Пепел и пыль (СИ)

* * *
— Никого нет, — сообщает Нина, возвращаясь.
На поясе Никиты, спрятанном за длинным брезентовым пальто, висит пара трезубцев, и я замечаю, что Нина часто касается перемотанных красной кожей рукоятей кончиками пальцев. Не знаю, зачем; может проверяет, на месте ли оружие, а может прикидывает, как таким пользоваться.
То есть, Никита-то, конечно, в этом профи, но вот Нине, чтобы сориентироваться по его воспоминаниям, нужно время.
— Наверху, — добавляет Бен. — Аптека Марии слишком маленькая, чтобы вместить в себя ещё и лабораторию Христофа. Наверняка, там есть какой-нибудь подвал, или что-то вроде этого…
— Не знаю, как тебя, Слав, но меня умный Бен пугает, — произноси Нина, едва сдерживая смешок.
Бен кривит губы, и его лицо принимает «Больше ничего не скажу» выражение.
Аптека располагается в отдельном небольшом здании между съездом в сторону частной конюшни и молочной лавкой, от которой несёт одновременно кислыми сливками и коровьими экскрементами. Я морщусь и изредка прикладываю ладонь к лицу, вдыхая воздух сквозь пальцы в кожаных перчатках — защитники пользуются такими, чтобы не порезаться собственными ножами, но только на заданиях. Поэтому на пальцах Аполлинарии ранки, наложенные друг на друга, уже давно превратились в опоясывающие кольца серебряных шрамов.
— Кто-то должен остаться на шухере, — говорит Нина. — И это буду я.
— С чего это? — хмурится Бен.
— С того, что я вас старше, и, в случае чего, меня никто допрашивать не будет, на кой чёрт я тут околачиваюсь.
Сказав это, Нина хлопает Бена по плечу. У Никиты достаточно сил, чтобы Алексей пошатнулся и чуть не свалился с отсыревшего крыльца, цепляясь штаниной за неровный край деревяшки. Я успеваю подхватить Бена за подол пиджака и помочь ему выровняться.
— Тогда мне нужно оружие, — произносит Бен уверенно, словно только что чудом не избежал возможности разбить затылок.
Он тянет руку к поясу Никиты, но Нина успевает ударить его по ладони.
— Оружие? Я тебе сейчас даже столовую ложку не дала бы, побоявшись, что ты себя поранишь!
— Может, я и в теле хлюпика-хранителя, но я всё ещё Бен, и всё ещё могу надрать задницу даже тебе, несмотря на то, что ты здоровенный… злющий… инструктор…
С каждым сказанным словом голова Бена вжимается в плечи всё сильнее, потому как Нина подходит к нему всё ближе, нависая высокой и мощной тенью, отбрасываемой телом Никиты.
— Я поделюсь с ним своим, — встреваю я фигурально и буквально, когда протискиваюсь между Беном и Ниной. — У меня с собой есть лишний кинжал.
— Спасибо, — говорит Бен. — Хоть у кого-то после путешествия во времени осталось сердце.
Прежде чем мы проникаем в аптеку, Нина советует нам кричать, если понадобится помощь.
Дверь с пустующими металлическими петлями на месте замка открывает нам помещение запылённое и заплесневелое. Полки, банки, книги, вазы: всё покрыто толстым серым слоем пуха, и единственное, что выдаёт частого гостя — протёртая по деревянному полу добела дорожка от входа и до двери в противоположном углу.
Кто-то, видимо, не очень любит поднимать ноги во время ходьбы.
Бен рядом со мной вздрагивает всем телом.
— Сюда бы горничную, — шепчет он, пряча нос и губы в сгибе локтя.
Но это не помогает, и Бен чихает несколько раз подряд.
— Заткнись и смотри по сторонам, — шикаю я. — Здесь могут быть ловушки для незваных гостей вроде нас.
Бен опускает руки и глядит на меня с укором.
— Во-первых, если ты не забыла, мы пришли не для того, чтобы устроить Христофу вечеринку с сюрпризом, а чтобы его поймать и остановить. Так что какая нам разница, заметит ли он нас или нет? А во-вторых, ловушки? Мы в девятнадцатом веке. — Бен хлопает себя по карманам. — У нас даже наладонников или нарукавников нет. Я голым себя чувствую!
— Я видела тебя голым, можешь расслабиться, стыдиться там нечего, — бросаю я невзначай.
Прохожу дальше, осматриваю содержимое маленьких баночек, помеченных чёрными точками: от одной до пяти, в разных комбинациях и фигурах. И только когда огибаю прилавок и оказываюсь перед дверью, прокручиваю в голове собственные слова и заливаюсь краской.
 
— Я не это имела в виду, — произношу, не оборачиваясь. — Просто тогда… когда я Марка искала… Ну, ты помнишь.
Дверь не имеет ручки. Вместо этого в стене нет куска, и дверь можно легко подцепить и потянуть на себя, просунув руку в это отверстие.
— Не знаю, что ты там имела в виду, но у меня есть чувства, в конце концов. — Спиной ощущаю, что Бен подошёл совсем близко ко мне. — Я не только чертовски красив, сексуален и харизматичен, но ещё я личность, а потому хочу, чтобы меня не воспринимали лишь как кусок мяса!
Игнорируя Беновы возмущения, хватаюсь за дверь, тяну на себя. Едва успеваю придержать её с другой стороны, чтобы она не ударилась об стену. Впереди — скрытый полумраком и совсем крохотный коридор, который уже через два метра уходит вправо.
— Пойдёшь первым? — предлагаю я Бену.
В ответ мне доносится шелест одежды.
— Вот, держи, — вставая рядом, Бен протягивает мне фонарик.
Точнее, толстый металлический прямоугольник с голубой жидкостью, перетекающей за стеклом. Если бы этот предмет не излучал мягкий свет, я бы и не подумала, что это фонарь.
Проходим вперёд. За поворотом — обыкновенная спальная комната, большая и просторная, но очень тёмная: оба окна чем-то закрыты. Благодаря свету фонарика, я различаю кровать на железном каркасе, письменный стол и вазу с благоухающими живыми цветами.
— Здесь явно кто-то живёт, — подытоживает Бен все вертящиеся на моём собственном языке мысли.
— Странно только, что окна закрыты.
— Может, Христоф вампир?
Гляжу на Бена устало. Он, не обращая на меня внимания, продолжает осматривать комнату.
— Не похоже это на лабораторию, — говорит он, указывая сначала на украшенное рюшами покрывало, потом на висящий на стене портрет в тяжёлой форменной рамке. На нём я и задерживаю свой взгляд.
Маленькая девочка лет двух сидит на коленях у седовласого мужчины. За их спинами: мальчик, чьи кудрявые волосы беспорядочной копной торчат во все стороны, и женщина в круглых очках.
Подхожу ближе. Касаюсь пальцами лица мальчика и девочки. Они — как две капли воды.
— Христоф и Сью так похожи, — говорю я.
— Ну да, они же брат и сестра.
— Что ж, у меня есть брат, но мы с ним совершенно разные.
Я не хочу показаться грубой, но собственный голос разносится по помещению неким подобием рыка. Я не обижена и не расстроена, да и Бен в курсе, что Даня — приёмный. Вообще не знаю, зачем я это сказала… Само вырвалось.
— Полагаю, вся красота досталась Дане? — вместо того, чтобы спросить, с чего я такая резкая, произносит Бен.
Он пожимает плечами, и, словно пытаясь придать себе ещё больший вид расслабленности, упирается одной ладонью в стену, а вторую прячет в кармане.
Алексей — один из добрейших людей в штабе. Аполлинария знает это, потому что замечает то, на что не обращают внимания даже его друзья. Хорошо же эмоции Алексея промыли мозги Бену, раз он сам, вместо того, чтобы пуститься в очередную словесную перепалку, вдруг уводит мою собственную раздражительность в сторону шутки.
Или он лучше меня понимает, что у неё есть основа: причина, тянущаяся из мира, который мы оставили горящим в огне?
— Ты видел, как умерла Лия? — спрашиваю я в лоб.
Прямо как есть. Контролировать мысли, старательно избегая не дающей покоя темы, которая, так или иначе, во всём происходящем умудрялась находить ниточки, ведущие меня к ней, уже совсем не осталось сил.
— Что? — переспрашивает Бен.
Но он точно услышал, о чём я спросила. Помещение спальни крохотное, и наши голоса здесь — единственный источник звука. К тому же я вижу, как поменялось выражение лица Бена. Если бы через окна мог проникать свет с улицы, я бы наверняка заметила, что он побледнел.
— Ты был рядом, я помню. Ты должен был видеть, как она умерла, и кто её убил.