Человек из тени

— Крепкий орешек, — замечает Алан. — Что-нибудь насчет него выяснили?
— Не слишком много, — отвечает Барри. — Зовут Роберт Стрит. Тридцать восемь лет, женат никогда не был, детей нет. Работает инструктором по боевым искусствам. — Он смотрит на мою распухшую губу и кивает: — Но мы это и так уже знаем.
— У тебя есть его адрес? — спрашиваю я.
— Ага. Он живет в квартире в Бербенке. Благодаря совпадению его отпечатков с отпечатками, найденными в квартире твоей подруги, мы сможем получить ордер на обыск. Я уже поручил своим этим заняться.
— Кто будет вести допрос? — спрашивает Алан. — Ты сказала «один из нас», так кто — ты или я?
— Ты. Без вопросов.
Алан — лучший из нас в этом деле.
Он долго смотрит на меня и кивает. Затем снова поворачивается к стеклу и следит за Робертом Стритом. Он наблюдает за ним долго. Мы с Барри терпеливо ждем, мы понимаем, что в данный момент мы для Алана не существуем, что он полностью погрузился в изучение Стрита, подобно тому как охотник изучает повадки зверя, которого собирается поймать на мушку.
Нам нужно расколоть Стрита по самым разным причинам. По правде говоря, мы в смысле доказательств недалеко ушли. Отпечатки пальцев в квартире Энни могут быть объяснены каким угодно образом. Например, адвокат способен заявить, что отпечатки Стрита попали на кровать, когда тот двигал мебель в поисках домашних насекомых. У нас есть ДНК убийцы, но пока нет результатов сравнения. Что, если на ногте Шарлотты Росс кровь Джека-младшего, а не Стрита?
Прежде всего нам требуется ниточка к Джеку-младшему.
Алан смотрит на Барри:
— Можешь меня впустить?
Барри выводит его из помещения, и несколько мгновений спустя я вижу, как Алан входит в комнату для допросов. Роберт Стрит поднимает глаза. Изучает Алана, склонив голову набок. И улыбается.
— Вау, — говорит он с издевкой, — догадываюсь, ты будешь плохой коп?
Алан спокойно, как будто времени у него навалом, берет стул и усаживается прямо напротив Стрита. Поправляет галстук. Улыбается. Глядя на него, я понимаю, что каждое движение рассчитано. Не только движение, но и скорость. И тембр голоса. Все это представление с одной-единственной целью.
— Мистер Стрит, меня зовут Алан Вашингтон.
— Я знаю, кто ты такой. Как твоя жена?
Алан улыбается, качает головой и грозит ему пальцем:
— Пытаетесь с ходу разозлить меня?
Стрит преувеличенно широко зевает.
— Где эта сволочь Барретт? — спрашивает он.
— Где-то здесь, — говорит Алан. — Вы ей здорово врезали.
Эти слова вызывают мерзкую улыбку.
— Рад слышать.
Алан пожимает плечами:
— Между нами говоря, мне и самому иногда хочется как следует ей врезать.
Глаза Стрита сужаются.
— В самом деле? — В голосе слышится сомнение.
— Ничего не могу с собой поделать. Я старой закалки. Там, где я вырос, женщины знали свое место. — Алан усмехается. — И это место подо мной. Не сверху меня, если ты понимаешь, о чем я говорю. — Он хмыкает. — Черт, мне то и дело приходится отвешивать оплеухи своей жене. Чтобы она помнила, где ее место.
Теперь он полностью завладел вниманием Стрита. Взгляд монстра полон удивления, желание в нем борется с сомнением. Он хочет, чтобы Алан действительно был таким, как кажется, и это желание быстро побеждает недоверие.
Дни резиновых шлангов и игр в доброго и злого копа остались в далеком прошлом. Уже существует целая наука допросов и интервью, надежно проверенная на практике. Это танец, базирующийся на психологии и требующий особого таланта вкупе с колоссальной наблюдательностью. Первый шаг всегда одинаков: «Установи взаимопонимание». Если бы Стрит любил рыбалку, Алан немедленно бы превратился в любителя-рыболова. Если бы он был фанатом оружия, Алан покорил бы его своими знаниями в этой области. Стрит же любит мучить женщин. Поэтому временно Алан тоже. И это срабатывает. Я видела, как такой метод действует на закоренелых преступников. Я также видела, как он действует на копов, знакомых с этим методом и умеющих им пользоваться. Такова уж природа человека.
— И что об этом говорит ФБР? — спрашивает Стрит.
 
Алан угрожающе наклоняется вперед:
— Она знает, что следует держать рот на замке.
Стрит кивает. Он явно под впечатлением сказанного.
— Так или иначе, — продолжает Алан, — вы вмазали Смоуки здорово. И другим мужикам тоже. По слухам, вы там продемонстрировали какое-то хитрое боевое искусство. Вы ведь преподаете, правильно?
— Правильно.
— Что именно?
— Вин-чун. Это вариант кунг-фу.
— Нет, правда? Настоящий Брюс Ли, верно? — Алан улыбается. — У меня черный пояс по карате.
Стрит окидывает Алана взглядом, оценивая его размеры:
— И делаете успехи? Серьезно занимаетесь? Или только для показухи?
— Я борюсь со спарринг-партнером два раза в неделю, ежедневно делаю каты, и так уже десять лет.
Я вопросительно смотрю на Барри.
— Алан не отличит удар в карате от пинка под зад, — улыбается Барри.
Стрит кивает. Небольшая демонстрация мужского уважения.
— Это правильно. Надо держаться в тонусе. Такой большой человек, как вы, может быть очень опасным.
Алан разводит руками, будто хочет сказать: «Я стараюсь».
— У меня иногда неплохо получается. А вы? Когда вы начали заниматься кунг-фу?
Стрит задумывается. Делает то, на что рассчитывал Алан, даже не подозревая об этом.
— Точно год не помню… Мне тогда было пять или шесть лет. Мы жили в Сан-Франциско.
Алан присвистывает:
— Давненько. Сколько в среднем требуется времени, чтобы человек с нуля стал хорошим бойцом?
Стрит размышляет:
— Трудно сказать. Зависит от человека. Но, как правило, лет пять.
Алан задает безобидные вопросы, чтобы создать базу. Он использует технику, которая называется «невролингвистическим интервью». Согласно этой технике задаются вопросы двух типов. Один тип вопросов заставляет что-то припомнить, второй — вынуждает проявить умственные способности. Алан одновременно изучает язык тела Стрита, замечает, какие в нем происходят изменения, когда он думает об информации или, наоборот, пытается что-то вспомнить. Прежде всего это видно по глазам, а у Стрита классические манеры. Если Алан просит его что-то вспомнить, например, когда он начал заниматься кунг-фу, Стрит смотрит вправо. Когда же он задает вопрос, требующий размышления, например, посчитать, сколько лет необходимо для обучения человека, Стрит смотрит вниз и влево. Теперь Алан знает, что если он попросит его что-то вспомнить, а он станет смотреть вниз и влево, то скорее всего соврет, потому что думает, а не вспоминает.
— Около пяти лет. Неплохо. — Алан машет рукой за своей спиной. Это оговоренный сигнал. Я реагирую и стучу по стеклу. Алан морщится: — Извините. Я на секунду.
Стрит не отвечает. Алан встает и выходит из комнаты. Через несколько секунд он присоединяется к нам.
— Он умеет держать себя в руках, — говорит он, — но он не знает ни шиша о языке тела и вообще о допросах. Я попытаюсь его подмять.
— Будь осторожен, — предупреждаю я. — Мы хотим, чтобы он привел нас к Джеку-младшему. Ты еще не знаешь, насколько верным подручным он может оказаться.
Алан смотрит на меня и качает головой:
— Это не важно. — Он поворачивается к Барри: — Ты папку приготовил?
— Вот она. — Барри протягивает ему папку с бумагами, которые либо не имеют никакого отношения к Стриту, либо вообще чистые. На обложке папки четко написано: «Роберт Стрит».
Папка — элементарный реквизит. Алан собирается изменить тон и темп допроса. Теперь это будет конфронтация. В нашем обществе папки ассоциируются с важной информацией, а тот факт, что эта папка распухла от документов, для Стрита будет означать, что у нас полно улик против него. Алан войдет и произнесет так называемое «утверждение о конфронтации». В такого рода допросах это самый главный момент, он может быть весьма драматичным. Некоторых подозреваемых такое утверждение настолько дестабилизирует, что они теряют сознание.