Лучший из лучших

Высокий голос странно звучал из уст крупного мужчины. Красноречиво и убедительно, жестикулируя большими короткопалыми руками, Родс сыпал числами: производственные расходы, предполагаемый возврат, ожидаемая прибыль на тонну переработанной породы, доходность капитала…
Родс обращался к одному-единственному слушателю, бородатому мужчине с черной повязкой на глазу, однако и все остальные, включая миссис Сент-Джон, завороженно слушали.
Взглянув на Луизу, Зуга убедился, что она внимательно следит за путаницей чисел и, похоже, неплохо в них ориентируется. Его догадка вскоре подтвердилась.
– Мистер Родс, сначала вы сказали, что на участке номер девять затраты составляют десять шиллингов и шесть пенсов, а теперь вдруг заговорили о двенадцати шиллингах! – неожиданно заявила Луиза.
Родс слегка кивнул, признавая правильность замечания:
– На более глубоких уровнях затраты увеличиваются. На данный момент они составляют десять шиллингов и шесть пенсов; согласно расчетам, через год расходы достигнут двенадцати шиллингов. – В его голосе теперь звучало уважение. – Мадам, я польщен, что меня слушают с таким вниманием. – Родс снова обратился к Сент-Джону: – Генерал, как видите, у нас прекрасная прибыль на вложенный капитал: десять процентов гарантированы, пятнадцать – вполне достижимы. Лучшие показатели трудно найти.
Сент-Джон вынул изо рта незажженную сигару и пристально посмотрел на Родса единственным глазом:
– Мистер Родс, пока что вы ни слова не сказали о «синеве».
Слово «синева» заставило вздрогнуть всех присутствующих – они замолчали, будто Сент-Джон сказал нечто ужасно непристойное.
Именно «синева» вынуждала Родса отчаянно искать источники финансирования.
Из-за нее банки обращались к старателям, которые взяли заем под залог участков и просили их снизить превышение кредита на пятьдесят процентов, – Родс взял в долг миллион фунтов, пытаясь скупить все участки на прииске. Он был по уши в долгах: покупая одну шахту, немедленно использовал ее в качестве залога для приобретения другой.
Зуга оставался одним из немногих, кто не поддавался на уговоры Родса продать участок. Несмотря на гложущие душу сомнения, Зуга отказался от пяти тысяч фунтов стерлингов, предложенных за Чертовы шахты, – это было полгода назад, до того, как жуткое слово «синева» шепотом произнесли в закрытом для посторонних баре клуба Кимберли.
Теперь никто не даст за Чертовы шахты пяти тысяч. Через неделю после того, как Зуга впервые услышал про «синеву», управляющий прислал записку с просьбой зайти в банк. «Майор Баллантайн, в связи с недавними событиями банк вынужден пересмотреть стоимость залогов, обеспечивающих займы клиентов. Согласно подсчетам, нынешняя стоимость ваших участков составляет пятьсот фунтов». – «Надеюсь, вы шутите, сэр». – «Майор, на участках компании „Орфен“ показалась „синева“».
Пояснений не требовалось: между Чертовыми шахтами и владениями «Орфена» всего десяток участков.
«Майор, мне очень неприятно, но я вынужден попросить вас снизить превышение кредита до одной тысячи фунтов».
Именно «синева» заставляла многих торговцев города распродавать остатки товаров в преддверии отъезда.
Из-за «синевы» многие перевозчики грузов изменили маршрут, направляясь в Пилгримс-Рест, недавно открытое месторождение золота.
– Что такое «синева»? – поинтересовалась Луиза.
Все промолчали. Зуге, как хозяину дома, пришлось ответить:
– «Синевой» старатели называют определенную породу – твердый вулканический конгломерат темно-синего цвета. Из-за его твердости с ним исключительно тяжело работать.
Подняв бокал шампанского, Зуга отхлебнул глоток золотистой жидкости и уставился на лопающиеся пузырьки.
– И это все? – тихо спросила Луиза.
– В нем есть цирконий – кристаллики размером с крупинку сахара, но цирконий никому не нужен, – неохотно добавил Зуга.
– Так чем примечательна «синева»? – не унималась Луиза.
Зуга помолчал, выбирая слова.
– Алмазоносная порода представляет собой рыхлый желтый гравий.
– Благодарю вас, – улыбнулась Луиза, не обижаясь на пояснение. – Мне это известно.
 
– В некоторых наиболее глубоких шахтах в северной части прииска желтый гравий закончился, и мы наткнулись на синюю породу – твердую, как мрамор, и без единого алмаза.
– Это еще не доказано! – вмешался Родс.
Зуга согласно кивнул:
– Верно, не доказано, однако именно этого мы и боимся. Боимся, что дошли до конца – месторождение исчерпано.
Все замолчали, размышляя об этой жуткой возможности.
– Когда вы будете знать наверняка? – спросил Мунго Сент-Джон. – Когда убедитесь, что «синева» лежит под всеми участками и что в ней нет алмазов?
– Менее глубокие шахты достигнут уровня тех, которые уперлись в «синеву», лишь через многие месяцы, – ответил Родс. – Если порода действительно покрывает весь прииск, мы пробьем шурфы и проверим толщину слоя – может оказаться, что он довольно тонкий и под ним снова залегает желтый гравий.
– Понятно, – кивнул Сент-Джон. – Кажется, мне повезло, что я приехал в Кимберли после того, как здесь обнаружили «синеву». В противном случае я стал бы владельцем горы синего мрамора, в котором нет ни единого алмаза.
– Тебе всегда везет, Мунго, – ослепительно улыбнулась Луиза.
Мунго улыбнулся в ответ:
– Дорогая, моя самая большая удача – это ты.
С очевидным облегчением присутствующие перестали обсуждать бросающую в дрожь проблему «синевы» и обратились к более приятным темам. Родс, молчаливый и задумчивый, не принимал участия в легкомысленной беседе.
Зуга улыбался и кивал в ответ на шуточки, но мысли о приближающейся катастрофе не давали ему покоя, отвлекая от болтовни. Луизе пришлось дважды окликнуть его:
– Возможно ли это, майор Баллантайн?
– Простите, миссис Сент-Джон, что вы сказали?
Луиза не привыкла к тому, чтобы мужчины витали в облаках при разговоре с ней. Бездушный англичанин с безупречными манерами не на шутку раздражал ее. Выбить бы из него хоть какую-то человеческую эмоцию! Луиза хотела было вставить соленое словечко, одно из солдатских ругательств Мунго, но интуитивно поняла, что в ответ на такую грубость Баллантайн разве что слегка нахмурится. Не обращать на него внимания? Скорее всего, он только обрадуется. Лучшее, что ей оставалось, – это задавать вопросы непосредственно Баллантайну, вынуждая его отвечать ей, – пусть бесится от злости!
– Говорят, вы председатель спортивного клуба Кимберли?
– Имею честь им быть, – кивнул Зуга.
– Я слышала, что ваши скачки с препятствиями – или в Британии их называют стипль-чезы? – самое популярное развлечение на прииске.
Зуга покачал головой и улыбнулся:
– Стипль-чезом это не назовешь, да и на скачки с препятствиями не совсем похоже: в программу включена стрельба по мишеням. Так что мы говорим «сумасшедшие скачки» – по-моему, очень точное описание.
– Мне бы хотелось записать одну из моих лошадей для участия в «сумасшедших скачках», – сказала Луиза.
– Мы будем рады вашему участию, – ответил Зуга. – Я подготовлю список наших лучших наездников – выберете себе жокея.
– Я предпочитаю сама сидеть в седле, – покачала головой Луиза.
– Боюсь, что это невозможно, миссис Сент-Джон.
– Почему?
– Потому что вы – женщина.
Выражение ее лица впервые доставило Зуге удовольствие: она смертельно побледнела, на скулах ярко проступили веснушки; синие глаза посветлели и загорелись злостью. Баллантайн ожидал резких возражений, но Луиза лишила его этого удовольствия.
– Уже четвертый час, – обратилась она к мужу. – Хотя обед был превосходный, я хотела бы вернуться в отель.
Луиза поспешно встала из-за стола. Мунго обреченно пожал плечами и тоже поднялся.
– Надеюсь, наш уход не помешает вам приятно провести время, – улыбнулся он с таким видом, словно просил прощения за женский каприз.
Конюх подвел лошадь, и Луиза погладила ее по шелковистой морде, взяла поводья, оглянулась на группу мужчин на веранде и нарочито задержала взгляд на Зуге. Миссис Сент-Джон оперлась на холку жеребца рядом с белой гривой и в следующее мгновение уже сидела на широкой спине, всунув изящные ступни в мексиканские стремена, украшенные серебряными звездочками.