно так, натощак-то.
 
— Что-то Олечка с Романом не идут, — донесся голос Агнессы Ильиничны.
— Уже здесь, — Ромка потянул меня в освещенный проем.
— А вот и молодежь, легки на помине, — обрадованная Агнесса Ильинична поспешила нам навстречу, — Роман, тебя и в самом деле не узнать, вы только посмотрите, какой орел вымахал.
Родители Ромкины тоже оживились, нас усадили за стол, разговоры всякие пошли. Егор Николаевич кулаком по столу больше не стучал, только иногда поглядывал на Ромку с недовольством. Обсуждали международную обстановку обоих миров, пришли к выводу, что на нашей Земле дел еще невпроворот, в то время как здесь народ куда ближе продвинулся к светлому будущему.
Когда тема была исчерпана, затянул Егор Николаевич песню. Голос у него сильный, до мурашек. Наташа добавилась своим тонким голосочком, тут же Агнесса Ильинична ее поддержала. Послушали мы с Ромкой, послушали, да и улизнули потихоньку.
В коридоре большое зеркало.
— Хочешь по Ленинграду прогуляться?
— Спрашиваешь.
Открываю портал и шагаю в коридор Агнессы Ильиничны.
— Ты чего? Испугался, что ли?
— Оль, я не могу пройти, меня что-то не пускает
Это было странно. Я протянула руку.
— Держись за меня!
Но и эта попытка оказалась провальной, едва коснувшись портала, Ромка получил хороший ожег кисти.
Пришлось обезболить и ускорить регенерацию.
— Ром, как так?
— Обидно немного. Может, в Этиндер? — предложил он.
Но за окном была уже ночь, и как бы ни был хорош этот вечер, его пора было заканчивать.
— Поздно уже. Нам с Агнессой Ильиничной возвращаться пора.
— Останься. Ты ведь обещала.
— Ром, ну ведь не так все сразу. Давай не будем спешить. Я вернусь через неделю.
— Я понимаю, — сказал Рома и окончательно расстроился.
Ромкины родители никак не хотели отпускать Агнессу Ильиничну, кажется, не очень доверяли моей способности открывать портал. Но вот мы вернулись в Ленинград, и Агнесса Ильинична тихо сказала:
— Олечка, ты не представляешь, какую радость подарила мне сегодня.
— То ли еще будет, Агнесса Ильинична, все еще только начинается! — ляпнула я.
Хотя у нас было еще не так поздно, от выпитого Агнессу Ильиничну потянуло в сон.
Мне тоже ничего больше не хотелось делать, разве что записать подробно события дня в дневник. Заканчиваю и тоже постараюсь уснуть. Завтра будет тяжелый день, лучше, если получится выспаться.
P.S. Перед сном вспомнила, что мои ариманские записи так и остались в Башне лежать под подушкой, и что Ланаору ничего не стоит взять их и прочитать. Не доверяю ему больше.
Едва оказалась в комнате, рядом вспыхнул второй портал. Даже оборачиваться не стала, слишком много чести.
Молча забрала тетрадь, слышу:
— Я был не прав.
Удивил, так удивил. Просто гром среди ясного неба. Оборачиваюсь, смотрю на него.
— Я был не прав, — повторяет Ланаор.
Взгляд не отводит, смотрит прямо. А сам белый, что мел. Даже жалко его стало почему-то.
— Да слышу, — ответила с усмешкой, — знаешь, я сейчас в Ленинграде. Жаль, что ты не видел его тогда, после войны. Жаль, что не увидишь сейчас. Это самый красивый город на земле. Но грош цена была бы моему городу, если бы люди оставили руины, чтобы рыдать над ними. А погибло там столько, что тебе и не снилось.
И вернулась в Ленинград, крепко зажав тетрадь в руке.
Ненавижу его.
Ромка прав, мне надо держаться от Ланаора подальше. Мне никогда не излечить его душевных ран, потому лучше забыть и отпустить. А Ромка — он такой теплый, такой свой. И такой надежный.
Дневник Эринии Конерс
Ленинград, 15 июня 1958 года.
Сходили с Агнессой Ильиничной на только вышедший в прокат фильм «Идиот». Фильм снимали в Ленинграде, что особенно приятно.