Рысюхин, что ты пил?! (СИ)
Переоделся в «штатское», собрал саквояж, уложив туда помимо прочего две пластинки, и отправился к утреннему пароходику. Эх, скоро навигация закрывается — рейсов уже стало втрое меньше, чем летом, придётся добираться как-то иначе. По дороге до выхода в город никто, как ни странно, до моей формы одежды не докопался.
В лаборатории сходу, даже не поднимаясь к себе на этаж, зашёл к Светлане Мефодьевне и подарил ей обещанную пластику с автографом — правда, только со своим. Но и этого хватило, чтобы Света с радостным визгом схватила меня за уши и расцеловала, ввергнув в натуральный ступор всех случайных и не очень свидетелей. Вторую я вручил Пескарскому, сопроводив это словами:
— Я до этого вроде как скромничал, не хотел хвастаться. Но на выходных мне было поставлено на вид, что фу таким быть — так что вот, исправляюсь. В качестве извинений — обещаю, что следующая пластинка, там будет четыре песни, включая «Дуб» и «Надежду», сразу поступит в фонд лаборатории, с автографами и моим, и профессора Лебединского.
Реакция меня немного удивила:
— Ага, так, значит, это всё же про вас в газетах пишут! А то наши уже спорят — родственник то или просто однофамилец!
— В каких газетах⁈
— Да почти во всех городских и почти во всех губернских. Не исключаю, что сегодня уже и в Минских что-то появится. Ладно, пока будете ждать чистовики протоколов ознакомитесь. Сейчас, наверное, лучше к приступить к работе — сегодня для вас целых шесть заявок, причём одна на сравнительный анализ четырёх образцов, некто Мурлыкин отличился.
— Василий Васильевич, знаю его, а он — меня, потому и задание такое даёт, что понимает пределы моих возможностей и хочет выжать из них по полной.
Всё оказалось не так страшно. Два анализа были, исходя из буквы запроса, качественными — требовалось только ответить, есть ли в образце определённый яд. Но я, понимая, что сам себе добавляю забот в будущем, сделал не как написано, а как лучше для дела. В одном случае, где искомый яд был, указал его содержание — и, справочно, максимально безопасную и гарантированно летальную дозы. В другом искомого яда не было, но присутствовал другой — этот другой я также расписал, аналогично первому случаю. Был один анализ предположительно контрабандного коньяка — оказался подлинный, и «дяди Гены» радостно уволокли его куда-то в недра лаборатории «для подготовки к более углублённому исследованию». Один анализ какой-то самогонки на предмет степени соответствия нормам качества и один обезличенный анализ на детальный состав. Ну, и задачка со звёздочкой от Мурлыкина, где пришлось проявлять фантазию, чтобы по составу примесей доказать, что два образца из четырёх имеют общее происхождение, а один из двух оставшихся не то прибыл по морю, не то хранился в морском порту.
Протоколы, заключения, аналитическая записка для Мурлыкина — всё это затянулось до обеда, где меня усиленно пытали на тему песен и вообще, как я докатился до жизни такой, что посторонние люди про меня в газетах пишут, а родные коллеги только из газет и узнают про поросёнка эдакого. Рассказывал, извинялся, каялся и обещал, что больше не буду — всё это под беззлобные шуточки, смех и куриный бульон с пирожками.
Газеты, кстати, я изучить так и не успел — просто заведующий организовал настоящий конвейер: черновики документов утаскивались прямо из моих рук на правку, оттуда приносились ко мне на рецензирование — не повлияло ли исправление формы на суть, и сразу утаскивались на чистовое оформление. В общем, работа шла — аж гул стоял, к тому времени, как я дописал последний черновик, четыре экспертизы уже были полностью оформлены, подписаны, скопированы и подшиты в папки. Всем не терпелось узнать подробности субботнего концерта, который, как оказалось, произвёл немалый шум в городе, а Пескарский решил изобразить деспота и заявил — любые разговоры не о работе только после того, как я всё сделаю. Только и успел до начала обеда собрать эти самые газеты и упаковать их в саквояж, который я настолько привык таскать с собой, что наравне с пистолетом даже не акцентирую на этом внимание.
На изнанку художественной академии меня впустили привычно, даже без сопровождения и не спрашивая документы, как своего. В репетиционном зале царили разброд и шатание. Причём в буквальном смысле слова: вместо репетиций участники ансамбля разбрелись по углам и шатались сами по себе в задумчивости. Благодаря этому странному поветрию я смог выловить Мурку одну, без обычного сопровождения.
— Маша, радость моя, что у вас тут случилось, что за мрак накрыл округу?
Она привычно фыркнула, но без особого запала:
— Вон, к Ненасыти иди, она тебя порадует. А случилось у нас то, что объявили тему новогоднего вечера и оказалось, что у нас к нему ничего нет, вообще!
— Ой, я тебя умоляю — Ульяна если чем и порадует, то только очередными обещаниями! А что за тема, и почему ничего нет?
— Тема «Пиратская вечеринка», а кроме всем давно надоевших вариаций «матросского танца» ничего нет. Точнее, есть — но оно ещё когда моя бабушка училась было! А что, неужели обломался на Ульянке? Как-то это не типично для неё!
Я посмотрел внимательно. И не только я, но и дед, похоже:
«Юра, а ведь она ревнует! Вот честное пионерское — ревнует, киса!»
— Машенька, солнышко, неужели ты думаешь, что хотя бы десятая часть того образа, что она строит, имеет под собой какое-то основание?
— А то нет! Парней вон, как перчатки меняет, я их и по именам-то запомнить не всегда успеваю!
— Она меняет — или они понимают, что кроме обещаний им ничего не обломится и сваливают в туман? — Маша задумалась, а я продолжил: — давай эксперимент поставим? У меня, так уж получилось, есть кое-что для вашей вечеринки, причём несколько композиций, и даже намётки сценариев к сценкам.
— Ты серьёзно⁈ — Мурка обрадованно подпрыгнула и намерилась куда-то бежать, делиться новостью.
— Стоять-бояться! — Я прихватил её за руку. — Дослушай. Так вот — я выдам одну песенку, потом намекну, что есть ещё, а когда Ульяна начнёт просить следующую — обозначу намерение получить обещанное, а ты мне подыграй.
— Какой мне интерес смотреть на ваши брачные игры?
— Да не будет никаких брачных игр, Маша! Она всеми четырьмя будет упираться и отпираться, а потом и вовсе попытается смыться! Да и в любом случае — не стал бы я заниматься ничем таким при свидетелях.
— Что, стесняешься? — ехидно попыталась подколоть Мурка.
— Нет, боюсь, что советами задолбают! Короче, предлагаю спор: ставлю… эээ… мой револьвер против твоей заколки, что ничего мне от неё не обломится, даже с твоей помощью, ни прямо сейчас ни в ближайшей перспективе!
— Зачем мне твоя железяка⁈ Песню. Когда проиграешь — напишешь песню, для меня и под меня, как компенсацию.
— Договорились! Но не «когда», а «если». Пошли ловить твою подружку.
— Вот ещё — бегать, искать кого-то! Сейчас сами прибегут! — И, обернувшись к залу закричала: — Народ! У Юры есть песня для новогодней вечеринки!
Пока взбодрившийся народ сперва сбегался, потом разбегался в поисках гитары, потом опять сбегался и успокаивался, я успел переговорить с дедом насчёт адаптации некоторых вещей из мультика «Острова сокровищ». И речь даже не о замене упоминания дьявола на Морского Демона, в которого верили многие моряки, а именно о сценарной обработке. Захотелось заодно пройтись по «нагличанам» — так сказать, за всё «хорошее».
— Вот представьте: английский клуб, за столом сидят три таких из себя, простите за выражение, джентльмена. Происходит короткий диалог, который превращается в песню. Ну, как «песню» — там в куплетах скорее речитатив под музыку. В припев вступают выбегающие из-за кулис «пираты», а «лорды» сбрасывают фраки и цилиндры, под которыми оказываются такие же пиратские костюмы. Потому что пираты они и есть, по сути своей. Итак, сцена, диалог:
— Сэры, а ведь Новый год на носу.
— Да, новые времена настают, не те, что прежде.
— А помните, как оно было раньше? Давайте выпьем за молодость!