Полутьма (СИ)

Подскочив на ноги, резко ударила вампира в грудь. От неожиданности тот отшатнулся, недоуменно хмурясь.
– Мы не палачи, майор. Мы здесь, чтобы помочь людям, а не уничтожить их. Или ты забыл это?
– Кузнечик, – слабый голос Мишки призвал развернуться.
Снова опустившись на колени, неловко погладила его по голове. Все это было ужасно неправильно, но сейчас я, наверное, слишком хорошо понимала, что он чувствует. Не могла я уничтожить еще то живое, что в нем осталось. Да, козел и мудак. Да, заслуживал наказания. Но не такого.
– Не ты, Миш. Я в этом уверена.
Он кивнул, обессиленно откинув голову на стену. Его пальцы все еще сжимали мои, а я только сейчас поняла, что картина максимально разрушена. Детей увели. Мишка прополз полквартиры, спасаясь от вампира. Сам хищник так только и не увидел картины, так как был вынужден прийти в себя. Смерть – это ужасно.
Еще более ужасно, что теперь смерть Маши ничего не могла нам сказать.
– Я могу, – внезапно всхлипнул Мишка, – я же служил, знаю. Я помню все, – ресницы мужика дрогнули, открывая потерянный взгляд, – кто где был, как сидели. Запомнил.
  
Глава 14
 
В горле собирается вязкий тугой комок, распирающий мягкие ткани, когда Мишка, вцепившись в здоровую руку вампира, обреченно опустив голову, шаркает ногами в сторону дальней комнаты. За то, как спокойно майор ступает по покрытому пятнами крови полу, хочется его убить.
Детская. От этой мысли кажется, что где-то в венах разгорается пожар.
Очень хорошо знаю это, ведь сама, кажется, тысячу и один раз была в этой квартире. Больше всего я надеюсь, что близнецы не будут помнить ничего. Что заботливые руки уничтожат алтарь, не дав ему родиться. Но к сожалению, я знаю самое главное.
Алтарь – не место. Вечная могила живет внутри. Дожидаюсь, когда за ними закрывается дверь, и, вновь глубоко вдохнув, на этот раз внимательно оглядываю просторный коридор. Представление начинается отсюда, а значит, не стоит торопиться. Кровавые следы на полу – не часть картины. Это решаю сразу же, как только изучаю их подробнее. Просто беспорядочные шаги, попытки Мишки выбежать из квартиры и Палыча – вытащить детей. Но чутье не может подвести.
Он отполировал ручку входной двери. А значит, как бы сейчас ни хотелось выбежать отсюда, что-то должно быть прямо здесь. Оттолкнувшись от стены, медленно прошла в середину помещения. Планировка как и у многих. Стандартная для поселка. Да и богатством Мишка с Машкой никогда не славились. Бывший собутыльник вечно половину зарплаты спускал далеко за пределами квартиры. Может, поэтому тумбочка с зеркалом была родом из постсоветского времени.
Из конца девяностых и начала двухтысячных.
Камень в желудке противно заворочался, забирая всю влагу. По-моему, от каждого вздоха сейчас мои губы трескались. Я наконец увидела. Замотанный в газету рулон обоев возле скромной железной двери стоял, прислоненный в угол. «Российская газета», номер от 31 декабря 2001 года. Мне не нужно было подходить ближе, чтобы знать, что под пожелтевшим краем рулон будет в крупную зеленую полоску.
Восемнадцать лет.
Здесь я точно увидела все, что должна была. И как-то цинично-отстраненно знала, что ждет меня в комнате. Наверное, поэтому шагнула быстро, привычно щелкнув выключателем.
Нет, обои на стенах были не такими, конечно. Но все остальное. Положив голову на бок, сложила на груди руки, откашливаясь.
– Миш, а как ты объяснял, зачем нужна елка? – кивнув на искусственное полунаряженное дерево с красным шаром наверху, медленно выдохнула.
Но, похоже, он меня не слышал. Почему мне сейчас настолько все равно? Сердце словно сковало льдом и я не чувствовала ничего, глядя на обескровленное тело Маши. Хрупкая и веселая когда-то девушка лежала, точно повторяя позу моей матери когда-то, а ее кровь щедро смывала неосторожный меловой круг.
Тем не менее, у него не удалось повторить все в точности.
– Миш, – сжав пальцы на плече, я тряхнула его, – иди вниз. Обещаю, тебе сделают укол и станет лучше.
 
– Она останется одна, – прохрипел он, смаргивая слезы, – я не могу. Не одна.
– Миш, – надавила сильнее, – я побуду с ней, хорошо? Она меня знает, не боится. Ты знаешь, я ничего плохого ей не сделаю. А твоя помощь нам еще понадобится. Ладно?
Он хмурится, направляя на меня невидящий взгляд. Отходит. Узнаю блеск и туманную муть возле зрачков. Если сейчас поднести фонарик, то можно увидеть песчинки, рассыпанные по глазным яблокам. Потому что это не алкоголь, а сильное и достаточно грубое внушение. Последствия тонкого искусства не так заметны. А вот эти следы говорят лишь о том, что кто-то очень хотел напомнить, с кем мы имеем дело.
Нет, не торопился. Специально насвинячил и побольше. Наконец Мишка разжал, казалось, закоченевшие на руке тела пальцы и кивнул каким-то своим мыслям.
– Да, – не продолжая кивать, Мишка облизал губы, – она тебя любит, Кузнечик. Ей так спокойнее будет, да. А мне к Петьке с Нинкой надо. Их Палыч увел. Я скоро, Мань, – удерживаясь за меня, Мишка все не отводил от тела взгляд, – ты с Кузнечиком, того. Я сейчас.
Кажется, что только когда дверь в квартиру за ним хлопает, я наконец позволяю себе видеть. Пока медленно опускаюсь на корточки рядом с телом, благодарю всех небесных созданий за то, что ничего не чувствую. Ни когда одним движением закрываю посиневшие веки Маши, ни когда убираю ее волосы с шеи, разглядывая тонкие шрамы, нанесенные валяющейся рядом опасной бритвой по сонной артерии.
– И? – хриплый голос вампира привлекает внимание.
– Вот это – угощение для тебя, – киваю вслед вышедшему Мише, – а все остальное ни о чем мне не говорит.
Вампир недоуменно приподнимает бровь. Внутри противно свербит, срывая смешок. Значит, угадала. Он тоже знает, что означает эта сцена.
– Слушай, майор. Эти предметы столько лет заставляли меня умирать заживо, что после того, как это чуть не случилось, не вызывают во мне ничего. Я даже не могу нормально прочувствовать смерть Маши. Прямо сейчас я напоминаю себе вампира больше, чем ты.
– Так, может, он об этом и говорит? – следующий шаг вперед вампир делает как-то слишком медленно.
Усмехнувшись, смотрю на елку. Нет, еще больше интересно, что он застыл посреди комнаты.
– Знаешь, я думаю, что сегодня он вообще не планировал разговаривать со мной. Зато что-то очень рьяно сообщает тебе. И мне сейчас крайне интересно что, – осторожно кладу руку Маши на пол и поднимаюсь на ноги, – ведь картину обнаружили ближе к вечеру, когда ты можешь ее посмотреть. В доме у людей, которых ты знаешь и куда приглашен. Так, может, расскажешь?
Сейчас при всем желании не могу отвлечься от заледеневших голубых глаз. Его взгляд то и дело срывается на тело на полу, а противный камень в желудке шевелится сильнее. Наконец, поджав губы, вампир делает еще шаг, уничтожая кислород вокруг меня.
– Я бы с радостью, schatz. Но тогда нарушу приказ и потеряю доверие полковника, – прищурившись, вампир кладет голову на бок.
– Чей приказ? – тут же вспыхиваю я. – Дяди? Я обсужу с ним и все, вопрос будет закрыт. Рассказывай, нам нельзя терять времени.
– Нет, Schatz, – горло вампира дергается.
Еще секунда, и от злости из моих ушей повалит пар. Да что же такое?! Все нужно тащить клещами. Сильно стиснув зубы, сжимаю руки в кулаки, пытаясь удержать непонятно откуда взявшееся бешенство.
– В ПМВ нет никого важнее и главнее дяди. Не знаю, кому ты служишь, майор, но это дерьмо сейчас может пустить все на тормозах. Дай мне имя, и мы все решим, – как можно медленнее говорю я.
Усмехнувшись, вампир направляет взгляд в стену.
– Майор! – уже практически кричу я.
– Твой, schatz, – с силой сжав глаза, выдает вампир, – это твой приказ.
– Но, – чувствую, что приходится соскребать челюсть с пола, – нет, стоп. Я младше тебя по званию и я не понимаю. Какое-то распоряжение я давала раньше? Что-то из устава ПМВ?
Сергей отрицательно мотает головой, а я не понимаю еще больше. Хмурюсь, пытаясь понять, о чем идет речь, но вампир ни капли не желает мне помочь.